Вид детских вещей только укрепил ее решимость.

Ева открыла дверь на кухню. Как и ванная, она была чистой, опрятной и совершенно удручающей. Белая краска стала серой и тусклой. Старая плита и потрепанный холодильник – вот и все кухонные агрегаты. К стене прислонен покрытый клеенкой столик на двоих. Единственной вещью на его поверхности была стеклянная чаша, которая одновременно служила пепельницей – остатки чьей-то сигареты лежали поверх небольшой горстки пепла.

Ева двинулась по простенькому дому, пройдя из темной кухни в спальню. С одной стороны стояли две маленькие детские кроватки, металлические прутья которых были выкрашены в тот же желтый цвет, что и ванная. Еще одна пластиковая корзина примостилась под окном и была наполнена потертыми игрушками. На стене висели два майоликовых креста, по одному над каждой кроваткой.

В другом конце комнаты стояла двуспальная кровать, придвинутая к стене. Простыни на ней были разномастные, но аккуратно застеленные. Единственный комод был втиснут между кроватью и стеной.

«Один на всех», – подумала Ева.

И снова ей почти стало жаль Флору. Почти. Но затем она подумала о крови в гараже, о своей пропавшей дочери и об отказе Флоры даже поговорить с ней – и жалость снова переросла в ярость.

Ева двинулась дальше.

Последней комнатой была гостиная. Как и другие, она была скудно обставлена: тусклая и совершенно лишена очарования. Кроме того, это была единственная комната, которая намекала на присутствие Кайла в жизни Флоры.

Два кресла стояли по обе стороны от маленького столика, втиснутого у стены между низкой книжной полкой, заполненной детскими сказками, и другим комодом. На нем лежали мужской кожаный ремень, синяя рубашка на пуговицах, пачка «Мальборо» и связка ключей. Ева взяла рубашку и понюхала ее. Она чувствовала его запах – его мускусный лосьон после бритья, табак и пот. Ева бросила рубашку обратно и схватила ключи. Их было два – маленький ключ от висячего замка и ключ побольше. Она попробовала открыть им входную дверь. Не подходит.

Других замков в доме Ева не видела. Может, это от гаража? Она прошла обратно через здание в стиле «дробовик», задержавшись перед единственной фотографией Флоры. Лицо, смотревшее со снимка, выглядело молодым, полным надежды, красивым – лицо, выдающее наивность, радость и веру. Фотография лежала на комоде лицевой стороной вверх. Ее стекло растрескалось на тысячу осколков, удерживаемых вместе хрупкой пластиковой рамкой.

«Было ли время, когда я была такой же, как Флора?» – подумала Ева. Она вышла замуж в пятнадцать по настоянию своих родителей, а позже в том же году стала матерью. Если бы она оглянулась на свою фотографию в одиннадцати- или двенадцатилетнем возрасте, была бы ее улыбка искренней? Была ли она когда-нибудь простодушной и полной надежд?

Вероятно, да – если вернуться достаточно далеко назад, в дни, предшествующие угрозам отца и ежедневным сеансам позора.

«У меня нет иллюзий относительно того, кто я есть, – подумала Ева. По ее мнению, она сделала выбор, который необходимо было сделать, чтобы уберечь Келси от нищеты. – Это то, что отличает меня от Флоры. Я никогда не подчинялась Лиаму. Я сопротивлялась. Но что я на самом деле знаю о жизни Флоры, о ее выборе?»

Ева заставила себя оторваться от фотографии и возвратиться на кухню с ключами в руке. Она не хотела выходить на улицу, опасаясь, что Флора вернется и ее план будет разрушен. Но ей нужно было понять, где та дверь, от которой может быть большой ключ. Когда она направлялась к заднему выходу, кое-что на кухне привлекло ее внимание: на стене за холодильником она заметила еле заметные вертикальные линии. Взгляд на пол подтвердил ее подозрения: на деревянных половицах были видны следы – царапины от многократного перетаскивания холодильника с места на место.

Ева выглянула наружу. Убедившись, что никого нет подле дома и никто не идет мимо по дороге, она отодвинула холодильник в сторону. В самом углу был небольшой проход, а сама стена оказалась декоративной: за выдвинутой в сторону кухни фальшпанелью пряталась маленькая дверь – вдвое меньше обычной, сделанная из гипсокартона. Кусок веревки висел там, где обычно находится ручка.

Ева потянула за нее, и после нескольких рывков дверь приоткрылась. Пульс участился, ее рука дрожала. Попытка нащупать выключатель провалилась. Ева обыскала кухню в поисках фонарика, который в итоге обнаружился под раковиной. Он осветил простоватую, затянутую паутиной лестницу. Ева затаила дыхание, прислушиваясь. Что она надеялась расслышать, она и сама не представляла. Дыхание дочери? Шорох ткани? Стоны?

Никаких признаков живого человека внизу.

Вместо этого – лишь тишина.

Собравшись с духом, Ева распахнула дверь до упора и поставила ногу на верхнюю ступеньку. Деревянная лестница, хотя и узкая и с низким потолком, казалась прочной. Спускаясь, Ева ухватила фонарик одной рукой, а другой держалась за стену. Воздух казался сухим и горячим, пространство, похожее на гробницу, вызывало клаустрофобию. Подступило головокружение, но Ева усилием воли сосредоточилась на предстоящей задаче. В конце концов, она бывала и в других подвалах, в других помещениях, похожих на могилы, и выжила, чтобы рассказать об этом. Она переживет это испытание.

Ступеньки противно заскрипели. У подножия лестницы была еще одна дверь. У этой не было ручки. Ева направила луч фонарика вдоль другой импровизированной стены, пока не увидела край двери. Толчок одной рукой ничего не дал. Тогда Ева пнула ногой – без результата. Неохотно она прижалась всем телом к двери, пока не почувствовала, что та поддается.

Сначала ее поразил запах, едкий и затхлый, сопровождаемый вонью чего-то сладкого, будто кто-то оставил корыто с гниющими яблоками. Еве потребовалось время, чтобы глаза привыкли, и как только они это сделали, она огляделась в поисках каких-нибудь признаков своей дочери. Несколько картонных коробок, большой пустой пластиковый контейнер, разнообразные инструменты. Пол был земляной, его поверхность выглядела свежей и плотно утрамбованной. Низкие потолки давили на психику и здесь, комната представляла собой узкий прямоугольник, меньший по площади, чем здание наверху.

У Евы застучало в висках, дыхание застряло в горле. Каждая клеточка ее существа кричала об опасности. Кто-то вырыл этот подвал и потрудился создать потайную лестницу и двери за фальшпанелями. Зачем? Чтобы хранить какой-нибудь хлам? Сомнительно. Это был не обычный подвал. Ева вдохнула, не обращая внимания на приторно-сладкий запах, грязь и затхлость. Она хотела почувствовать какой-нибудь намек на то, что Келси была здесь – ее духи, ее шампунь, – но эта дыра была лишена ароматов жизни. Только запах могилы.

Ева схватила ближайшую к ней вещь – метлу – и заблокировала ею дверь: застрять здесь было бы сущим кошмаром. Она поспешила к коробкам. Те были запечатаны, но она смогла использовать ключ как нож, разрезая клейкую ленту. В первой коробке был ассортимент чистящих средств и хозтоваров. Во второй – одежда. Она как раз приступила к третьей, когда услышала доносившийся сверху шум. Ева с трудом сглотнула, сунула ключ в карман и вытащила пистолет. Ее мысли метнулись к двери наверху, со стороны кухни, и к опасности остаться внизу, погребенной в этом ужасном доме.

Никогда.

Она пробежала через подвал и была почти у лестницы, когда женский голос позвал:

– Кайл?

Флора.

Ева прижалась к стене. Она затаила дыхание в ожидании, чутко следя за звуком шагов Флоры по деревянным ступенькам, пока те не оказались непосредственно у подвала.

– Кайл? Ты здесь, внизу? – Голос Флоры был неровным, пронзительным. Она просунула голову в помещение, ее лицо было красным и заплаканным.

Ева вывернула из своего убежища и вытянула руку, направив пистолет на Флору.

– Не двигайся.

Другой рукой Ева посветила фонариком девушке в лицо. Глаза той расширились. Она шустро развернулась, чтобы бежать прочь.

– Я им воспользуюсь. – Ева ткнула стволом пистолета в спину Флоры, между ее лопатками.