Василиса смотрела, как вода уходит в тёмный ивовый тоннель. Почему-то вспомнила Аню, плетущую венок из прутьев. А почему бы и нет?

Насобирав веток, упавших из-за урагана, Василиса кое-как попыталась скрутить венок. Не вышло – всё развалилось. Вплела туда розы. Всё равно коряво и рассыпается. Сняла с руки браслет-бутоньерку и перевязала прутья и стебли лентами. Теперь держится. Вот и хорошо.

– Что ты делаешь?

Василиса вскрикнула и подскочила. Оказалось, к ней незаметно подошёл Гаврил.

– Напугал, – еле выдохнула Василиса, пытаясь привести в норму торопливый пульс и прерывистое дыхание.

– Извини. Так что ты делаешь?

– Венок плету, – нехотя ответила Василиса. – Говорят, сегодня хороший день, чтобы избавиться от негатива.

– Тебе эта твоя штука не нравится? – Гаврил кивнул на бутоньерку.

– Почему не нравится? – не поняла Василиса.

– Ну, ты же про негатив сказала.

Василиса хотела было резко ответить, но передумала. Сил не было ругаться. Она просто пошла к мосткам, чтобы бросить венок в воду.

– Чипакши-то возьми, – произнёс за спиной Гаврил.

– Чего? – обернулась Василиса.

– Вот. – Он показал булочку, сделанную из золотистого хлеба в виде улитки. – Мазычский обрядовый хлеб. Сегодня им надо всех угощать, чтобы был хороший урожай. Водяных в том числе. Я думал, ты сюда для этого пришла.

– Давай, – пожала плечами Василиса, устроила булочку посреди венка на перекрещивающихся ветках. Присела на мостках и спустила кольцо в воду.

Венок покачивался на волнах, потихоньку уплывая в тёмный тоннель. Василиса изо всех сил отправляла с ним в чарусы всё, что тяготило. Пусть русалки с этим разбираются. Или кто они там. А цветы – им для венков. А бутоньерка – для украшения. Подарок на именины, который Василиса принесла только теперь.

Венок скрылся, и Василиса поднялась на ноги. Отряхнула подол.

– Красивое платье.

– Спасибо, – пробормотала Василиса, глядя в тоннель. Потом поняла, что так и не задала важный вопрос. – А ты тут как оказался?

– За тобой пошёл.

– Зачем? – Василиса наконец обернулась.

– Не знаю, – пожал плечами Гаврил. – Просто ты ушла с праздника.

– А булку зачем принёс?

– Хотел ночью в Васильевский ручей бросить. Но тут тоже ничего. Симпатичное место. – Гаврил осматривался. – Никогда здесь не был.

– Почему?

– Не разрешали. Говорят, тут всё проклято.

– Это неправда, – покачала головой Василиса. – Прокляты бывают люди. И чаще всего они виноваты в этом сами.

У Василисы мелькнуло воспоминание о привороте. И о том, что без доброй воли на то самого Гаврила заклинание могло и не сработать. Василиса машинально глянула на его запястья. Бинтов уже не было, а поджившие спиралевидные шрамы пересекали короткие прорезанные на коже чёрточки. Видимо, это их нанёс себе сам Гаврил.

Он быстро спрятал руки за спину. Василиса глянула ему в лицо и отвернулась. Опять смотрит на неё осуждающе. Как будто это она виновата.

– Мне было очень плохо.

Василиса повернулась к Гаврилу. Он смотрел в тёмную воду.

– Как будто сидел в каменном мешке и меня никто не слышал. Мне очень хотелось, чтобы ты пришла.

– Вообще-то я приходила, – тихо произнесла Василиса. – Ты сам меня посылал куда подальше.

– Потому что ты не понимала, что со мной. Ну, мне так казалось. И мы ссорились. – Гаврил помолчал. Но Василисе было нечего на это сказать, чтобы снова не разругаться. Тогда он проговорил: – Ядвига Мстиславовна сказала, что это ты как-то уничтожила привороты.

– Это не я, – произнесла Василиса. Ей, конечно, хотелось приписать эту победу себе, но надо оставаться честной. – Это Аня. Сестра Киры, той девушки со шрамами. Кстати, как там бабка?

– Нормально, – буднично произнёс Гаврил. – Разве ты её сегодня не видела? Она же была на Выпускном.

– Нет, не видела. Они с Зоей хоть помирились?

Гаврил только вздохнул, щурясь на фиолетовое небо. Самый длинный день в году подходил к концу. Становилось прохладно.

– Да, я ещё хотел сказать, что не выбрасывал твою записку. Ту, которая с пончиком. Я её вообще увидел, только когда ты её из урны достала.

Василиса промолчала. Стало быть, зря она тогда его обвинила. Это, наверное, Зоя вытащила записку у него из кармана и… Господи, как всё просто. Она, значит, нарочно бросила рисунок с кексиком и сакурой в урну, чтобы Василиса увидела там пончик. Опять эта Зоя.

Но злиться уже не было сил.

– Надо идти назад, – со вздохом Василиса. – А то я маме сказала, что ненадолго ушла.

Если честно, уходить не хотелось. Потому что здесь – ивы, заводь, розовые изгороди, лавандовые поля и огромный красивый дом. А там – баллы экзаменов, подача документов и куча других забот, заниматься которыми совсем не хотелось.

Василиса обернулась на шум. По склону к заводи торопливо спускалась Лета в футболочке и джинсовых шортах.

– Привет, – произнесла Василиса, чувствуя, как снова зачастил пульс. Лета была растрёпана и явно чем-то взволнована.

– Вот ты где, – выдохнула Лета, уперев руки в колени и пытаясь отдышаться. – А то там такое! – И она повела вытаращенными глазами.

– Чего случилось-то? – спросил Гаврил, склонив голову набок.

– Там Зоя столбенела! – Лета выпрямилась и повела руками.

– Чего? – переспросил Гаврил, морща лоб.

– Когда дискотека началась, – отрывисто выговаривала Лета. – Не знаю, что уж там стряслось, вроде Зоя напилась и начала выпендриваться. Потом полезла танцевать на стол и ка-ак… – Тут Лета просто растопырила руки, выкатив глаза.

– Да ты можешь нормально объяснить?! – нервно воскликнул Гаврил.

– Нет, не могу! – рявкнула Лета. – И никто не может! Она там так и стоит! На столе! Не двигается! Таращится! Её снять не могут! Все в панике!

– Ничего себе, – пробормотала Василиса, растирая окоченевшие пальцы.

Гаврил спрыгнул с мостков и стал быстро подниматься по склону. Но остановился и обернулся:

– Вы идёте? – потом спустился на пару шагов и протянул Василисе руку: – Давай, помогу.

Василиса не двигалась с места. Так и смотрела на него снизу вверх. Да, первым порывом было взять его за руку, а потом бежать в посёлок и попытаться помочь. Только ноги отчего-то не торопились карабкаться по откосу, а ум соглашался, что это правильно.

– Так ты не пойдёшь? – медленно спросил Гаврил.

– Ты не хочешь ей помогать, – тихо произнесла Лета, скорее утверждая, чем спрашивая.

Теперь они оба смотрели на Василису удивлённо-осуждающе. А она просто устала. Устала быть крайней, куда-то бежать, кого-то спасать, убеждать, с кем-то сражаться и всё равно оставаться виноватой.

Солнце зашло. Самый длинный день года подходил к концу. Небо стало тёмно-синим. Где-то в чарусах русалки примеряли Василисину бутоньерку и плели венки из редких садовых роз.