Сейчас.

— Ты можешь это сделать. — Звук открывающегося ящика заполнил пространство. — Я умею обращаться с ножом не хуже, чем с мечом. — Как по команде, что-то стукнуло. Как будто лезвие ударилось о дерево. — Потрахайся и узнаешь, Сан.

Несмотря на себя, я улыбнулся.

Она была армией одной женщины, и я восхищался этим.

Я прислонился плечом к двери.

— Вы выбросили обувь стоимостью пятьдесят тысяч долларов, юная леди.

Она зевнула.

— Ты попросил кого-то поставить их обратно в мою гардеробную.

— Откуда ты знаешь?

Неужели я настолько предсказуем?

На мой вопрос ответила тишина.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем она ответила с явной неохотой:

— Ты всегда заботишься обо мне.

— И все же ты сбежала.

— Сука, я вела машину. Да еще и с превышением скорости. Не надо так себя нахваливать.

— Открой.

— Закрой.

Я поборол улыбку.

— Расскажешь какой-нибудь забавный факт об осьминоге? — Я торговался.

Молчание.

Я воспринял это как подсказку.

Наконец-то.

— Осьминог выделяет чернила, когда ему угрожает опасность. Слизь и меланин затуманивают обоняние хищника, и ему становится трудно найти осьминога. — Я повернулся, снова упираясь лбом в дверь. — Но чернила настолько сильны, что если осьминог не выберется из своих собственных чернил, он может умереть.

Что ты делаешь, и когда ты успел стать Animal Блядь Planet?

Оливер и Ромео разбушевались бы, услышь они меня сейчас.

Тем не менее, я провел кончиком носа по растрескавшемуся дереву, шевеля губами.

— Иногда нужно рискнуть. Ты слишком много теряешь, прекращая все это, Осьми.

Это была мольба? Попрошайничество?

Я не знал. И мне было все равно.

На самом деле меня волновало только одно — чтобы эта женщина вернулась в мой дом.

Я подождал минуту, пока она заговорит.

Минута превратилась в две.

Потом в три.

Еще минута, и я поклялся, что выйду отсюда с фиолетово-розовой вмятиной посередине лба.

Наконец Фэрроу избавила меня от страданий.

— Ты мог бы рассказать мне о вечеринке по случаю помолвки.

Мои легкие опорожнились, ударившись о дерево.

Я сжал губы. Я никогда не объяснялся ни с кем, кроме мамы, и делать это сейчас было унизительно.

Фэрроу, конечно, была права.

Я мог бы.

И должен был.

— Я сглупил, — признался я.

Снова тишина.

Потом ответ.

— Что, что? — В ее словах я услышал намек на улыбку.

Маленькое дерьмо.

— Я сказал, что сглупил, — повторил я, теперь уже громче. — Я выбрал легкий путь, потому что не привык иметь дело с беспорядком. А у нас тут… бардак. — Мягко говоря. Я вздохнул, тяжело выдыхая. — И потому что у меня эмоциональный вкус как у овощной соломинки.

Ее хихиканье раздалось за дверью, и с моего сердца скатился десятитонный камень.

— Ты мне все равно не нравишься.

— Я могу тебе не нравиться, и тебе все равно будет нравиться, как мой член заполняет твою киску, Фэрроу. Ты можешь даже ненавидеть меня и наслаждаться тем, что тебя заваливают подарками и юридической помощью. — Я сжал в кулак ручку двери, зная, что она не откроется, но все равно желая этого. — Эта история с Эйлин не настоящая. У нее никогда не будет моих поцелуев. Моего обожания. Моего полного и всестороннего внимания. Она просто галочка в коробке. Она не представляет для тебя угрозы, как одинокая падающая звезда не представляет угрозы для солнца.

— Зак… — Голос прозвучал громче, но в то же время тише — ее голос раздался прямо за дверью. — Ты считаешь меня солнцем?

Нет. Ты — вся гребаная вселенная.

И это я ненавижу в тебе больше всего.

— Мы договорились. — Я прочистил горло, стараясь звучать прагматично. — И я выполню свою часть сделки. Я здесь.

— До каких пор?

— До самого конца.

Я затаил дыхание, ожидая, что дверь вот-вот откроется, но этого не произошло.

— Почему ты был ужасен со мной в мой день рождения? — Ее голос прошелся по моей коже, как бархат. Я практически чувствовал ее тепло, проникающее по ту сторону двери.

— Потому что, — признался я сквозь стиснутые зубы, — нам обоим нужно напоминание о том, что это всего лишь деловая сделка. Ты мне нравишься, Фэрроу. Больше, чем я могу сосчитать. Если мы не сделаем этого разделения… эта вещь может разорвать нас обоих. — Мои пальцы сжались в кулаки, и я прикусил костяшки, пуская кровь. — А теперь любезно открой дверь. У меня есть важная информация по твоему судебному делу, которой я хотел бы с тобой поделиться.

Наконец-то — наконец-то — дверь со скрипом открылась.

Я отступил назад, дыхание перехватило в горле, когда я увидел ее впервые за почти двадцать четыре часа.

Без макияжа. Волосы в беспорядке. В синих тренировочных штанах и футболке USA Fencing.

Простая. Непритязательная. Идеальная.

— Фэрроу. — Я подавился ее именем.

Соберись с мыслями, Зак.

Я тряхнул головой, избавляясь от чар, которые она на меня наложила, и придал своему лицу обычную черствую незаинтересованность.

— У меня есть новости.

Я проскочил мимо нее и вошел в ее комнату. Толчок удовольствия согрел мое плечо в том месте, где мы соприкоснулись.

Я ожидал, что крошечная комната будет наполнена индивидуальностью, как и ее хозяйка.

Вместо этого она казалась безликой. Только самая необходимая мебель. Никаких интимных вещей. Никаких фотографий. Ничего лишнего. Вообще ничего.

Это могла быть комната для гостей. Или камера пыток серийного убийцы.

Я поднял стопку папок, которые принес с собой, и положил их на ее тумбочку.

Ее глаза проследили за моими движениями.

— Что это?

— Брайан и Динн проверили записи в бюро. — Я открыл папку и достал из нее документ, испещренный подчеркиваниями, и протянул ей. — В завещании есть расхождение во времени.

Ее рот приоткрылся, пухлая нижняя губа умоляла, чтобы я забрал ее в рот и высосал до беспамятства.

Черт.

Я никогда в жизни не целовал женщину, но сейчас мне этого хотелось. Хотел почувствовать ее жар и язык, смешивающийся с моим. Чтобы мы слились в единое целое.

Фэрроу заправила прядь волос за ухо, ее глаза пробежались по тексту.

— Что это значит?

— Это значит, что исполненное завещание не совпадает с тем, которое было официально оформлено за три года до этого. — Я изучал ее лицо в поисках реакции. — Завещание Веры не имеет юридической силы.

По мере того как она читала, ее глаза становились все более блестящими, в них блестели слезы, которые она отказывалась проливать.

Что-то дикое поднялось в моей груди. Мне захотелось обнять ее. Прижать ее к себе. Укрыть ее от мира, который всегда ее подводил.

— Зак. — Она подняла голову и улыбнулась. — Это потрясающе. Это доказательство того, что Вера подделала завещание. Мы можем оспорить его.

— Пока нет. — Я вырвал лист из ее пальцев и положил его обратно в папку. — Дэн, Брайан и Динн хотят еще времени.

— Что? — Она улыбнулась. — Почему?

— Чем сильнее будет наше дело, тем легче будет его выиграть. Нам нужны хронология, неопровержимые доказательства, подробное описание того, как она это сделала, когда она это сделала и кто ей помогал. Нам нужно поговорить с одним из свидетелей по первоначальному завещанию. Мы не можем халтурить, Осьми. Оно должно быть пуленепробиваемым. Ты должна быть терпеливой.

— Уф. — Она бросилась ко мне, обхватила руками мою шею, ее губы целовали мою кожу, пока она говорила. — Но я не хочу быть терпеливой.

На секунду я застыл на месте, борясь с инстинктом отстраниться.

Какого черта, какого черта, какого черта.

Я захлопнула глаза, отсчитывая от десяти.

10, 9, 8…

Я приоткрыл глаз, понимая, что мне не хочется лить себе на голову кислоту.

7, 6…

Мои плечи откинулись назад, немного расслабившись, и я почувствовал ее прикосновение.

5, 4…

Я вдыхал носом, знакомясь с каждым восхитительным ароматом, исходящим от Фэрроу.