Кайл нашел возможность вставить слово:

– Сядь. Давайте будем цивилизованными. В конце концов, мы же семья. Или, как минимум, скоро станем деловыми партнерами.

Я обернулась к Лайзе, которая спряталась в свою ракушку.

– Какую сделку ты заключила с ним? Ты не можешь верить ни одному слову, которое слетает с его уст. Скажи мне, на что ты согласилась! – Я тряхнула ее за плечо. – Эй! Скажи мне!

Кайл ответил вместо нее:

– Я просто сказал ей, что с этого момента она может быть рядом с тобой. Что вы с ней можете жить вместе в поместье в Вермонте. Что ей не нужно больше оставаться одной.

– Как ты мог пообещать ей это? Этого никогда не случится. – Я взглянула на Дэйва. – Ты это знаешь. Скажи ему. Это прописано в завещании Евы.

Кайл покачал головой:

– Завещание недействительно. Или, по крайней мере, может быть признано таковым.

Я перевела взгляд с него на Дейва и на свою сестру, которая еще дальше отошла от реальности. Мне нужно было вытащить ее отсюда, но, если мы собирались избежать проблем, нам нужно было действовать сообща. Она должна была мне помочь.

– Меня не волнует завещание, – сказала я Кайлу. – Я знаю, что ты убийца, трусливый мудак, который позволил двум людям сесть в тюрьму за то, что сделал ты. Ты убил мою настоящую мать вместе с бесчисленным множеством других женщин. – Я уставилась на него, и весь ужас его действий стал очевиден. – Ты убил Эми. Похитил ее, пытал. Преследовал меня. Я знаю, что это ты написал «маленький красный домик» на бумаге в закусочной, ты подложил змею в мой дом…

– Ты знаешь гораздо больше. – Голос Кайла был пугающе мягким. Он встал и подошел к тому месту, где сидела я. – Думай, Ана. Думай.

Я покачала головой. Лайза начала всхлипывать.

– Ана. – Он резко произнес это имя, и я подняла глаза. Мягко, почти с любовью, он сказал: – Ты помнишь ту ночь? Я понимаю, это было давно, но…

В очередной раз я почувствовала, как воспоминания распирают меня изнутри, будто тянутся к свету. Беспорядочный, приводящий в бешенство калейдоскоп разрозненных мыслей и фраз. Под хаосом, под вспышками сознания скрывалась правда. Будь то двухголовый монстр или ангел возрождения, я верила, что истина освободит меня.

– Помоги мне вспомнить, – попросила я.

– Уверена?

Я снова взглянула на свою сестру-близнеца, которая раскачивалась взад-вперед, обхватив колени руками.

– Да.

Почему мужчины испытывают потребность обладать красотой? Почему недостаточно просто восхищаться ею, ценить, признавать ее? Почему всегда должна быть игра, соревнование? Завоевание. Охотник и добыча – крупная дичь. Рыбак и улов. Коллекционер и предмет искусства. Сутенер и проститутка.

И почему худшие из людей чувствуют потребность не только обладать красотой, но и разрушать ее?

Кайл задавал эти вопросы, когда мы сидели в моей гостиной, как будто в подвале дома не было мертвых тел и почти коматозного мужчины. Как будто мы с сестрой были его любящими дочерями, а не заложницами. Я наблюдала, как шевелятся его губы, очарованная его эгоцентризмом, его полным непониманием того, насколько все это ненормально. Дьявольски ненормально!

Кайл продолжал:

– Остановись и спроси себя, Ана, почему мужчины так поступают. Что ими движет? Является ли причиной этого больной рассудок, как многие психоаналитики хотели бы нам всем внушить? Или, может быть, это просто потому, что они могут?

– Ну, ты-то точно можешь.

Он откинулся на спинку стула, скрестив ноги.

– Ах, но почему? И не только мужчины… некоторые женщины тоже.

– Не уверена, что меня волнует, почему это так.

Кайл улыбнулся.

– Это был ответ, который дала бы твоя мать. Ей никогда не были любопытны причины происходящего, что, к сожалению, иногда приводило меня в замешательство. Я сожалею об этом.

– Я не думала, что социопаты могут испытывать сожаление.

Кайл рассмеялся.

– Едва ли я считаю себя социопатом! Иногда я испытываю сожаление, даже стыд. И хотя я ценю Джека. – Он взглянул на Дэйва. – Я встречал только одного человека, который соответствовал моему… голоду.

– Ева?

– Келси, дочь Евы. Она была славной девушкой. Интеллигентная, великолепная, злобная и очень умная. Она была единственной девушкой, которая когда-либо бросала мне вызов, и я боюсь, что позволил ей взять надо мной верх.

– Что это значит?

– Это значит, что я позволял ей определенные вольности, определенные свободы. Я спрашивал себя, почему. Снова и снова, все эти годы. Видишь ли, все было бы совсем иначе, если бы я сделал другой выбор. Полагаю, простой ответ заключается в том, что она меня забавляла. Живой она была гораздо привлекательней, чем мертвой, так что я сдался. В конце концов я увидел, что ей нравятся аспекты этой игры так же, как и мне. – Глаза Кайла заблестели. – Идеально вылепленная шея. Особый, выразительный взгляд. Восхитительно тугое влагалище. – Он обратил на меня свои сверкающие глаза. – Ей понравилась ментальная часть этого. Как кошка мучает мышь перед убийством, Келси любила насмехаться и дразнить, в одну минуту мило, а в следующую жестоко. – Он улыбнулся. – Мы были парой, были вместе, и я наслаждался партнерством почти так же сильно, как и ее страданиями.

Милая в одну минуту, жестокая в следующую. Светлые волосы, красные губы. Красный шар над неспокойным морем.

– Ты больной ублюдок. – Я выплюнула эти слова.

Лайза снова всхлипнула. Ее глаза стали пустыми, рот приоткрылся. Помнила ли она то, чего не могла вспомнить я?

– Я решил, что этого дома достаточно, дабы вызвать у тебя воспоминания, – сказал Кайл. – Когда Джек сказал мне, что Ева оставила его тебе, я не на шутку разволновался. Она, разумеется, знала, что этот дом имеет для меня значение. Она знала, что я найду тебя здесь.

Она знала, но я это уже давно поняла. Пока Ева была занята поисками Кайла, он уже нашел ее, поместил шпиона в ее дом. Если бы я не была так скручена внутри, я, возможно, оценила бы его хитрость. Однако тот факт, что я была здесь, означал, что даже после своей смерти Ева подняла ставки: все происходящее было результатом ее замысла. И полного отсутствия у нее чувств ко мне или Лайзе. Она жаждала отомстить Кайлу, но ничуть не меньше она хотела причинить боль нам.

Я смотрела, как Лайза раскачивается взад-вперед, моя бедная, чувствительная, ранимая сестра. Я закрыла глаза, подумала о красном шаре, волнах, руке, которая держала ее под водой. Руке, которая держала меня под водой. Что все это значило?

Зовите меня мамой.

Зовите меня Евой.

Красный разрез рта. Красная дверь. Два красных провода.

Я знала, что эти воспоминания были связаны с Корфу. Я помнила Ионическое море, яркие закаты и рассветы моего детства. Но рука, провода, рот… Не провода – спички. Спички. Огонь. Дым.

Кайл сказал:

– Думай, Ана.

Молодой рот, красный, искривленный и злой. Молодая женщина, жестоко смеющаяся. Молодая женщина, пинающая тело. Моя мамочка мертвая на полу. Спички, огонь. Молодая женщина погружает голову Лайзы под воду. Зовите меня Евой. Молодая женщина забирает моего котенка. Молодая женщина отсылает меня прочь.

Молодая женщина. Молодая женщина, которую я знала.

Я вскочила, побежала в спальню и принялась рыться в своих ящиках в поисках браслета, который сняла со скелета в подвале. Я нашла его под своими футболками, перевернула его, поднесла к свету обратной стороной. Вот они: инициалы Е.Ф.

Е.Ф.

Ева Фостер.

То не кости Келси были похороненные в подвале маленького красного домика. То была Ева. Настоящая Ева Фостер.

Она почувствовала холодный металл у своего виска, в то же время его грудь прижалась к ее спине. Кайл был невысоким мужчиной, но до сих пор она не замечала, насколько он мал. Его грудь идеально прилегала к изгибу ее позвоночника, его хрупкая фигура дополняла ее собственную. И такой маленький человечек победил Келси? Кто бы мог подумать, что это возможно?