— Нет, ждали, пока к нам явится мальчишка из Черной сотни и подаст эту замечательную идею! Они их находят!

— Значит, вам нужно замаскировать товар так, чтобы его просто не узнали при досмотре. Приняли за что-то другое, безобидное…

— Переодеть серебрянные слитки в рыбаков? — усмехнулся рыцарь. Пошарил рукой за креслом, достал бутылку вина, выдернул зубами и выплюнул пробку и сделал большой глоток.

— Подделать, — коротко сказал Цайт.

Рыцарь замер, вино пролилось тонкой струйкой ему на рубашку.

— Подделать… что? Серебро?

— Нет. «Подделать серебро» — означает, «сделать так, чтобы что-то дешевое приняли за серебро». А нам нужно наоборот — сделать так, чтобы серебро принимали за что-то дешевое.

— Это вообще возможно?

— О, поверьте мне, подделать возможно всё. Вам нужен всего лишь специалист по поделкам. Вам нужен…

Широкая улыбка блеснула на лице Цайта:

— …фаран.

2

В чем основная трудность провоза контрабандного серебра? В том, что его легко опознать. Да, его можно спрятать: между двойными шкурами отары овец, в выдолбленных тайниках оглоблей телег или лодочных весел, под кучей сена или в прессованных тюках того же сена, на дне бочек с вином… Спрятать можно. Но если уж его найдут таможенники — трудно будет доказать, что это не серебро. А ведь таможенники тоже не дураки, и в их распоряжении — тот же опыт столетий, что и у потомственных контрабандистов. Они — найдут.

Так может тогда его и не прятать вовсе?

Были попытки, еще века три назад, маскировать серебряные слитки под железные. Их красили темной краской, посыпали порошком ржавчины, даже иногда просто рисовали ржавые разводы… Некоторое время способ работал. Потом кто-то, то ли очень умный, то ли очень везучий, а, вероятнее всего — имеющий своих людей, просто провел острым концом таможенной пики по очередному слитку «железа». Провел, взглянул на светлый блеск царапины… И этот способ тоже оказался неподходящим.

Серебро легко узнать. Если его уже нашли.

Впоследствии, вот уже лет сто, наверное, контрабандисты обленились и перешли на способ «С и С». Если таможенник не хочет получить Серебро — он получит Сталь. Таможенники — тоже люди, которые хотят денег и не хотят умирать, так что давным-давно уже забыт способ, которым возили серебро через границу в 1637 году…

Что такое серебро? Светлый металл. И если вы увидите светлый металл, неважно, в слитках ли, в изделиях, в крошке — вы заподозрите серебро. Но что вы сделаете, если вы увидите черный камень, в котором нет ни крошки металла, хоть вы разотрите его в пыль? «Уголь» подумаете вы, если вы, конечно, не профессиональный углежог, но углежоги редко становятся таможенниками.

Как же можно превратить белое серебро в черный камень?

Можно.

Если переплавить серебро с пиритом, камнем, который еще именуют «золотом дураков», то получится штейн, черно-серый, грязный, пачкающийся камень, в котором ни одна живая душа не опознает серебро. Несмотря на то, что при обратной переплавке извлечь серебро не так уж и трудно, если знать — как, конечно. А если при первой переплавке сыпануть еще несколько добавок, то отличить куски штейна от каменного угля не возьмется даже, пожалуй, и углежог…

Забавно, правда? С помощью «золота дураков» можно одурачить того, кто ищет серебро.

3

— Это, конечно, замечательно… — заметил рыцарь Зеебурга. Они с Цайтом уже выбрались из тайных монетных мастерских, что прятались в подземельях под замком и пили вино в кабинете.

Вино, кстати, было не очень.

— …я уже даже представляю, как повезу свое серебро просто насыпью, под видом угля, разве что для приличия прикроем брезентом. А уж как таможенники Белого флота станут рыться в черных кусках угля, ища серебро и не подозревая, что они уже по самые уши в нем…

Драй Зеебург хохотнул:

— Да плесни ты в вино сахарного сиропа, эту ж кислую дрянь невозможно пить иначе! Так. Белый флот, конечно, заинтересуется, зачем мне столько угля, так что придется пустить слух, что для паровой машины, которую я ставлю для… ммм…

Цайт открыл было рот, но правитель Озерного рыцарства не зря был правителем.

— Для сушильни, — решительно хлопнул он ладонью по столу.

— Для сушильни? — непонимающим эхом откликнулся Цайт.

— Рыбу сушить.

— Зачем нужна паровая машина, чтобы сушить рыбу?!

— Что? А, да нет, это я успел передумать. Не нужна мне паровая машина, а вот печи для новой сушильни — ой как нужны. Завтра и начнем строить. Ты мне лучше скажи, не получится ли так, что этот секрет двухсотлетней давности уже всем известен, как секрет Кукена?

Кукеном называли персонажа комических сценок, пришедших в Белые земли из Лесса. Глупый и ленивый толстяк, которому изменяет жена. О чем знают все, кроме самого Кукена. Причем никто, собственно, от него не скрывает, просто каждый думает, что этот секрет известен каждому, вот никто этого Кукену и не рассказывает, зачем рассказывать то, что и так всем известно?

— Никто не знает, — покачал головой Цайт, — Того, кто придумал этот способ — сожгли на костре двести лет назад.

— Случайно не за колдовское превращение серебра в камень и обратно?

— Нет. За то, что он был фараном.

— Был фараном и…?

— И всё. В те времена этого было достаточно.

Да, дедушка Годфрид был фараном. Фараном, который не хотел уезжать из родной страны, даже когда она внезапно перестала быть родной. Когда очередной правитель решил, что недовольство народа нужно перенаправить на кого-то другого, пока этот самый народ не задумался, что в голоде и несчастьях, бесконечных войнах и непрекращающемся безденежье, виноват правитель, чей двор увлеченно набивает мошну деньгами, не задумываясь о тех, из чьих карманов эти самые деньги приходят.

Кто вообще задумывается о народе?

Но вот тот самый правитель был хитрее и подлее своих предшественников, он не стал ждать, пока его, по славной традиции, выкинут в окно собственного дворца. Раз не хочешь быть виноватым — найди поскорее того, кого можно обвинить во всем. А кто подходит на эту роль лучше, чем представители народа, живущего бок о бок с твоим? Чего это они какие-то не такие как мы, чего это они не хотят говорить на нашем языке, соблюдают какие-то свои непонятные традиции, стараются жить рядом со своими соплеменниками?

Ату их!

Фаранов объявили вне закона буквально в течение нескольких дней. Началась резня…

Цайт тихо скрипнул зубами. Не самая приятная была история, оставившая кровавую рану на душе фаранов, такую, что лишний раз ее расковыривать совсем и не хочется. Тем более что оно, это далекое прошлое, неожиданно стало настоящим для семьи Цайта.

4

Кто-то может спросить — зачем? Зачем так упорно цепляться за свои корни, за свою историю, за свой язык, за свои традиции? Откажись, выучи язык, на котором говорят все, брось свою церковь и начни ходить в чужую, откажись от своего прошлого и прославляй чужое… Ведь это же так просто, верно? А если не хочешь — уезжай, ведь тебя здесь никто не держит.

Забавно, но те, кто призывал фаранов отказаться от самих себя — никогда не отказался бы от СВОЕГО языка, от СВОЕЙ истории, от СВОИХ традиций. И никогда не уехал бы из страны, которую считает СВОЕЙ родиной.

5

Судно называлось «Вертлявая Гретхен». И было оно вовсе не вертлявым. Потому что от парового буксир трудно ожидать особой вертлявости.

Цайт задумчиво посмотрел на пыхтящий буксир, перевел взгляд на болтавшийся на носу судна бело-зеленый флаг, задумчиво посмотрел на капитана или, вернее, шкипера…

— Флаг Зонненталя, все верно, — кивнул шкипер.

Лет тридцати, с красным, обветренным лицом, вязаная шапка, брезентовая куртка, короткая борода, трубка в зубах. Звать Людвиг Майер.

Судя по блеснувшей в прищуренных глазах хитринке, шкипер ожидал вопроса, чего-то вроде «А почему не зеебургский флаг?». Но Цайт молча ухмыльнулся и такого удовольствия не доставил. И так понятно: Озерный рыцарь позиционирует себя как наследника древних традиций, для него повесить свой флаг на ПАРОВОЕ судно — немыслимо. Это только Цайт да немногие доверенные люди знают истинное положение дел, для большинства и даже для собственных подданных драй Зеебург — смешной и нелепый правитель крошечного государства, застрявший во временах Диких веков.