Посмотрев на младшего сына, Алиенора подумала, что не была совершенно честной с Рихенцей, потому как роды Джона получились очень трудными и опасными. Мальчик появился на свет преждевременно, в снежную декабрьскую ночь, вскоре после того, как она убедилась в связи Генриха с Розамундой Клиффорд, девицей достаточно юной, чтобы быть ей дочерью. Печальные обстоятельства, связанные с родами, воспрепятствовали образованию между ней и Джоном связи, объединявшей её с другими детьми. Много лет спустя это стало одним из самых горьких её сожалений, но сделанного не воротишь. Задумчиво глядя на Джона, ей подумалось, что в последнем она может и ошибаться. Ошибки, допущенные ею с Генрихом в отношении Хэла и Жоффруа, уже не исправить. Но Джон-то жив. Быть может, ещё не слишком поздно?

Вскоре Алиенора удалилась в опочивальню и отпустила всех фрейлин за исключением Амарии, так преданно служившей ей в годы заточения. Начав рассказывать Амарии про судьбу французской королевы, она с удивлением обнаружила, что слёзы застилают ей глаза. Как хрупка жизнь, как коротки земные дни и как безжалостна смерть, забирающая равно молодых и старых, здоровых и больных, жестоко крадущая первый вздох младенца, гасящая удары сердца матери. И если эта госпожа не знает милосердия даже в родильной палате, то чего ожидать на кровавых полях сражений в Утремере?

Чувствуя невесёлое настроение госпожи, Амария не пыталась вовлечь её в обычный вечерний разговор. Пока она без суеты перемещалась по опочивальне, раздался внезапный стук в дверь, испугавший обеих женщин. Увидев на пороге своих сыновей, Алиенора быстро встала, и холодок нехорошего предчувствия шевельнулся у неё внутри.

Заверив Амарию, что она не помешает, Ричард подошёл к матери. Джон следовал за ним по пятам.

— Не известие о смерти французской королевы заставило Генриха поспешить в Нонанкур сегодня ночью, матушка, — начал он. — Это могло подождать до утра. Пока он был в Дре, прибыл очередной курьер с письмами от папы для Филиппа и для меня. Переговорив с посланцем, Генрих взял на себя смелость вскрыть моё письмо, чтобы убедиться в точности слов гонца. Граф почёл за лучшее доложить мне о содержании послания с глазу на глаз, а не в большом зале. Король Сицилийский умер.

Алиенора села на постель и закусила губу, чтобы не дать себе заплакать из-за такой несправедливости Всевышнего. Разве мало того, что Джоанна лишилась ребёнка, которого так ждала? Получается, она должна ещё и лишиться мужа, овдоветь в двадцать четыре года?

— Бедная моя девочка...

— Я не сразу поверил этим вестям, — признался Ричард.

Как и мать, он сопереживал горю Джоанны. Как ни мало тёплых чувств связывало его с братьями, сестёр он всегда обожал, особенно Джоанну — младшенькую, любимицу семьи. Но он не мог позволить себе роскошь быть только братом, ибо скоропостижная смерть Вильгельма д’Отвиля имела для него большие последствия как для короля. Вильгельм предложил предоставить сицилийские порты, свою казну и внушительный флот для дела отвоевания Иерусалима. Потеря такого союзника представляла собой неизмеримого масштаба утрату. А окружающее его кончину молчание было красноречивым само по себе.

— Когда он умер, Ричард? — Услышав ответ, Алиенора в изумлении воззрилась на сына. — Восемнадцатого ноября? А мы слышим об этом только сейчас?

— Согласен, это лишено смысла, — отозвался король. — Если гонец способен за месяц добраться от Англии до Рима, то почему на передачу такой важной вести потребовалось четыре месяца?

— Ну, дороги к югу от Рима просто ужасны, местами немногим лучше козьих троп, — сказала Алиенора. Воспоминания о пребывании в Италии у неё сохранились живо, вопреки минувшим сорока годам. — А в Сицилии они и того хуже. Но почему послание отправил папа? Почему мы ничего не получили от Джоанны?

— Сам удивляюсь. Генриху хватило ума захватить посланца с собой в Нонанкур. Это, как выяснилось, уже второй папский гонец. Первый таинственным образом сгинул по дороге. Папа был слишком осторожен, чтобы доверять сокровенные мысли пергаменту, поэтому велел передать послание и на словах. Его святейшество подозревает, что первого курьера могли перехватить немцы.

Джон до поры играл роль безмолвного зрителя. В детские годы братья либо не замечали, либо третировали его, а он никогда ничего не забывал и не прощал. Обе старшие сестры уехали в чужие страны, когда Джон был слишком юн, чтобы их помнить, но Джоанна была его подружкой и товарищем по обучению в аббатстве Фонтевро, и он очень скучал, когда сестра уехала на Сицилию. Понятия Джона о семье были по меньшей мере расплывчатыми, но не там, где речь шла о Джоанне. Молодой человек искренне переживал за её судьбу.

— Немцы? — переспросил он, не успев всё взвесить. — Ты имеешь в виду императора Священной Римской империи? Я думал, что Фридрих отбыл в Святую землю несколько месяцев назад.

— Это так, Джонни, — ответил Ричард с несвойственной ему терпеливостью. — Зато его старший сын остался в Германии, а смерть Вильгельма представляет для Генриха большой интерес, поскольку его супруга является законной наследницей сицилийской короны. Папа утверждает, что Генрих и Констанция проведали о смерти Вильгельма вскоре после Рождества. По его мнению, Генрих может быть заинтересован в том, чтобы весть не достигла Англии, пока он не обеспечил за собой Сицилию. Мне не по душе, что Сицилия попадёт в руки Генриху, как и папе, и Генриху это прекрасно известно. Если он воссядет на сицилийский трон, то какова вероятность того, что он соблюдёт данные Вильгельмом обещания предоставить припасы, порты и корабли?

Алиенора понимала беспокойство Ричарда насчёт утраты опоры в Сицилии, но в данный момент её заботила судьба дочери.

— Даже если Генрих виновен в пропаже папского курьера, это не объясняет отсутствие вестей от Джоанны, — заметила она. — Мне не нравится это молчание, Ричард. Совсем не нравится.

Ричард заколебался, но он никогда не лгал матери и не собирался начинать теперь.

— Мне оно тоже не нравится, матушка.

Джон клял себя за то, что не уделял должного внимания итальянским и германским делам. И дал себе зарок исправиться в будущем, ибо понимал, что знание — сила. Как ни претило ему обнаруживать своё невежество, особенно перед Алиенорой и Ричардом, беспокойство за Джоанну превозмогло гордость.

— Так, по твоему мнению, Генрих, едва узнав о смерти Вильгельма, мог отправиться с войском в Италию? Но как он будет обходиться с Джоанной? — И быстро добавил: — У него ведь нет причин питать расположение к нашей семье.

Ему не хотелось дать родным повод думать, что он не осведомлён о враждебных отношениях между анжуйским домом и Гогенштауфенами — этом политическом соперничестве, принявшим личный оттенок с той поры, как Генрих Английский выдал свою дочь Тильду за герцога Саксонского, самого непокорного из вассалов императора Фридриха.

Утешить его попыталась мать.

— Жена Генриха до своего замужества была очень близка с Джоанной. Впрочем, насколько я наслышана про Генриха, его сложно представить любящим супругом.

Это меткое замечание вызвало у Ричарда улыбку.

— Вовсе не факт, что Генрих возьмёт верх, — заметил он. — Сицилийцев вполне резонно не радует перспектива заполучить немецкого хозяина, и папа пишет, что некоторые из лордов Вильгельма поспешили выдвинуть претензии на его корону.

Это сообщение было встречено молчанием — они взвешивали, как это может отразиться на Джоанне.

— Получается, Джоанна могла оказаться посреди войны? — озвучил наконец Джон мысль, витавшую у всех в голове.

— Да, — неохотно признала Алиенора. — Этим вполне может объясняться отсутствие вестей от неё.

Было совершенно естественно, что она испытывала страх за жизнь сына-воина в далёком Утремере, стране, сотрясаемой войной. Но откуда могла королева предвидеть опасность, подстерегавшую её дочь, правившую солнечным островным раем? Судя по всему, у Господа весьма извращённое чувство юмора.