Я не потрудилась сказать ей, что поменялась бы местами в любой день. Я бы отдала все до последнего пенни, если бы это означало, что он выбрал меня, пока был здесь.

Почему он не выбрал меня?

— Справедливо? Мы бы остались ни с чем. — Грудь Веры вздымалась и опускалась от ее криков. — Что мы должны были делать?

— Работать.

— Я работала. — Вера расстегнула золотую сережку. — С пяти лет, воровала кошельки в торговых центрах. Больше никогда.

— Потому что ты перешла к убийству мужчин за их деньги.

— Ты не можешь видеть дальше своих привилегий. Ты не бросила школу в двенадцать лет, чтобы заработать деньги для мамы и братьев. Тебе никогда не приходилось продавать свое тело за пакет с продуктами. Работа? Я все это делала. Мое тело сделало все. — Она жестом указала на Регину и Табби. — Как, по-твоему, я оказалась с ними?

Я поверила ей.

Я верила ей, жалела ее и все равно — все равно — ненавидела.

Она не имела права убивать моего отца.

— Мама. — Регина топнула ботинком. — Ты сказала, что мой папа погиб на войне.

Табби почесала висок.

— Ты сказала, что мой папа утонул, спасая раненого дельфина.

Вера не обращала на них внимания, расстегивая вторую серьгу.

— Не успело мне исполниться и двадцати двух, как у меня появился малыш и еще один ребенок на подходе. Подгузники, молочные смеси, больничные счета. Я так устала от всего этого. А потом твой отец поселился по соседству с моим сутенером. Я поняла, что сорвала джекпот.

Она вложила в ладонь Табби серьги-обручи размером с бейсбольный мяч.

— У меня был назначен прием у акушера Регины, и я попросила его присмотреть за Табби. У меня была лихорадка, которая никак не проходила. Твой папа разрешил мне остаться у него. Он провел всю ночь без сна, присматривая за мной, пока лихорадка не спала. Через два месяца я переехала к нему насовсем.

Глаза Андраша не отрывались от Веры, приклеившись к ее губам, словно впервые услышав о ее прошлом.

— Мой сутенер переехал из соседнего дома, когда твой отец с ним расплатился. — Вера подалась вперед. — Хоть раз в жизни у меня было все. Двое детей. Дом. Горячий муж. А потом появилась ты. Такая нуждающаяся. Такая жадная до его времени. Всегда плакала, прося бутылочку или чтобы ее подержали.

— Я была ребенком. Я делала то, что делают дети.

— А как же Регина? Она тоже была совсем малышкой. Он даже осмелился попросить у меня грудное молоко для тебя. Ты даже не мой ребенок. — Она продолжала продвигаться ко мне, ее шаги были медленными и размеренными. — Как только он увидел тебя в той коробке, я поняла, что ты все испортила. Потому что то, как он смотрел на тебя… Табби, Регина и я получили его симпатию. У тебя была его любовь.

Я крепче вцепилась в Регину, осознав, как близко подошла Вера. Я видела, как в ее мертвых глазах плавают зеленые мушки.

— Чушь собачья. — Я покачала головой, отказываясь в это верить. — Отец выбрал тебя. Он отослал меня. Он…

— Очнись. Ты училась в эксклюзивной международной школе со всеми этими богатыми детьми, а он даже не мог позволить себе твое фехтовальное оборудование. Ты знаешь, что он копался в наших сбережениях? Он продал наши акции, залез в наш счет.

О, папа.

Как бы он ни был неправ, это все равно не давало Вере права причинять нам вред.

Я хотела, чтобы земля поглотила меня целиком. Чтобы меня похоронили под домом, пока он не сгниет.

— Это не оправдывает того, как ты со мной обращалась.

Я отпустила Регину, оттолкнув ее. Она рухнула в объятия Веры и зарыдала у нее на груди.

Я смотрела, как они обнимаются, и качала головой.

— Ты никогда не давала мне шанса. Ты никогда не любила меня.

Это вывело Веру из себя.

Она толкнула Регину в объятия Андраша и сократила расстояние между нами, оказавшись со мной лицом к лицу.

— Любила? — Она насмехалась. — По крайней мере, у тебя есть кто-то, кто о тебе позаботится. Ты заполучила миллиардера. Не притворяйся, что поймала бы нас без его помощи.

Может быть.

Но это не значит, что я не могу сражаться в собственных битвах.

— Я могу вести свои собственные войны. — Я выпрямилась во весь рост, глядя на Веру исподлобья. — Считай, что ты сидишь в первом ряду. Игра окончена, Вера. И Юджин тоже.

Андраш толкнул Регину в Табби, оттолкнув Веру локтем.

— Не впутывай в это моего сына.

Он схватил меня за руки, сотрясая все мое тело. В отличие от Веры, он превосходил меня в силе.

Я с воплем ударилась о стену. Острая, всепоглощающая боль пронзила мой позвоночник.

Телефон выпал из кармана и упал на ковер. На экране замигало приложение для записи. Я попыталась схватить его, боясь, что он увидит.

Но Андраш впился своим лицом в мое, и слюна окрашивала мою щеку с каждым его словом.

— Я не позволю тебе разрушить жизнь Юджина. Ты слышишь меня? С меня хватит твоего крестового похода.

Его руки поднялись к моим плечам, и он начал трясти меня. Мои кости превратились в желе.

Я пыталась бороться, используя свои быстрые ноги.

Я пиналась.

Наступала.

Скользила.

Ничего не помогало.

Андраш был в бешенстве. Совершенно без боли.

— Юджин не сделал ничего плохого. — Андраш затряс меня сильнее. — Твой отец был неудачником. Он не заслуживал Веру. Он не заслуживал ее девочек. Мне пришлось терпеть твое дерьмо два года подряд, чтобы ты больше не создавала проблем. Вера права. Ты — крыса. Рано или поздно ты прогрызешь себе путь к уничтожению.

У меня голова пошла кругом. Я уже давно перестала воспринимать его слова, дрейфуя в сознании. При каждом рывке мои кости стучали друг о друга.

Внезапно все прекратилось.

Я рухнула на ковер, едва обратив внимание на суматоху.

Сосредоточься, Фэр.

Резкий звук.

Что-то разбилось.

Все, что я знала, — это то, что я больше не барахтаюсь, как тряпичная кукла.

Затем голос Зака наполнил комнату, словно чистый кислород.

— Ты, блядь, трогал мою девочку? Большая ошибка.

Я моргнула, отгоняя помутнение, как раз вовремя, чтобы увидеть Андраша, летящего через всю комнату.

— Надеюсь, ты не против кремации, потому что от тебя ничего не останется, чтобы похоронить.

Табби закричала, прижавшись к моему пустому матрасу вместе с Верой и Региной. Андраш влетел о дальнюю стену. Он рухнул на пол, закрыв лицо кулаками.

Зак подошел к нему и ударил его ногой в живот, когда тот лежал в позе зародыша. Острые кончики мокасин Зака ломали кости Андраша по одному ребру за раз. Они хрустели, как костяшки пальцев, сопровождаемые агонизирующими криками Андраша.

— Ты!

Зак топнул ногой по его груди.

— Не можешь.

На этот раз ребро.

— Дотронуться.

Лодыжка.

— Ее.

Его горло.

— Если.

Его запястье.

— Ты.

И наконец, его лицо.

— Мертв.

Кровь хлынула из носа Андраша, разбрызгиваясь по ковру. На его голой груди виднелись пятна и первые признаки неприятных синяков.

Оливер ворвался в комнату, оттаскивая своего лучшего друга от моего бывшего тренера по фехтованию.

— Зак.

К нему присоединился Ром, прижимаясь к противоположному плечу.

— Господи Иисусе.

Андраш перестал говорить. Возможно, даже перестал дышать. Трудно было сказать. Он напоминал красный мешок с фасолью. Комок, который когда-то был человеком.

Стук.

Стук, стук.

Стук.

Я вздрогнула, прежде чем осознала, что звук исходит из моей груди. Сердце заколотилось в клетке.

Зак стряхнул с себя друзей, отмахиваясь от них, как от мух.

Он бросился ко мне и заключил меня в свои объятия.

— Где болит?

Везде.

Но я не думала, что Андраш выдержит еще одну порцию кулаков и ног Зака. Не то чтобы меня это волновало. Просто он не стоил тюремного заключения.

Зак прижал меня к своей груди. Мне хотелось раствориться в нем.

Я уткнулась носом в его кожу, вдыхая, не заботясь о том, что мои слова выходят неразборчивыми.