В общем, на завтрак мы едва не опоздали. Хорошо, что староста девочек, мисс Булстроуд, на этой неделе обязалась водить всех первачков по замку. Постучавшись к нам, она громким голосом объявила, что сбор в гостиной факультета через десять минут, а кто опоздает, пусть ходит голодным.

Угроза остаться без завтрака была слишком реальна, поэтому мы мигом бросились собираться и ровно через указанное время стояли перед выходом из гостиной факультета. Окинув нас строгим взглядом, мисс Булстроуд пересчитала всех и скомандовала: «за мной». Мы дружно двинулись за ней, и всю дорогу я старался запомнить путь. Хотелось побродить по замку, здесь наверняка было много интересного и волшебного. Мне уже мерещилось, что за каждым углом, в любой нише, охраняемой рыцарскими доспехами, скрывается сокровищница или тайный ход.

— Ты глянь на этих, — толкнул меня Альфард.

Я посмотрел, куда он показывает и увидел наших однокурсников, среди которых находился единственный магглорожденный слизеринец. Эйвери, кажется. Все четверо щеголяли синяками, опухшими носами и разбитыми губами. Я помнил, как прошлым вечером профессор Слизнорт, наш декан, поселил их всех вместе. «Неплохо они вчера знакомились друг с другом», — усмехнулся про себя я. Наконец, мы добрались до Большого зала, где поспешили занять свободные места за столом Слизерина. Завтрак был не таким, как вчерашнее пиршество, но каждый нашёл себе блюда по вкусу. Я вообще не привык привередничать в столовой приюта, поэтому в отличие от вяло клюющих друзей, сметал всё подряд.

— И куда в тебя столько лезет? — возмутился Альфард, провожая взглядом ароматный деликатес. Шампиньоны, помидорчики и колбаски. Всё это великолепие тушилось трудолюбивыми эльфами в сливках со взбитыми яйцами и сейчас делало моё утро незабываемым.

Первым занятием у нас была трансфигурация, куда нас снова отвела похожая на валькирию Булстроуд. Разместившись, мы начали рассматривать своих однокурсников, и Орион тихонько рассказывал мне, кто есть кто. Многих они с Альфардом знали лично, встречаясь на великосветских мероприятиях, куда брали с собой детей. Волшебная Англия оказалась довольно маленькой, по сравнению с обычным миром, в котором я прожил первые одиннадцать лет. Здесь многие волшебники друг друга знали. Более того, очень часто оказывались родственниками.

Особенно меня поражало отношение моих однокурсников к вопросам чистоты крови. Вроде нормальные ребята, но как заходит разговор об этой теме, как они тут же натягивают на лица высокомерное выражение и начинают цедить слова, вдолблённые родителями. Жуть! Хорошо хоть Аберфорт не забивал мне голову этой чушью.

Отец говорил, что он никакой не аристократ, обычный волшебник. Аберфорт достиг всего, что имеет, не с помощью знаменитых предков, а собственной силой и хитростью. Он мне говорил: «Я просто предлагаю людям дружбу и защиту. Кого-то прошу оказать ответную услугу, кого-то нет. Но все знают, что за правдой сто́ит идти ко мне. Я никому не отказываю в помощи».

Его слова глубоко запали мне в душу, ведь в приюте у меня так и не появилось ни друзей, ни тех, о ком бы хотелось заботиться. Я тоже решил, что надо научиться, как отец, ставить на первое место семью, свой дом, детей, друзей, свой маленький мир. Ведь когда Аберфорт узнал, что я его сын, он не стал требовать с меня ничего. Даже не спорил, когда я отказался переезжать к нему из приюта. Мне хотелось сохранить чувство самостоятельности, к которому я привык за годы одиночества.

Он просто начал помогать. Ненавязчиво показывал волшебный мир, походя учил жизни. Давал те знания, которые сложно найти в книгах, доступных приютскому сироте. И сейчас, в этом обществе мелких мажоров, я крайне редко испытывал ощущение чужеродности. Всего за два месяца, отец каким-то непостижимым мне образом сумел воспитать из меня волшебника. Однажды я спросил его, как он делает так, что я запоминаю просто тонны информации. Я никогда не жаловался на память, но запомнить наизусть сразу три-четыре толстые книжки, попросту невозможно. Аберфорт сначала загадочно заухмылялся, а потом видя мой полный любопытства взгляд, снизошёл до объяснений.

«Идеальная память — обязательное условие становления великим магом, Том. Одной силы будет недостаточно. Для этого волшебники придумали несколько способов. Умострительные зелья, говорящие книги-гримуары. Окклюменция и легилименция, наконец. Для твоей подготовки я использую целый комплекс всего перечисленного».

Тогда я с удивлением узнал, что в мире есть маги, способные читать мысли, работать со своим мозгом, как со счётной машинкой или дневником. Даже защищаться от другого мастера Легилименции. Это было так круто! Отец отдал мне несколько личных, завязанных на кровь, книг по ментальной магии. Открыть их мог только тот, кто принадлежит роду Дамблдор.

Книги, написанные отцом, отличались от других волшебных книжек, что я успел прочитать. Здесь кусочки теории перемежались с прикладными занятиями. Практическое применение волшебства вообще ценилось отцом гораздо больше. Несмотря на своё упорство, я пока не смог осилить даже десятой части написанного. Эх, а ведь отец утверждал, что у меня талант. Он сам с детства изучал менталистику. Аберфорт говорил, что стать мастером просто по щелчку пальца нельзя. Для этого придётся постоянно работать над собой. Ну, что ж, я готов.

***

Эдвард неосознанно потёр опухшую скулу. Недавнее знакомство с мелкими чистокровными принцами сразу не задалось. Мысленно Эверли вернулся к вчерашним событиям. «Тут у всего факультета слишком пренебрежительное отношение к магглорожденным, — скривился мысленно мальчик. — Слово то, какое придумали — маггл! Даже звучит противно». А вчера его этим «магглом» обзывали постоянно. Когда самовлюблённый идиот Слизнорт, увидел, что шляпа распределила Эдварда на его факультет, то противный маг скривился, будто червяка проглотил. «Наверное, надеялся, что я попаду к этим тупицам в Пуффендуй, старый осёл!» — сердито подумал Эдди. Из мести, или потому-что других мест не было, Слизнорт поселил его с той самой троицей, с которой они не поладили в поезде.

Лестрейндж, какой-то там по счёту. Наследники Нотт и Розье. Когда они попытались снова нагрубить Эдварду, мальчик решил больше не сдерживаться. В Литл-Хэнглтон драки между детьми не редкость. В этом он был более чем хорош. Эдвард накостылял всем троим, пусть те и пытались размахивать палочками. Но что может палочка первокурсника против тяжёлого английского кулака? Нет, ребята ему тоже наставили синяков, всё-таки их было трое. Но победил всё равно Эдвард. Ведь именно они запросили в итоге пощады.

Лестрейндж сам протянул мальчику руку и сказал, что Эдвард не может быть магглорожденным. Ведь, во-первых, на Слизерин никогда не поступают магглокровки, во-вторых, во время драки Эдварда периодически накрывало какой-то тёмной пеленой магии, и его противники ничего не могли ему сделать, а в-третьих, Розье сказал, что в нём чувствуется тёмная энергия, а такого у магглорожденных не бывает.

Сейчас Эдвард расположился на задних рядах со своими соседями и рассматривал однокурсников. Впереди вальяжно разместились Блэки, которых почему-то называли королями магического мира, а около них сидел Дамблдор-Гонт. В душе́ мальчика зажглась жгучая зависть и обида. Эдвард предполагал, что Томас и есть тот приютский мальчишка, о котором говорил Слизнорт. Почему тогда его усыновил чистокровный волшебник Дамблдор? Почему Том так легко сошёлся с двумя представителями высшего общества? Ведь он такой же, как Эдвард. Магглорожденный, да ещё неизвестно откуда появился. Вполне возможно, что родители-алкоголики просто сбросили в приют ненужный приплод. Джек Эверли всегда говорил, когда выпьет, что от городских одни проблемы, а Эдвард знал, что отец часто бывает прав. Непонятно каким чудом, Томас втёрся в доверие брату профессора трансфигурации, и тот его усыновил. Эдвард завидовал, чужой удачливости и понемногу начинал ненавидеть.

В класс дружной толпой ввалились первокурсники ало-золотого факультета. Они начали рассиживаться ближе к двери аудитории. Едва только гриффиндорцы расселись, в кабинет быстрым шагом вошёл профессор Дамблдор. Став за кафедру, он начал рассказывать о своём предмете.