– Прекрати! Бекки здесь нет.

– Это Констанс Фостер, мистер Смит. Мы можем поговорить?

– Кто, черт возьми, такая Констанс Фостер?

– Ты прекрасно знаешь кто. – Я немного подождала. – Дочь Флоры.

Еще один кашель с мокротой.

– Уходи.

В его голосе было меньше яда.

– Мне нужно поговорить.

– Нет.

– Маленький красный домик на Мэд-Дог. Подвал. Пожалуйста. – Я сделала глубокий вдох. – Все так и оказалось.

– Иди в сад, – сказал он наконец. – К черному ходу. Она всегда оставляет его открытым.

Задняя дверь действительно была открыта, хотя мне пришлось перелезть через запертую садовую калитку, чтобы добраться до нее. В доме не было света, запах кошачьей мочи перебивался дезинфицирующим средством и стойким запахом колбасы. Я нашла Джосайю в его глубоком кресле, с головой, откинутой на потертый велюр.

– Джосайя. – Я включила лампу и присела на корточки рядом с его креслом.

– Расскажи, что ты нашла. – Он открыл свои водянистые глаза. Его кожа и белки глаз были желтыми. Он хрипло кашлянул, вытер рот тыльной стороной ладони и повторил: – Расскажи мне.

– Кости. В подвале.

– Я так и знал. – В его голосе звучало торжество. – Сколько их?

– Не знаю. Я раскопала достаточно, чтобы заметить… кое-что. Там одни кости, только кости. Как будто с них предварительно сняли плоть.

– Что будешь делать?

– Я… не знаю. Я не могу доверять копам.

– Не можешь.

– Кто это сделал?

– Ты еще не поняла?

– Флора?

– Она была такой же жертвой, как и другие.

– Тогда не знаю. – Я подалась вперед. – Но ты знаешь. Скажи мне, Джосайя. Очисти совесть.

Старик фыркнул, едва оторвав голову от кресла.

– Ты думаешь, если я расскажу, это очистит мою совесть? Я уже говорил раньше и готов повторить снова. Жизнь сложна. Я сожалею только о том, что, пока эти два подонка гнили в тюрьме, тела оставались спрятанными, и родители не получили ответа на вопрос, что случилось с их дочерями.

– Это не должно было так закончиться!

– О, но это так! Как думаешь, что бы произошло, если бы я подал в суд на одного из самых влиятельных людей в городе? Думаешь, другие поддержали бы меня? Там, откуда ты родом, все может обстоять по-другому, но здесь семья имеет значение. Связи имеют значение. Лояльность имеет значение. – Он закашлялся, и капли слюны полетели у него изо рта. – Я, честно говоря, никогда не был абсолютно уверен в том, кто это сделал. А кроме всего прочего, иногда приходится заключать сделку с дьяволом.

Я подумала о досках объявлений и новостных статьях Евы, о том факте, что Кайл Саммерс исчез после смерти Флоры.

– Ты знал, кто это сделал. Фактически в обмен на закрытие дел в Нихле убийца согласился уехать. – Когда Джосайя не ответил, я продолжила: – Знаешь, что еще удержало бы его подальше от Нихлы? Тюрьма.

– Сомневаюсь. Мое дело было бы свернуто. Он бы остался в городе. Я – это одно, но другие-то были готовы заигрывать с правилами…

– И под «заигрывать» ты подразумеваешь ложь и подделку улик?

Смит вздрогнул.

– Как я уже сказал, у него было влияние.

– У кого? – Когда он не ответил, я процедила: – Сейчас у тебя есть шанс все исправить. Кто тот человек, о котором ты говоришь? Кайл Саммерс?

Джосайя снова одарил меня своей раздражающей полуулыбкой. Даже сейчас, когда его тело было искалечено болезнью, а разум затуманен чувством вины, он был обязан убийце.

– Ты – гребаный придурок, ты знаешь это?! У тебя есть шанс спасти жизни! Забудь о сожалениях. Теперь можно реально изменить ситуацию. Тогда, по-видимому, весь город, включая тебя, стоял в стороне, пока этот мудак держал его в заложниках…

– Не весь.

– О! И кто же? У кого были яйца, чтобы противостоять ему?

Смит закрыл глаза.

– Спроси себя, кто пострадал.

– Женщины, которые были убиты, несомненно, страдали.

– Не будь дурой! Спроси себя, кто пострадал от Нихлы. И найдешь связь.

Джосайя встретился со мной взглядом своих слезящихся, пожелтевших глаз. Я видела раздражение, гнев, веселье… Монстр. Возможно, не такой, каким был убийца, но тем не менее – монстр.

Он сказал:

– Спроси, кто пострадал самым ужасным образом, Констанс, и ты поймешь, кто променял жизнь любимого человека на шанс облегчить свою совесть. Ты поймешь, почему город хранил молчание. – Он закрыл глаза. – Почему я хранил молчание.

До больницы было почти тридцать миль, и я поехала туда на максимальной скорости. Мне нужно было увидеть Джеймса. Медсестра на стойке регистрации отказалась дать мне номер его палаты даже после того, как я солгала, сообщив ей, что я его невеста.

– Позвоните в полицейский участок, – сказала она. – Я не имею права.

По крайней мере я узнала, что он все еще жив.

Офицер в форме прошел через вестибюль, когда я уже собиралась уходить. Он был старше и полноват, и я узнала в нем полицейского, который расследовал дело бывшего парня Мануэлы в закусочной. Пока секретарша помогала кому-то еще, я спряталась в крошечном сувенирном магазинчике, а затем последовала за полицейским на расстоянии. Он нажал кнопку четвертого этажа. Я побежала к лестнице и поднялась, затем убедилась, что он уже прошел через холл, прежде чем выйти самой.

Коридор был тускло освещен, пол выложен серыми виниловыми плитками с потертыми краями. Я ненавидела больницы: с тех пор, как Лайза пережила ожоги, я боялась врачей, боялась безнадежной потери контроля, которую представляли больницы. Тем не менее я пошла по коридору на звук мужского разговора за приоткрытой дверью кабинета. Я стояла, прислонившись спиной к стене, притворяясь, что смотрю на свой телефон, в то время как подслушивала их обыденный разговор – о погоде, последних спортивных результатах, о том, что они в последний раз ели на ужин. Наконец я услышала, как упомянули его имя.

– Джейми все еще в коме, – сказал кто-то, кто был по голосу определенно похож на напарника, с которым Джеймс приходил в закусочную много дней назад.

– Так будет лучше для него. Пресса обожает распинать грязных полицейских, – откликнулся другой.

– Жаль, но это было необходимо, – донесся третий голос. Глубокий голос. Голос, который я узнала. – Он просто не мог успокоиться.

Дерек, полицейский, которому Джеймс доверял. Моя грудь сжалась. Джеймс, должно быть, позвонил ему и рассказал о своих подозрениях. Если так, то это означало, что Дерек сам был замешан. Это также означало, что Джеймс представлял угрозу и что тот, кто был ответственен за убийства два десятилетия назад, вернулся, а Джеймс подобрался слишком близко к его зоне комфорта. Иначе зачем заставлять его умолкнуть?

Чьи-то шаги эхом отдавались по коридору. Я повернулась и рванула обратно к лестнице. Не переводя дыхания, ринулась вниз по ступенькам, перепрыгивая через две за раз. Выскочив на улицу, я бросилась к своей машине. Джеймс был жив – пока. Но он был под охраной, и его клеймили как копа с запятнанной репутацией. Все из-за того, что он задавал вопросы.

Помимо помощи мне, доверие Дереку было его самой большой ошибкой.

Я отперла машину и начала устраиваться в водительском кресле, когда заметила под стеклоочистителем сложенный листок бумаги. Я протянула руку, схватила бумажку, заперла двери и включила зажигание. Развернула записку. Аккуратные, округлые буквы:

В доме царила тишина. Я почти ожидала увидеть полицию, наблюдающую за этим местом, или выбитую входную дверь. Вместо этого дом стоял точно бастион против надвигающейся пылевой бури, как и на протяжении десятилетий. Я чувствовала, что ветер усиливается. Дальше по Мэд-Дог-роуд кудахтали куры Оливера, но, за исключением этого, даже в домах братьев было тихо. Маленькая хижина Джета казалась пустой, хотя его грузовик был припаркован на своем привычном месте. Из мастерской не доносилось ни звука. Может быть, он спал.