Тем более, у них сейчас положение гораздо жутче, чем у моряка какого-нибудь клипера. Узкое помещение, освещаемое только крохотной лампой-спиртовкой, да еще тускло светят два иллюминатора впереди, насколько серый утренний свет может пробиться к ним через толщу озерной воды. И вода, в отличие от тех самых моряков, у них ВОКРУГ, и между тобой и водой — тонкий железный лист. А для дыхания у тебя — только две трубки, которые уже не кажутся такими широкими, как в тот момент, когда ты находился СНАРУЖИ.

Только ваффенкнехт Зеебурга, носивший короткое, распространенное в этих краях, имя Фриц, спокойно стоял на своем месте, ожидая команды. Хотя медленно гулявшие под кожей лица желваки и пальцы, пощипывающие кончик длиной бороды, и говорили о том, что он тоже не так уж и спокоен.

Цайт и Ганс, Отто и Фриц — вот и вся команда первого в Белых землях подводного судна.

Больше самоубийц не нашлось.

Конструктор корабля, Вольдемар, душу его, Бирне, оказался клаустрофобом и наотрез отказался быть первым испытателям своей холерной лодки. Майер, отчаянный и лихой моряк, заявил, что запихнуть его внутрь этого чумного гроба смогут только мертвым. И вообще — ему фаранская гадалка предсказала, что он умрет под водой. На замечание Цайта, что предсказания фаранских гадалок такие же честные, как и фаранские товары, Майер отмахнулся, сказав, что Цайт ничего не смыслит ни в гадалках, ни в фаранах. Короче говоря — нет!

Понаблюдав за этими препирательствами, Цайт понял, что под водой поплывет он. Нет, ему тоже было страшно, жутко страшно, но… Если не он, то кто? И Цайт шагнул вперед и сказал: «Я».

Следом шагнул матрос Майера, Ганс, на молчаливый вопрос не менее молчаливо пожавший плечами.

На этом добровольцы кончились.

А выбор был не очень большой, матросы Майера, да те несколько зеебургцев, которых их властитель мог привлечь к строительству лодки, не опасаясь распространения тайны. Ни один из них не хотел лезть в железную душегубку. Даже по приказу. Даже за деньги. До угроз дело не дошло, да и любой бы понял, что тот, кого привлекли к сложному заданию угрозами — звено ненадежное, а дело и без того рискованное. Крайней рискованное. Может быть, даже — смертельно.

Майер смог уговорить еще и Отто. Драй Зеебург, отчаянно махнув рукой, криво усмехнулся и сказал: «Всю свою армию с вами отправляю!». После чего послал за ваффенкнехтом Фрицем. Который, судя по всему, по приказу господина готов был отправиться хоть в огонь, хоть в воду. Хоть под воду.

Стрелка манометра медленно ползла по циферблату, отмечая глубину погружения. Пока еще не доходя до красной черты, показывающей, что лодка окончательно скрылась под водой.

Три фута до полного погружения… Два фута… Один…

— Мы под водой, — сглотнул Цайт, слюна прокатилась по внезапно пересохшему горлу.

— Господи, спаси наши души, — прошептал Ганс.

Отто продолжал бормотать. Цайту на короткое время стало страшно: а если матрос сейчас не выдержит и сорвется в истерику? Четверо — минимальное количество, необходимое для движения лодки.

Внутри лодки темнело — она продолжала уходить под воду, света, проходящего через иллюминаторы, поступало все меньше и меньше. А погрузиться нужно было еще минимум футов на десять, чтобы судно как можно меньше было видно с поверхности воды и чтобы две высокие дыхательные трубки торчали над водой всего фута на два, не больше. Они, да еще смотровая трубка, призматический перископ, через которую можно было увидеть, в каком направлении плывет лодка…

— Перекрывай!

Вентили закрутились в обратную сторону, лодка по инерции прошла еще фут глубины… И замерла.

— Готовы! — крикнул Цайт в ближайшую дыхательную трубу.

Сейчас там, на поверхности — на поверхности… даже звучит страшно… — должны разобрать деревянный каркас-обманку, обмотать окончания труб тряпками, символизирующими комок водорослей, чтобы обмануть возможного наблюдателя. Хотя, надо признать, целеустремленно скачущие по волнам водоросли — зрелище не менее необычное, чем разрезающие воду непонятные трубы, но, по крайней мере, они не вызывают ассоциаций с чем-то рукотворным.

— Готово! — гулко прогудело из трубы.

Цайт вздохнул. А вот теперь — поехали…

Четверка подводников взялась за рукоятки колес, расположенных на стенах подводной лодки, налегли изо всех сил…

— Пошла… Пошла…

Медленно, медленно начали вращаться колеса, через систему шестерен передававших энергию на гребной вал.

Провернулся винт, сделал оборот… Еще один… Еще… Все быстрее и быстрее…

Подводная лодка, похожая на гигантскую щуку, стронулась с места и двинулась в свое первое путешествие.

4

Заполошный карась ткнулся в иллюминатор и исчез, вильнув куда-то вправо.

— Проваливай, а то под одеяло запихаем, — проворчал Цайт, напряженно глядя сквозь стекло и поворачивая луч фонаря.

В трактире Зеебурга, где ему почти сразу же предложили «зеебургских карасей в халате», юноше и объяснили, что это означает и чем отличается от «карася в халате». Как выяснилось — пивом. Карась под одеялом — это рыба, обмакнутая в кляр, жидкое тесто из муки, воды и яйца, и зажаренная на сковородке. А карась в халате — то же самое, только вместо воды в тесто идет пиво. Вкусно.

Понятное дело, Цайт не собирался вылавливать этого самого карася, чтобы жарить, просто, когда ты пытаешься высмотреть, достаточна ли глубина дна для прохода лодки, а тебе в глаза лезут всякие караси…

Нет, показалось. Дно не поднимается.

— Продолжаем.

Фриц и Отто послушно налегли на рукояти.

Набрав ход, лодка уже не требовала для вращения винта всех четырех членов команды, так что они крутили его по очереди, два через два. Скорость все равно увеличилась бы ненамного, зато они все вымотались бы.

Цайт сел прямо на пол, на деревянный настил, под которым лежали ящики с монетами — Бирне использовал груз, который нужно доставить, в качестве балласта — отхлебнул из фляжки, протянутой Гансом.

Всем хорошо подводное плаванье, вот только уж больно медленное. От острова до входа в реку — пятнадцать миль. А крейсерская скорость их славного корабля — три мили в час. Поэтому пугающее и завораживающее поначалу, их путешествие превратилось в скучное и выматывающее. Из развлечений — только караси в иллюминаторах, ну или стайка сигов сверкнет серебристыми бочками.

Цайт поднялся и шагнул к перископу. Приблизил глаза к окулярам…

— Холера!!!

Откуда они взялись?!

Время подводного похода специально было выбрано так, чтобы корабли Белого флота плавали в другой стороне озера. Или у моряков это как-то иначе называется…? Чума их порази, этих моряков, с их выдуманным языком, он не моряк, в конце концов, и вообще — сейчас не время об этом думать!

Прямо по курсу поднималась черная стена корабельного борта. Они могли пройти под днищем, осадка канонерок Белого флота — семь-восемь футов, а глубина их погружения — футов десять… Их, но не дыхательных трубок! Они сейчас врежутся в корабль, трубки сломаются и… И, пожалуй, всё. На корабле даже не поймут, что их ударило и уж точно не заметят медленно тонущей подводной лодки. Разве что удивятся фонтану пузырей…

Все это пронеслось в голове у Цайта за мгновение, пока он пытался понять, что делать. Затормозить — не успеют, большая инерция, свернуть — не смогут, лодка крайне неповоротлива, ее строили не для маневров, а для передвижения по прямой, остается…

— Ходу! Прибавьте ходу!

Он дернул тяги, уходящие внутрь дыхательных трубок, где-то там наверху лязгнули задвижки, закрывающие входные отверстия.

Господи, пронеси…

Цайт крутанул штурвалы рулей глубины.

Лодка клюнула носом и пошла вниз. В темноту.

Стрелка манометра дернулась и поползла вправо, показывая глубину погружения. Одиннадцать футов… Двенадцать… Пятнадцать… Двадцать…

Еще немного и стрелка ляжет на медный цилиндрик ограничителя. И останется только молиться — прочность конструкции дальше этой глубины конструктор не гарантировал. Зато демонстрация того, что может произойти с лодкой, на примере раздавленного куриного яйца была… наглядной.