Отец вошёл первым, кивнул Василисе, а потом помотал головой, показывая, что сейчас не лучшее время для расспросов. А вот мама с порога бросилась обниматься.

– Ну наконец-то! – мама поцеловала дочку в щёку. – Давай вещи разбирать. Я там тебе привезла всякого.

Пока отец молча ужинал, мама выгрузила акварельные краски, которые заказывала Василиса, и хлопковую бумагу – белую и тонированную.

– И вот ещё, – улыбнулась мама, доставая из сумки плоский пакет. – Материал тебе для платья. Лёгкий шифон. И кружева для оборок. Это бабушка выбрала.

– Спасибо, – произнесла Василиса, рассматривая материал. – Лавандовый, как мне нравится.

– Значит, угадали?

– Точно. Спасибо, – улыбнулась Василиса и тоже поцеловала маму в щёку.

– Хотя я думала, он сиреневый, – быстро сказала мама, переходя на деловой тон. – Ну да ладно. Теперь главное. – Мама потёрла руки, как будто с предвкушением. – Пойдём, покажу.

В прихожей, куда вышли мама с дочкой, лежало что-то тёмное, вроде большой детской ванны, только дно не ровное, а как бы под уклоном.

– Готовая ёмкость для пруда, – счастливо произнесла мама. – И никакой плёнкой выстилать не надо. Прикопаем, и всё.

– Здорово, – похвалила Василиса и только теперь поняла, почему отец приехал таким хмуро-молчаливым. Копать-то ему. Да ещё под маминым присмотром.

– И вот – нимфеи. – Мама показала дочке завязанный узлом целлофановый пакет. – Специально съездила в Нижний, там есть питомник. Дорого, конечно, но это такие лилии!

Мама восхищённо рассматривала какую-то тёмную траву во влажном пакете.

– Круто! Надеюсь, они приживутся, – решилась поддержать маму Василиса. Папе потом тоже надо будет сказать что-нибудь жизнеутверждающее.

Только папа снова всех обхитрил – выдумал себе какие-то срочные дела в опорном пункте и с утра пораньше сбежал. Мама громко возмущалась, даже караулила его у работы, но папа всё равно умудрялся улизнуть. Так они и бегали друг за другом, пока не начались экзамены, и маме стало не до прудика, ёмкость для которого пылилась на задней веранде. Изюм каждый вечер переворачивал эту штуковину и забирался под неё, как в конуру. Даже спал там по ночам.

В день Последнего звонка мама с утра пораньше завела было песню про прудик, но папа, что-то жуя, только кивнул на Василису и развёл руками, показывая, что день праздничный и никак не предназначен для работы.

Оба родителя сопроводили Василису, одетую по форме «белый верх и чёрный низ» до школы, во дворе которого состоялась торжественная линейка с пафосными речами Эдуарда и Давида Юрьевичей. Потом концерт младших школьников и чаепитие в актовом зале.

– Что-то я не понимаю, а куда деньги-то пошли? – спрашивала одна мама выпускника у другой, нарезая торт. – Мы же почти по пятьдесят тысяч сдавали.

– Так это, наверное, на Выпускной, – неуверенно пожала плечами её собеседница.

Василиса постаралась поскорее смыться с этого мероприятия, потому что, во-первых, было скучно, а во вторых, ей кусок в горло не лез из-за нервов перед экзаменами. Да ещё мама всё требовала выбрать наконец фасон платья, чтобы начать шить. А Василисе как было не до этого, так и осталось.

На выходе из школы Василиса столкнулась с Гаврилом, которого весь день почти не видела. Он, видимо, тоже решил не досиживать до конца и уйти пораньше. Синяк на его щеке уже прошёл, но на шее появились бордовые ссадины.

– Ты что, подрался? – на автомате спросила Василиса. Царапины даже зелёнкой не были обработаны.

– Тебе какая разница? – устало ответил Гаврил.

В этот момент откуда-то выскочила Зоя, в своём ультракоротком платьице фасона «развратная школьница» и босоножках на высоченном каблуке похожая на актрису из фильма для взрослых. Завершал образ макияж в стиле карикатурной проститутки.

– Эй, ты куда? – повисла Зоя на локте Гаврила, по пути пихнув в плечо Василису. – Мы же только собрались! Ещё столько всего сегодня!

– Настроения нет, – вяло отозвался Гаврил, пытаясь высвободить руку.

– Да ладно тебе, будет весело! – тянула его за локоть Зоя.

– Сказал же, что не пойду! – выкрикнул Гаврил, сбросил её хватку и быстро ушёл.

Зоя глянула ему вслед, повернулась и натолкнулась взглядом на Василису. Повела ярко накрашенными глазами и, задрав голову, уцокала обратно в школу.

– Соднасум в действии, – произнесла Фаврелия, становясь рядом с Василисой. Двинула малиновыми губами и жутко улыбнулась.

– Что в действии? – переспросила Василиса.

– Ритуал присушки, – произнесла Фаврелия, рассматривая длиннющие острые ногти цвета «взрыв на фабрике кетчупов». – Ваш святоша сжёг артефакт, а толку ноль. Кстати, ты подумала над моим предложением?

– Нет, – солгала Василиса. – Времени не было. Экзамены скоро, сами понимаете.

– Детка, – растянулась в улыбке Фаврелия, – скоро не только экзамены, а ещё Кизвалчи.

Василисе здорово резануло слух это её «детка». Но Фаврелия её хмурый взгляд, видимо, приняла за глупый и насмешливо произнесла:

– Кизвалчи – это праздник летнего солнцестояния. Два новых слова за один раз – это, конечно, сложно. Осилишь?

– Угу, – кивнула Василиса, сдерживаясь, чтобы не наговорить грубостей.

– Вот и славно. Не принесёшь мне кольцо до этого дня, я его напрочь высушу.

– Зоя расстроится, – сухо произнесла Василиса, глядя на Фаврелию.

– Переживёт, – отмахнулась Зоина мамаша. – Найдёт другого. А вот ты – вряд ли. Думай. Времени у тебя всего месяц, даже меньше. Думай.

И Фаврелия тоже уцокала в школу. Походки у них с Зоей почти одинаковые. От осинки не родятся апельсинки.

Только вот думать Василиса могла лишь об экзаменах. Первым был русский язык, и для сдачи ехать нужно было в Растяпинск. Хорошо, что Антон сумел с кем-то договориться насчёт большого автобуса, а то после поездки в его громыхающей на все лады чудо-газельке никто из выпускников даже имя своё правильно бы не написал.

Василиса долго не могла уснуть перед экзаменом, но отдохнуть-то надо. И таблетки пить – не дело, чтобы на следующий день не тормозить. Помогло кольцо Агафьи Русаковой, надетое на палец. И выспалась, и хорошее настроение утром придавало прекрасному самочувствию активной бодрости.

Уже собравшись, Василиса стояла в своей комнате и смотрела, как утренние лучи отражались от граней красного камня. Но не оставлять же такой яркий перстень на руке – вопросов не оберёшься. Василиса пошвырялась в вещах и нашла довольно прочную и тонкую верёвочку. Продела её в кольцо и устроила его на шее под блузкой.

Провожать выпускников на экзамен пришли не только родители и бабушки с дедушками. У автобуса отец Павел разговаривал о чём-то с Давидом Юрьевичем.

– А этот дрищ тут что забыл? – на всю площадку прокричала Фаврелия, указывая на монаха длинным ногтем.

– А вы что-то имеете против присутствия священника? – поднял брови Давид Юрьевич.

– Это же не похороны, – поморщилась, Олеся, глядя на отца Павла.

С чего они его так ненавидят, интересно.

– Он нервирует детей, – выдала наконец Фаврелия.

– А может, наоборот, – пробормотала Наталья Львовна, нервно приглаживая Гаврилу чёлку. Любимый сын стоял обречённо, даже не дёргался.

– Если у кого-то в голове опилки, то никакой молебен не поможет, – бросила Фаврелия.

– И не помешает, – произнёс Давид Юрьевич и, не дав ей ответить, скомандовал: – Все в автобус!

Василиса ожидала, что ещё по дороге изойдёт на нервы, но ничего подобного не случилось – ей было так спокойно, будто она не на экзамен ехала, а на экскурсию. И сами тесты прошли без сучка и задоринки, ни одно задание даже не показалось слишком сложным. Хотя, возможно, это от того, что Давид Юрьевич полгода её на них натаскивал.

А вот дома всё оказалось не так гладко. Вернувшись с экзамена, Василиса застала маму за швейной машинкой, а папу – на заднем дворе, в панаме и трениках копающем яму под прудик.

– Как всё прошло? – вскочила мама, как только Василиса вошла в дом. – Сложно было?