— Бельгийское пиво, — возразил он.

Я покачала головой.

— Извини, но сегодня ты будешь пить со мной.

— Прекрасно. — Он сжал рот в тонкую линию. — Что следующее в моей карте бинго? Поездка в Aldi и передозировка фентанила?

— Aldi — это дерьмо.

— Полагаю, "это" не произносится?

Несмотря на мой ужас перед его строгим образом жизни, я обнаружила, что смеюсь.

— О, и ты, кстати, платишь.

Он выглядел готовым к рвоте, его высокие скулы были бледными и острыми. Мое сердце подскочило к горлу.

Я была уверена, что он откажется.

После нескольких минут молчания он отодвинул сашими.

— Ладно. Мы будем есть пиццу.

— Я рада, что ты прозрел.

Он поднял палец.

— При одном условии.

Мое сердце заколотилось.

— При каком…?

Пожалуйста, скажи что-нибудь грязное, что я все равно хочу сделать.

— Никаких отвратительных начинок

— Только ананас.

— Особенно не ананас.

— Ты всегда так жестко ведешь переговоры?

— Нет. — Он погрузил руки в огромную чашу для мытья. — Обычно я не веду переговоров. Я просто беру то, что хочу.

— А что не так с ананасом?

— Ничего. — Он провел полотенцем по ладони. — Просто пицца не является его естественной средой обитания.

— А что же тогда?

— Мусорный бак.

Грубо.

— Ну, мне это нравится, и ты собираешься меня приспособить.

Эта идея, казалось, ужаснула его.

— Почему?

— Потому что ты хочешь, чтобы я приспособилась к твоим двенадцати дюймам.

— Это не двенадцать дюймов.

— Но чертовски близко.

— Ты анатомически создана для того, чтобы толкать двенадцатифунтового человека, — заметил он.

— Ты анатомически создан, чтобы съесть бромелиевый цветок.

Он покачал головой.

— Это ужасно.

— Добро пожаловать в мир ухаживаний, Закари.

— У меня возникает соблазн сделать резкий разворот. — Зак нажал кнопку на приборной панели. — Натали. Закажи нам большую пиццу с ананасами.

— И сыра побольше, — прошептала я, привстав на край сиденья и забыв о необходимости соблюдать дистанцию.

В его челюсти дернулся мускул. Его нога оттолкнулась, отбросив мой стул на полфута назад.

Я надулась.

Он вздохнул, но добавил:

— И дополнительный сыр.

— Мистер Сан? — Натали вздохнула. — Вам… нужна помощь?

— Очевидно, — проворчал он. — За это я тебе и плачу.

— Я имею в виду, вы… вы в порядке?

Ага. Это было настолько невероятно.

— Отнюдь нет. — Он бесстрастно посмотрел на меня и вздохнул. — Кто я есть, Натали, так это киска.

На следующий день я потащила Зака на обед в консерваторию.

Мне всегда хотелось там поесть, но я решила, что ему нужно немного времени, чтобы отдохнуть после всего этого инцидента с ожогом и прикосновением Эйлин.

Мы ели поке-боулы. Салат вместо риса и дополнительный огурец для него. Прогресс.

На следующий день мы погрызли бранзино на балконе.

На этот раз он позволил мне накормить его жареным картофелем. Он хмурился и все время жаловался на жир.

Но перед самым окончанием трапезы я заметила, как он проглотил еще одну картофелину.

А на следующий день я приготовила нам обоим бань ми тхит нуонг, полив сэндвичи дополнительным домашним айоли. Я даже засунула в них паштет, когда он не смотрел.

Я бросила салфетку на свою пустую тарелку и откинулась на спинку кресла.

— Какое твое любимое произведение искусства?

— У меня его нет.

— Серьезно? — Я бумерангом взлетела вверх. — Ты собираешь столько произведений искусства, и ни одно не является твоим любимым?

— Нет. Не все нужно сравнивать с чем-то другим.

— Но… — Я нахмурилась. — У каждого есть любимое произведение искусства.

— Даже у тебя?

— Да. — Телефон-омар.

У отца была копия, которую я выпрашивала. Вера продала его на аукционе через несколько недель после его смерти.

Зак сделал паузу, откусывая кусочек.

— Автор Дали?

Меня сводило с ума, насколько крошечными и размеренными были его укусы.

Тридцать два жевательных кусочка.

На мой кивок он изогнул бровь.

— Это, должно быть, твоим любимым.

— И что это значит?

Он не ответил мне, обхватив губами сэндвич.

Когда обеденный перерыв закончился, я еще раз проверила его тарелку. Он не оставил ни крошки.

Каждое утро я по полчаса бродила по территории, открывая все окна в поместье, чтобы впустить солнце. Так мистер Сан впервые в жизни почувствовал тепло.

Я отказывалась есть в тишине, постоянно рассказывая ему о своей жизни.

О матери, которой никогда не было. Об отце, который был, но я никогда не могла насытиться. Одиночество.

Сеул. Фехтование. Олимпийские мечты.

Как я скучала по прежней жизни. По той, в Азии, вдали от моих злых сводных сестер и мачехи.

Он сидел и слушал все это. Как будто ему приходилось терпеть человеческое общение.

Иногда, когда я смеялась, он отшатывался.

Закари Сан был почти человеком.

Чтобы исправить его, мне нужно было сделать его настоящим.

ФЭРРОУ

В ночь перед своим днем рождения я решила переночевать у Зака дома.

Похоже, я пристрастилась к маленьким поблажкам в его многочисленных гостевых комнатах. Раскинувшийся твердый матрас. Плюшевые подушки. Большой туалетный столик. Аромат свежих цветов и декоративных свечей доносился из каждого угла.

Шеф-повар следил за состоянием холодильника, и в последнее время в нем почему-то были продукты, которые я любила есть.

Зак предпочел меня самому себе, то прячась от меня, то спонтанно разыскивая.

Впервые за почти два года у меня был долгий, беспрерывный сон. Не было Веры, которая кричала бы на меня, чтобы я помыла посуду. Ни Табби и Регины, которые ныли, чтобы я приготовила завтрак.

Просто… покой.

Я проснулась в восхитительной тишине, моргая открытыми глазами.

Тебе двадцать три.

Поздравляю. Ты прожила еще один год.

К большому огорчению твоей так называемой семьи.

Я позволила себе двадцать три секунды, чтобы оплакать свою фехтовальную карьеру. У Валентины Веццали к этому возрасту было две олимпийские медали.

Каждый день мои биологические часы тикали. Возможно, это не имело значения. Появиться на соревнованиях было бы бессовестно.

Затем я щелкнула переносицей, пока не почувствовала запах, а потом две минуты убеждала себя, что мимо пронесся запах папиных фирменных блинчиков с конфетти.

Я скучала по ним.

Я скучала по нему.

И наконец, без всякой логической причины, я потянулась к своему телефону на тумбочке и проверила сообщения.

Разочарование защекотало мои слезные протоки, когда я открыла последние сообщения с папой и не обнаружила новых. Каждое утро в день рождения он оставлял мне длинное сообщение, полное утверждений.

К полудню я приходила в общежитие с корзиной, полной вкусностей.

Я перечитала его последние сообщения, хотя они уже были вписаны в мой мозг несмываемым маркером.

Папа:

Помнишь мисс Лангер?

Фэрроу:

Мою учительницу в первом классе?

Папа:

Это она.

Папа:

Она наконец-то вышла замуж. Я был на ее свадьбе вчера вечером.

Папа:

Их клятвы были идеальны. Даже торт был многоярусный.

Фэрроу:

Фу. Выбеливаю глаза.

Фэрроу:

Шутки про отца — самые ужасные.

Папа:

Мы немного поговорили о тебе.

Папа:

(Ладно, я хвастался тобой, а она вежливо слушала).

Папа:

Я так горжусь тобой, малышка. Не могу дождаться, когда увижу, как ты надерёшь задницу на соревнованиях в эти выходные.

Фэрроу:

На этот раз выбери место впереди.:(

Папа:

Обещаю.

Фэрроу:

Люблю тебя.

Папа:

Люблю тебя еще больше.