Давай здесь.

И в ответ получила:

Странная ты сегодня. Привет, XIX век?

Поставив под этим вопросительный знак, Мира смотрела, как взявшая лист Юлька, пыхтя, что-то строчит.

Зачем вообще диалог со мной чистить? Ты на что-то обижена, что ли? И сама серая, как холодец. Сидишь в шарфе, хотя топить уже начали, жарко ведь. Или болеешь и заражать пришла?

Все эти вопросы были не к месту и к месту одновременно. У них была рациональная подоплёка, но дать на них ответы Мира не могла, поэтому соврала:

Всё ок.

НЕ ВЕРЮ — с этими словами вернулся ей лист, и больше на нём писать было негде. Мира тихо разорвала его пополам, вздохнула, поставила локоть на стол и положила подбородок на полураскрытую ладонь. Снова отозвалась ссадина, и захотелось поморщиться.

Юлька, не получившая того, что хотела, надулась и сделала вид, что слушает лекцию. Так было даже лучше. Она всё равно не сможет её понять. Тоже.

Когда Артём одной рукой вышел из кофейни, держа в руке стакан малинового чая, в глаза ударило сумасшедшее солнце. Пропитанный утренней свежестью город в потоке других людей гнал его через переход, к корпусу, и дал остановиться только перед тяжёлой дверью.

Интересно, а как она её открывает?

Пара уже кончалась, из-за дверей начали выходить студенты. Он ждал, когда между них мелькнёт Мира и можно будет как ни в чём не бывало устремиться навстречу.

И вот она пришла, полууставшая, вялая, со смешно поджатой нижней губой, сняла шарф и взяла в руки свой чай. Стало заметно, как в горле её что-то дрогнуло. Видя, что все расходятся — пар в субботу было немного, — они сели на скамейку в углу.

— Ну ты чего? — спросил Артём.

Она пыталась унять дрожь и избегала того, чтобы смотреть ему в глаза.

— Я буду конченым, если ещё раз тебя трону.

В ответ он не получил ничего — Мира будто бы не знала, что говорить и делать. По подбородку её пошли волны, и она поставила стаканчик на скамейку.

— Да что, в конце концов, такое?

— Можно я вернусь в чат? Пожалуйста, — тяжело, с всё той же дрожью высказала она.

— А зачем? Ты не можешь в реале всё узнавать?

— В реале узнаю слишком поздно. А скоро конференция, и мне нужно подготовить работу… скорее всего, не одной.

Опять какие-то мутки. Как будто бы нельзя учиться без того, чтобы к кому-нибудь прилипнуть.

— Дай мне слово, что ничего от меня не таишь и ничего против не замышляешь, — только и мог потребовать он.

— Даю, — в последний раз дрогнула она.

Из-за аудитории неподалёку вышла седая женщина в очках с заострёнными углами, закрыла дверь и пошла по коридору. Артём притянул Миру к себе и поцеловал, боковым зрением заметив, как внимательно смотрит на них незнакомка.

— До свиданья, — сказала Мира, когда он выпустил её, и неловко скосила глаза.

— До встречи, — ответила женщина.

— Это ещё кто? — спросил Артём, когда она скрылась за углом.

— Мой новый научрук. Привыкай.

Мира рассмеялась и положила голову ему на плечо. Время, выйдя из сна, покатилось так же быстро, как и раньше, — теперь уже к ноябрю.

Лишних разговоров с одногруппницами по пути на остановку лучше было не заводить. Вот так потерпишь с полминуты — и мозг целее будет, и лишний раз не ковырнёшь себе душу тем, что с окружающими теперь всё иначе. Всё меньше общих тем, всё плотнее прикрывающая мир пелена, всё тише и тише чужие эмоции, предложения, оценки. Всё дальше другие.

Хорошо, если поход в «Омегу» в следующую субботу поможет хоть что-нибудь исправить — и зацепиться за Ташу… ещё бы она опять не замолкла. Может, хотя бы к такой тихоне Артём отнесётся благосклонно. А Юлька — она всё чувствовала. Разлом, произошедший между ними, был не только в воображении, но и на самом деле. Мира — с Артёмом. Артём — против Юльки. И Мира…

Вот и теперь она напустила на себя вид, будто ей нужно найти что-то в сумке, и примостила вещи на старой парте, стоящей в углу. Сегодня они встречались с мамой прямо в университетском сквере. Наверное, она уже ждёт там или вот-вот подъедет.

— Рыжик!

Это Юлька, просунувшись в приоткрытую входную дверь, окликнула Рыжову, которая всё ещё мешкала у гардероба.

— Рыжик, ты идёшь? Пироженки меня заждались.

Рыжику сейчас правда лучше было отсюда уйти. Мира начала раскладывать вещи по кармашкам сумки, чтобы хоть чем-то себя занять и протянуть оставшиеся несколько секунд. Наконец услышав стук каблуков по кафелю, она выдохнула и посмотрела на часы. Ещё две минуты, и можно было самой идти в сквер.

По скверу прокатился ветер — и тут же утих. Студенты, на сегодня уже свободные, сидели на скамейках то тут, то там. Каждый дружеский кружок щебетал, смеялся о чём-то своём, не обращая внимания на то, что творится вокруг. И каждую стайку Мира обходила взглядом, чтобы нечаянно не растревожить больное место.

Обнимая маму при встрече, она удивилась запаху её духов. Мама носила их уже столько лет, что страшно было представить, — кажется, с самого Мириного детсада, — но впервые в этом вишнёвом аромате родились горьковатые чужие нотки.

— Похудела ты что-то с прошлого раза, а, дочь? — Мама протянула руку к щеке Миры, и та еле сдержалась, чтобы не отпрянуть.

— Ну, может, меня там мучают, — сдавленно хихикнула Мира.

— Да ты сама кого хочешь замучаешь. Ты там хоть готовишь?

— А куда деваться. Но рис этот дурацкий так и слипается.

— У бабушки спроси, заодно и отношения наладишь, — посоветовала мама, заворачивая к свободной скамейке. — Чего ещё расскажешь?

Мира догнала её, уселась и накинула на плечи палантин.

— Да вот, стараюсь спрашивать, лишним не будет. В театр ещё ходили недавно, рецензию написала. В факультетской газете опубликуют… В приют пойду скоро — к собакам…

Она мысленно бегала по внутреннему списку того, о чём можно было рассказать. Ей тяжело было говорить о своей новой жизни. Вдруг мама чересчур забеспокоится и начнёт задавать ненужные вопросы?.. Такие же, как Юлька, — по сути нужные и закономерные. Вот, к примеру, о том, как у них с Артёмом дела… Дёрнув плечом, Мира отмахнулась от мыслей, как от надоевшей мухи, и силой вернулась к убеждению о том, что всё в порядке.

— Ну совсем ты у нас уже взрослая. — В уголках маминых глаз появились морщинки. — И деловая. Хотя всего месяц как из гнезда.

— Привыкай, — нервно хихикнула Мира.

— Не могу. Так и хочется, чтобы ты вернулась и ещё побыла ребёнком.

Мира постаралась проглотить ком, вставший в горле.

— Только это уже невозможно, — сказала мама со вздохом и замолчала уже надолго.

Как это часто и бывало, она не могла перестать вертеть кольцо на пальце. Это было кольцо с аметистом, которое ей когда-то подарили Мира с её отцом на день рождения. Мира сама выбирала это кольцо. Глядя на него, она каждый раз вспоминала, как отец разбудил её затемно и достал ту самую тёмно-красную бархатную коробочку. Потом они с хитрым видом прокрались в комнату родителей и на секунду остановились, в полумраке глядя на то, как мама спит, выпростав руку из-под одеяла. Отец дал коробочку Мире, и та тихонько положила её в раскрытую будто бы специально на тот случай ладонь мамы.

Мира вздрогнула, увидев, как она, словно поймав себя на очередном поражении перед привычкой вертеть кольцо на пальце, сняла его, протянула руку и сказала:

— Померь.

Мира неловко взяла кольцо и надела его на безымянный палец.

— Великовато, — заключила мама так, будто ей хотелось сказать ещё что-то важное. — Но вот опять поднаберёшь, и будет как раз.

— Так ты мне? — Голос Миры дрогнул. — Может…

— Привыкай к тому, чтобы носить кольца. Скоро, может быть, ещё кто-нибудь подарит. — Мамины слова звучали так, словно она представляла себе, как ест что-то вкусное. — Кстати, вы уже говорили о том, что дальше собираетесь делать?

— Тёма говорит, что всё будет.

— А ты сама как считаешь?