Сверху, в гамаке над ними — мальчишка. На самом деле мальчишка, на год младше Ксавье, но выглядит еще моложе, маленький, худой, все лицо — одни огромные голубые глаза.

— Парень… Ты нас понимаешь?

Акцент. Он говорит с акцентом. Это важно, это кажется важным. В школе их учили различать акценты, но этот, хотя и кажется знакомым, пока опознать не получается.

— Он познакомился с «Черным Джеком», — хохотнул Громила, — После этого не каждый сможет вспомнить, как вообще разговаривать. Я после последнего раза чуть собственное имя не забыл.

Ксавье выпростал из-под одеяла руку и дотронулся до затылка. Болит. Голова обмотана повязкой. Попутно Ксавье выяснил еще одну вещь: он голый.

— Где… — надо же, получилось, — Где моя одежда?

— Мы выловили тебя из реки, парень, — усмехнулся Курильщик- а мастермесячная вода не пригодна для долгого купания. Так что пришлось тебя раздевать, вытирать, растирать и закутать в шерсть, чтобы не заболел. Бельишко твое сохнет на баке нашей лоханки, потому что запасных комплектов для упавших на голову гостей мы не держим.

— Белье?

— На тебе были только рубашка да кальсоны. Что, попался в лапки какой-то феи, которая подлила малиновой воды?

В реке. Они выловили его в реке, раздетым и с разбитым затылком. Фаль с сообщником скинули его в реку. Правильно, иначе не было смысла останавливаться именно на мосту — бросили на обочине и все. А так они швырнули тело в реку, потому что… Пока непонятно. Очень болит голова… Но ясно одно: это была ловушка именно на него. Иначе не было смысла плести такие кружева. Раздели, чтобы… что? Нельзя было опознать тело?

Письмо!

— У меня было с собой письмо?

Глупый вопрос. Оно лежало в мундире, а не в кальсонах.

— Ничего написанного, кроме той замечательной зверюги на твоей лопатке.

Ксавье закутался в одеяло и попытался сесть. Напрасно: только голова закружилась, пришлось откинуться обратно на подушку.

— Не вставай, — хмыкнул Громила, — Тебе, по-хорошему, еще пару деньков бы полежать, знатно приложили…

Так. Давайте все же определимся.

— Парни… — черт, уже словцо прицепилось, — Вы вообще кто?

«Парни» переглянулись. Курильщик пожал плечами:

— Меня кличут Макграт, я капитан этой лоханки… вернее, не капитан, как там у сухопутных зовут того, кто управляет речными лоханками… а, неважно. Зови меня капитан Макграт, не ошибешься. Это — моя команда. Вон тот малыш — Миллер, хотя все зовут его Киллером. Уж не знаю почему, добрее его не сыщешь во всем свете…

«Добрейшее существо» радостно осклабилось.

— …умник, что рядом с ним — Кэтсхилл, и мозги у него заплетены не хуже, чем буквы в его фамилии. Ну а сверху пялится на тебя наш малыш Крис. Вот такие мы парни. А ты-то кто?

Ксавье почти не услышал вопроса. В его голове наконец-то сложились вместе черные мундиры, форменные ботинки, Киллер, акцент… И сложившаяся картинка ему совершенно не понравилась. Вырваться наружу? Голышом, с разбитой головой, один против четырех, без оружия? Невозможно.

Остается только разговаривать, чтобы выяснить, как сложился тот абсурд, в котором он находится:

— Еще один вопрос. Последний. Откуда в Шнееланде взялись брумосские морские пехотинцы?

2

Ксавье ожидал любой реакции, кроме дружного хохота.

Отсмеявшись, капитан Макграт пояснил:

— Мы в бессрочном отпуске без уведомления командования.

В голове Ксавье провернулись шестеренки, выдавая перевод этой фразы на общечеловеческий.

— Вы что, дезертиры?

— Нет. «Дезертир» — гадкое слово. Мы — находящиеся в бессрочном отпуске без уведомления командования.

— Почему в Шнееланде?

— Потому что здесь не очень много брумосских моряков. И меньше вероятность того, что наше командование будет уведомлено о месте проведения нашего бессрочного отпуска.

Понятно. Дезертиры, которые скрываются от агентов Брумосского королевского флота. Или…

Или они врут. И ниоткуда не дезертировали, а по-прежнему состоят на службе, назвавшись дезертирами, чтобы втереться ему в доверие. Он уже поверил на слово одному «сотнику»… С другой стороны — не слишком ли сложная ловушка? С большей долей вероятности агент шнееландского короля отнесся бы к брумосцам с подозрением. Или это гешайтфалле? Но он, кажется, не показал себя настолько уж умным… В итоге подсовывать ему брумосцев, чтобы он подумал, что никто не станет подсовывать брумосцев — это все равно что переодеть агента тайной полиции в агента тайной полиции, потому что никто не подумает, что агент тайной полиции может быть переодет в агента тайной полиции…

Задача прежняя: не доверять, наблюдать, быть внимательным. Один раз уже попался, хватит…

— Так кто ты, парень?

Вот и что им сказать? Сказать правду? Рискованно. Не стоит выдавать тайны людям, которые могут работать на противника. Соврать? Но с трещащей головой складную легенду не придумать. Да и если они все же шпионы и знают, кто он такой — он будет выглядеть глупо.

Вывод? Полуправда.

— Я ехал в Штальштадт, чтобы поступить на службу. На меня напали, оглушили, ограбили.

— Как ты собирался туда попасть? Просто так туда даже гальюны чистить не возьмут. Мы спрашивали. Не про гальюны, конечно, а про работу.

— У меня было рекомендательное письмо.

— Повезло… Хотя нет. Не повезло. Сейчас-то у тебя нет этого письма.

— Ага.

— Что делать будешь? Можем отвезти, куда скажешь, нашей лоханке все равно, куда плыть. Как, собственно, и нам.

Куда плыть, куда плыть… Хороший вопрос. В Штальштадт соваться нет смысла: без формы, без письма, без денег… Возвращаться обратно в Бранд? «Простите, я тут ехал в Штальштадт, а меня ограбили, отняли форму, деньги, ваше письмо, дайте мне еще одно, я опять попытаюсь не обделаться…»

Лучше сдохнуть.

А тогда — куда? В бессрочный отпуск без уведомления командования? Назад домой, к брату под крыло, с поджатым хвостом?

Лучше сдохнуть.

— …нет, рабочих-то в Стальной город набирают, но брумосцам — без вариантов…

Погоди-ка… Что там болтает Капитан?

— Ты же говорил, что без письма…

Письмо!

Головная боль внезапно прошла, и Ксавье понял причину нападения на него. Не просто ограбить — забрать письмо. Потому что без необходимых документов в Шатльштадт пускают только рабочих, которых набирают вербовщики. А этих рабочих либо проверяют, либо — учитывая, что их требуются сотни и сойдешь с ума проверять каждого крючника, поденщика или молотобойца — держат какое-то время на особом контроле, не подпуская к ответственному производству. А кто будет проверять сотника Черной сотни?

«Из-за моей безалаберности в Штальштадт проник шпион!».

Вот с такой информацией уже не стыдно вернуться в Бранд. Или…

Ведь ему дали приказ — не возвращаться в Бранд с полезной информацией, а прибыть в Штальштадт и поступить в распоряжение. Причем срок прибытия — не оговаривался. Как и не было четко оговорено, в качестве кого он должен туда прибыть.

— А где, вы говорите, набирают рабочих в Стальной город?

3

— Вообще, по нашим морским традициям, замерзшего положено отогревать теплом тела. Но мы решили, что ты не настолько замерз. И не настолько красивый.

— Угу, — хмыкнул Ксавье, — Знаю я ваши брумосские морские традиции.

— Поклеп и наговоры. Плетки мы оставили на память нашему командиру, а приличного рома у вас днем с фонарем не сыщешь.

Ксавье застегнул ворот куртки, и надвинул на глаза шляпу с обвисшими полями. Посмотрел на себя в зеркальце. Оттуда на него взглянул задумчивый глаз. Один. Потому что зеркал крупнее на «Свит Хоум» не было. Да и это, смущаясь, протянул Малыш Крис.

Развеселая команда морских пехотинцев называла свое судно не иначе как «лоханка», «корыто», «калоша», однако Ксавье, присмотревшись к нему чуть повнимательнее, а также вспомнив некоторые уроки в школе Черной сотни, заподозрил, что в девичестве этот кораблик был канонерской лодкой Брумосского королевского флота и носил менее милое и более пафосное название.