– Никаких игр. – Он поднял руки. – Я обещаю. Я просто приготовил тебе кое-что, вот и все. Иди посмотри.
Неохотно я последовала за ним наружу, в ночь, предварительно заперев за собой дверь. У койота теперь были друзья, и стая принялась выть на лужайке за домом. По моему телу пробежал холодок, и я обхватила себя руками, чтобы согреться.
Джет повел меня в мастерскую. Внутри он включил свет и указал на центр комнаты, где на забрызганном краской брезенте стоял простой письменный стол. Он был изготовлен из кудрявого клена, и замысловатость дерева определяла его красоту.
– Для тебя. Подарок на новоселье. – Он одарил меня кривой усмешкой, от которой на щеках появились глубокие ямочки. – И в качестве извинений – за крест и за удар Оливера по твоей голове.
Я уставилась на стол, не зная, что ответить. Люди редко делали приятные вещи ни с того ни с сего, и уж точно не для меня. Я не была уверена, уменьшило ли это часть моего недоверия – или усилило его.
Джет положил сильную руку на один край.
– Мне нужно нанести на него несколько слоев полироли, и тогда он будет готов.
– Он прекрасен.
– Я рад, что тебе понравилось. – Джет сделал шаг назад, изучая меня. Загар и борода придавали ему ковбойский шарм. Я могла себе представить, что женщины находят его привлекательным, и потому отвела глаза, чтобы избежать его взгляда. В нем было что-то животное и голодное, и я не хотела признавать, что это затронуло голодную часть меня.
– Мне нужно идти.
Я повернулась, однако почувствовала его руку на своем плече.
– Оливер только что позвонил мне. Говорит, что ты заходила. Хочешь поговорить об этом?
– Не думаю.
– Он не тот человек, с которым можно связываться, Конни. Он и его брат немного… психически неуравновешенны.
Насколько неуравновешенны? Я задумалась.
– Ну, он все равно не стал со мной разговаривать. А его брат… Я видела, как он играл с ножом на днях, наблюдая за мной.
– Рэймонд в основном безвреден. Существует на ментальном уровне двенадцатилетнего ребенка, насколько я могу судить. Вот Оливер… – Джет постучал себя по голове. – Умный, в некотором смысле проницательный. Просто держись подальше от их владений.
Я собиралась сказать Джету, что разговаривала с Альберто и знаю, что Оливер нашел тело Эсмеральды, но остановила себя. Чем меньше будет известно Джету, тем лучше.
– Тебе нужно быть осторожной, – сказал Джет. – Нихла – не самое дружелюбное место, когда дело касается незнакомцев.
– Слышала уже. Особенно незнакомых женщин?
Глаза Джета сузились.
– Особенно незнакомых женщин. – Он посмотрел в сторону моего дома. – Ты уже ела?
– Пока нет.
– Я приготовил кассуле[14]. Хочешь присоединиться ко мне?
Я ухмыльнулась.
– Какая изысканная еда для ковбоя!
Он пожал плечами.
– Оливер зарезал свинью, дал мне несколько кусков. – Еще одна кривая усмешка. – Поверь, я довольно неплохо готовлю.
Меня соблазнило это предложение – хотя бы потому, что я умирала с голоду и уже несколько недель не ела дома ничего, кроме консервов. Но я отказалась. Не стоит играть ему на руку – или на руку Еве, что бы эти руки ни замышляли.
Джет выглядел разочарованным.
– Дай мне знать, если передумаешь. У меня много.
– Спасибо, но я не буду.
Джет придержал дверь мастерской, позволяя мне выйти первой. Снаружи небесная топка превратилась в неземной купол из звезд. Он поднял глаза.
– Красиво, да? Это никогда не надоест.
– Это уже что-то. – Я направилась к дому.
Джет включил фонарик и направил его мимо меня.
– Знаешь, ты странная девушка, – сказал он.
– Другие говорят то же самое.
– Не то, чего я ожидал.
Я заглотила наживку.
– А чего ты ожидал, Джет?
– Поешь со мной, и я тебе расскажу.
Я направилась к своему дому, избегая света от его фонарика.
– Меня не так уж интересует твое мнение.
– Хорошо-хорошо, раз тебе так не терпится узнать, я расскажу тебе, – крикнул он. – Я думал, ты будешь избалованной. Фифа, которая не может сама завязать шнурки без помощи дворецкого.
Я резко обернулась.
– Почему, черт возьми, ты это предположил?
– Ева казалась властной, почти злобной. Я полагал, что ты будешь такой же и что эта маленькая… сделка… должна была преподать тебе урок. Ну, типа «Как жить в суровом мире в одиночку», что-то в этом роде. – Он покачал головой. – Но я вижу, ты уже знаешь, как это делать. Ты привела дом в порядок, нашла работу. – Он провел рукой по волосам, скрестил руки на груди. – Скажи мне, Констанс Фостер, если Ева не хотела учить тебя, как быть самодостаточной, тогда к чему эти правила? Чему ты должна научиться здесь, в Нихле?
– Я понятия не имею, честное слово.
– Дом действительно всего лишь наследство?
– Ева ненавидела меня.
Он выключил фонарик.
– Она никогда не говорила, что ненавидит тебя.
Я откинула голову назад и рассмеялась. Смех прозвучал безумно даже для меня.
– Она бы никогда этого не сказала. Это было не в ее стиле. Она нашла бы какой-нибудь пассивно-агрессивный или откровенно жестокий способ донести свою точку зрения.
– Похоже, она была ужасной матерью.
Это сочувствие или насмешка в его тоне? Я не была уверена.
– Знаешь, почему я не могу есть с тобой, Джет? Потому что я никогда не узнаю, зачем ты меня пригласил. Может, ты последовал сценарию Евы? Может, она заплатила тебе за то, чтобы ты был добр ко мне? Или, может быть, она велела тебе отравить мою еду. Или соблазнить меня. – Я наблюдала за ним, пока говорила, но не могла прочитать выражение его лица в темном дворе. – Мне трудно поверить, будто существует что-то настоящее.
– Даже дружба?
Я посмотрела на свои ноги.
– Особенно дружба.
– Какой печальный способ жить…
Ага, расскажи мне об этом.
Глава двадцать шестая
Констанс Фостер
Нихла, Нью-Мехико – наши дни
– Три яйца всмятку, – рявкнула Мануэла. – И на этот раз сделай их мягче, любимая. Мягко, как у Пэм Андерсон после детского рок-концерта.
Я улыбнулась отсылке. Иногда я забывала, что Мануэла почти вдвое старше меня.
– Поняла.
Хозяйка взглянула на меня с другого конца кухни. Она учила меня готовить и позволяла возиться со сковородкой, когда у нас было всего несколько посетителей. Однако сегодня утром все валилось из рук. Подгоревший бекон, недоваренные яйца, расплавленный сыр. Нам уже вернули два заказа. Мануэла была терпелива, но я знала, что даже ее терпение не бесконечно.
– Что на тебя нашло? Обычно ты в ответ вворачиваешь мне какое-нибудь утомительное сравнение вроде этого. Пэм Андерсон? А ты говоришь: «Поняла»? С тобой что-то не так, дорогая, но я не пойму, что именно. – Она подошла ближе, наклонилась и заглянула мне в глаза. – Ты заболела?
Я улыбнулась.
– Нет, порядок. – Я вылила на сковородку три круглые порции теста для блинчиков. – Просто озадачена.
– Расскажи мне о нем.
Я рассмеялась.
– С чего ты решила, что дело «в нем»? Я живу в доме с ванной в спальне, холодильником, который я не могу заставить себя открыть, и страшным смотрителем на заднем дворе. «Его» определенно нет.
Тонкие брови Мануэлы взлетели вверх.
– Страшный смотритель?
– Он шел в довесок к имуществу. Я ему не доверяю и не могу от него избавиться.
– У него есть досье?
– Насколько я знаю, нет.
Кто-то позвал Мануэлу из зала. Она взяла свежий блокнот для заказов и протараторила:
– Так выясни. Сделай проверку биографических данных. Тебе не нужны такие хлопоты на собственном заднем дворе. Немного денег и хороший частный детектив или юрист – и ты сможешь раскопать то, что тебе нужно.
Конечно, она была права. У меня не было денег, но кое у кого другого они были.
После завала на обеде я позвонила Лайзе. Она не ответила, но перезвонила мне через пять минут.