Чувство вины пронзило меня.

Я привел Тома в ее жизнь. Я убил ее мечту о фехтовании.

Плечи Фэрроу поникли, и она крепче обняла себя.

— Я даже не уверена, что Андраш продолжит со мной работать. Я была его шансом на олимпийское золото.

— Он уже связался с тобой?

Я взял ее телефон, пролистывая неприятные статьи. У этой истории были ноги, она набирала обороты по мере того, как мы разговаривали. О ней писали во всех новостных изданиях. Она была в тренде на всех платформах социальных сетей.

Не было ни единого шанса, что Андраш не видел этого. Если только он не взял длительный отпуск на Марсе.

Осьми покачала головой и повернулась ко мне лицом. По ее щекам текли настоящие слезы.

Ярость кипела в моих пятках, накаляя меня с ног до головы.

— Фэрроу, перестань плакать, — прорычал я.

Приказ размазался по стенам, как липкая смола.

Я не привык к такому. К… чувствам.

А с Фэрроу я чувствовал.

Все время, черт возьми.

Как ужасно неудобно. Я ненавидел это.

К моему ужасу, рыдания Фэр становились все громче.

Ее вопли впивались когтями в мою грудь, разрывая плоть в клочья.

— Ты не понимаешь. — Она упала на колени, наклонив голову, чтобы я не мог видеть ее лица. — Всю жизнь у меня не было ничего особенного. Ни семьи. Ни дома. У меня была одна вещь — мечта. Цель. Олимпийская трасса.

Ее тело вибрировало от рыданий.

— Я посвятила все свое существо этому моменту. Я мечтала об этом каждую ночь. Желала его каждое утро. Прочитала все книги, изучила все техники… — Она обхватила руками колени, уткнувшись в них лицом. — Без этой цели я больше не знаю, кто я.

Я подошел к ней и тоже опустился на ковер, обняв ее за плечи. Я даже не заметил, что теперь легко прикасаюсь к ней. Что я позволил ей лечь ко мне на колени — не для того, чтобы помочь себе, а чтобы помочь ей.

И мне захотелось прикасаться к ней снова. Часто.

— Послушай меня, Фэрроу. — Я подтолкнул ее подбородок кончиком пальца. — Фехтование — лишь один из многих слоев в тебе. Ты не сводишься к одной мечте. Ты боец. Бизнесвумен. Дочь. Моралист.

Ее глаза прижались ко мне, блестя от слез, как два отполированных сапфира.

Я закатил глаза.

— В какой-то степени приличный игрок в Го.

Она фыркнула, на ее губах заиграла крошечная ухмылка.

— Фехтование никогда не определяло тебя, Осьми. — Я смахнул слезы большим пальцем. — Оно дало тебе дом, когда ты в нем нуждалась.

Но теперь у тебя его нет.

У тебя есть мой.

Господи. Откуда это взялось?

Я прогнал эту мысль, как только она появилась, и схватил Фэрроу за плечи.

— Ты больше не беспомощный ребенок. Ты способная. Компетентна. Умопомрачительно умна. Скоро ты уничтожишь Веру. И она это знает. Сдать тебя прессе? Это проявление слабости. Она первая моргнула, Осьми.

Фэрроу упала на спину, схватившись за живот. Я нахмурился, гадая, что в моих словах показалось ей смешным.

Произошло нечто странное. Воздух из вентиляционного отверстия пощекотал мне ухо, и по шее пробежал холодок.

Это было… холодно?

Я не чувствовал холода уже много лет.

Я вообще ничего не чувствовал много лет. Это ощущение холода в то время, как Фэрроу испытывает все эмоции под солнцем, казалось мне кульминацией моего существования.

Фэрроу начала икать, но смогла остановиться на секунду, чтобы сказать:

— Кто бы мог подумать, что именно ты будешь выступать с ободряющей речью? — Она вцепилась в свою толстовку, ее плечи тряслись. — Серьезно, я уже несколько часов жду, когда Ари проснется.

Я поджал губы, не обращая внимания.

Но она все равно не могла перестать смеяться.

Я направился к двери, не торопясь, давая ей возможность остановить меня.

Она так и сделала.

— Подожди. — Снова хихиканье. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты можешь быть настоящим джентльменом, когда захочешь?

— Боже, нет. — Я повернулся, подняв на нее бровь. — И не говори остальным. Это больше не повторится.

— Зак?

— Да, Осьми?

— Расскажи мне что-нибудь интересное об осьминоге.

Мне не пришлось долго думать. Я хранил эти забавные факты в своем мозгу специально для нее, потому что знал, что ей они нравятся.

— Осьминоги — настолько умные, мозговитые существа, что, лишенные умственной стимуляции, они настолько расстраиваются, что прибегают к аутофагии и поедают свои собственные придатки.

Она моргнула и уставилась на меня, наклонив голову.

— Я спрошу еще раз — не могла бы я быть котенком?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты эффектная, умная и не такая, как все. Не клише.

Она поджала нижнюю губу, по щекам пополз восхитительный розовый цвет. Ее дыхание стало тяжелее.

Мы вступали на путь, который должен был закончиться полным разрушением.

— Зак? — снова спросила она.

— Да, Осьми? — ответил я.

— Что будет дальше?

— Для моего следующего поступка… — Я схватил ее за руку и помог подняться. — Я сожгу весь мир ради тебя.

ЗАК

Я нарушил протокол.

Протокол? Не вступать в контакт с людьми без крайней необходимости.

Достаточно просто.

И все же я обнаружил, что загнал Веру Баллантайн в угол в темном переулке, как мафиози в клише.

Я сказал себе, что она практически пригласила меня, поскольку выложила себя в сеть. Селфи с географическими метками, размещенные в трех разных социальных сетях, и резервные столики на имя каждой из ее непутевых дочерей.

Они решили поужинать в одном из этих ужасных ресторанов с путаницей жанров, которые сумели убедить влиятельных людей, что их еда не отстой. Такие, где под одной крышей подают суши, пад-тай и фо.

Я спрятался в узком проходе, ожидая, пока они закончат. Меньше всего мне хотелось попасть на страницы сплетен.

Примерно через час после моего прихода Регина и Табита остались в ресторане, пока их мать вышла на улицу, чтобы попросить парковщика подать ее "Мерседес".

Вера выскользнула в переулок, достав из сумочки от Гуччи сигарету.

Как только оранжевые угли ее раковой палочки засветились, я прижал кончик ножа к ее пояснице, все еще прячась в тени.

Она задыхалась, пытаясь повернуться.

— Что за…

Я еще глубже вогнал лезвие в ее спину, заставив ее тело удариться лицом о стену.

— Не нужно поворачиваться, Вера. Я хочу сегодня поужинать, а твое лицо — это рецептурный препарат для подавления аппетита.

Она задыхалась, впиваясь щекой в шершавые кирпичи.

— Закари Сан?

— Слушай внимательно. — Я проигнорировал ее вопрос, зная, что она меня не видит, особенно в темноте. — Твое существование сейчас доставляет мне ужасные неудобства. Прекрати возиться со своей падчерицей.

— Фэрроу? — Она откинулась назад, вспомнив о ноже. — Эта девчонка разрушила мою жизнь. Она пытается свалить меня…

— Я не просил рассказывать хронологию событий. Я дал тебе конкретные инструкции. Не смей с ней связываться. Ни сейчас. И не в будущем. Независимо от исхода вашего спора. — Я нацелил нож, дразня ее лезвием. — Фэрроу Баллантайн находится под моей защитой. Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, на что я способен.

Фэрроу выйдет из этого победителем, если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.

Мне нужно было убедиться, что Вера не нападет на нее после этого. Я не собирался задерживаться рядом со своей служанкой, чтобы выяснить это.

Вера снова попыталась повернуться, несколько секунд топая ногами.

— Ты не понимаешь.

На заднем плане парковщик спрашивал свою коллегу, куда она ушла.

Сигарета выпала из ее трясущихся пальцев на тротуар.

— Я останусь без гроша…

— Я понимаю. Прекрасно понимаю. Просто мне все равно. Фэрроу Баллантайн официально закрыта для тебя. Еще раз посягнешь на ее жизнь, и, уверяю тебя, я заберу твою.

— Ты никогда не убьешь меня. — Из ее горла вырвался жалкий смешок. Она снова попыталась вывернуться, но на этот раз я, потеряв терпение, изогнул нож у ее горла. — Ты не станешь рисковать своей жизнью ради этой белой дряни.