Слёзы заструились из глаз Констанции, но она заставила себя успокоиться, ибо какой прок плакать? Можно упасть на пол этой церкви и рыдать, и стенать до тех пор, пока не останется слёз, пока вопли не достигнут неба. Но Жоффруа не воскреснет. Ей так и предстоит мучиться рядом с мужчиной, который ей ненавистен. Её сыну по-прежнему будет грозить смутное будущее, дочь останется заложницей, а Бретань так и будет зажата между Англией и Францией, словно кролик, за которым гонятся два волка.

Констанция не слышала тихих шагов за спиной, и при звуке своего имени резко вскинула голову. Яростно вытирая слёзы тыльной стороной ладони, она хмуро посмотрела на непрошенную гостью. С самого приезда в Нонанкур Алиса Капет постоянно преследовала её, напоминая об общем прошлом. Это верно, что Констанция, Алиса и Джоанна прожили несколько лет при дворе королевы в Пуатье, но для дружбы требуется нечто большее, чем совместное времяпрепровождение. Правда крылась в том, что Джоанна была слишком мала, а Констанция и Алиса, пусть и сверстницы, никогда не питали симпатии друг к другу. Констанция помнила об этом, даже если Алиса и забыла, и едва сдерживалась, когда слышала из уст француженки воспоминания про едва ли не идиллическое детство. Не дав бретонке подняться, Алиса уселась рядом на ступеньке.

— Почему ты плачешь, Констанция? Что стряслось? Могу я помочь?

Сочувствие выглядело неподдельным, и к собственному отчаянию, Констанция рассказала, как пыталась заручиться поддержкой Алиеноры и вернуть дочь, но не преуспела. Казалось, будто слова слетают с губ помимо её воли, потому как сама она никогда бы не выбрала Алису в наперсницы. Но сказанного не воротишь, а в ответе Алисы читалось такое сочувствие и возмущение, что Констанция поделилась и тем, как люди Ричарда, буквально две недели спустя после его коронации, объявились в Бретани и увезли Энору в Англию.

— Её держат в Винчестере, — уныло закончила она. — И я понятия не имею, увижу ли её когда-нибудь снова...

Алиса настойчиво обнимала собеседницу за плечи, к изрядному недовольству последней. Но при упоминании про Винчестер француженка забыла про утешения и удивлённо посмотрела на бретонку.

— Энора не в Винчестере. Она сейчас в Нормандии, приплыла на одном корабле с королевой. Высадившись в Барфлере, мы направились на юг, в Нонанкур, на встречу с Ричардом. Энору же отослали в Руан. Ты разве не знала?

— Выходит, не знала, — отрезала Констанция, напряжённо обдумывая неожиданную новость.

Её приводило в ярость, что никто не удосужился сообщить ей, но сам факт того, что Энора больше не в Англии, явно служил хорошим знаком. Самое меньшее, навещать её будет проще. Но разрешит ли Ричард? Если она подойдёт к нему на людях, среди полного зала свидетелей, и попросит о встрече с дочерью, посмеет ли он отказать? Совесть не позволит. Но Констанция не собиралась повторять ошибку, допущенную с Алиенорой. Да поможет ей Бог, но она должна выступать в обличье униженного просителя и проглотить гордость, даже если придётся подавиться ей.

Алиса продолжала говорить, но Констанция, погрузившись в свои мысли, не слушала. И только уловив имя матери, снова навострила уши.

— Моя мать?

— Да, леди Маргарет получила разрешение навещать Энору в Винчестере, — кивнула Алиса. Ей очень хотелось облегчить страдания подруги. — Констанция, с Энорой обращаются хорошо, честное слово. В Винчестере она часто играла с младшим братишкой леди Рихенцы, а королева позаботилась, чтобы для её эскорта нашли чистокровных кобыл. Девочку отослали в Руан с помпой, как подобает представительнице знатного рода.

Констанция никогда не сомневалась, что Энору будут содержать с комфортом, поэтому лишнее подтверждение её не сильно утешило. Порадовало лишь то, что Энора проводила какое-то время с бабушкой. Маргарет после смерти первого мужа выдали за одного из английских баронов, и Констанция надеялась, что мать присмотрит за Энорой. Голос у Алисы был приятный, но сейчас он скрёб герцогине по нервам, потому как ей требовалось время, чтобы привести в порядок мысли и разработать план подхода к Ричарду. Она не замечала собеседницы до тех пор, пока та не произнесла нечто, заставившее бретонку резко повернуть голову и уставиться на французскую принцессу.

— Что ты сказала?

К этому моменту обе они встали и отряхивали юбки.

— Я сказала, что сейчас едва ли сумею помочь тебе, Констанция. Но как только стану королевой, употреблю всё влияние на то, чтобы Энору вернули тебе.

Констанция застыла в оцепенении. Неужели Алиса действительно верит, что Ричард женится на ней? Если так, то она наивнее послушницы-монахини и милосерднее Пресвятой Девы Марии. Если бы с Констанцией обращались так же подло, как с Алисой, герцогиня денно и нощно молилась бы о мести своему мучителю. Где же достоинство Алисы, где гордость?

Но вглядываясь в лицо собеседницы, Констанция поразилась тому, насколько детским, невинным то выглядит. Алиса старше её на полгода, в октябре ей исполнится тридцать. В таком возрасте давно пора было вести собственное хозяйство, править в отсутствие мужа его доменами, быть женой и матерью, быть может, даже королевой. Вместо этого принцесса провела эти судьбоносные годы в глуши уединения, не зная ответственности и обязанностей, лишённая возможности повзрослеть, стать женщиной. И Констанция поняла вдруг, почему Алиса так ревностно стремится возродить их дружбу, существовавшую только в её воображении. Почему, вопреки всем свидетельствам обратного, до сих пор цепляется за романтическую мечту выйти за человека, обещанного ей с девяти лет. Рассматривая происходящее с этой точки зрения, удивляться не приходилось. Кому придёт в голову, что приручённая птица будет заботиться о себе, если её выпустить на волю из золотой клетки?

Осознав сей факт, Констанция столкнулась с неприятной дилеммой. Неужели именно ей придётся разрушить иллюзии Алисы? Герцогиня терпеть не могла простаков, но не была жестокой по натуре. Сказать Алисе правду будет всё равно что оторвать крылья бабочке. Но кто-то должен её просветить. И наверняка менее болезненно будет сделать это здесь и сейчас. Альтернативой станет услышать правду от самого Ричарда, а Констанция сомневалась, что от него стоит ожидать деликатности в обращении с расколотыми мечтами девушки.

— Алиса, есть нечто, о чём тебе стоит знать. И лучше, если это скажу тебе я, а не Ричард. В его намерения не входит жениться на тебе.

Кровь прилила к щекам принцессы, а затем отхлынула снова, оставив её бледной и дрожащей.

— Это неправда! Это его отец оттягивал нашу свадьбу, не Ричард!

— Алиса, нужно посмотреть правде в глаза. Ричард уже полгода с лишним как король. Желай он на тебе жениться, это уже произошло бы. У него никогда не было стремления видеть тебя своей супругой. Во-первых, потому что за тобой давали такое скудное приданое, а во-вторых, он не доверяет больше твоему брату, французскому государю. Ты ни в чём этом не виновата, но должна...

— Нет! — Алиса решительно тряхнула головой и попятилась. — Ты совсем не изменилась, Констанция! Ты такая же резкая на язык и завистливая, как раньше!

— Завистливая? — Констанция недоумённо заморгала.

— Да, завистливая! Нас с Джоанной растили как будущих королев, тебе же выпал более низкий удел, и ты до сих пор ненавидишь меня за это.

Герцогиня ощутила праведный гнев доброго самаритянина, которого не только отвергли, но и обвинили в недостойных мотивах. Она попыталась сказать что-то в свою защиту, но Алиса была уже на середине нефа, и бегство её сопровождалось шуршанием шёлковых юбок. Констанция не стала удерживать её. Она сделала, что могла, теперь решать Алисе. Принцесса может принять истину или продолжать жить в придуманном мире. Бретонка ощутила вдруг дикую усталость. Наблюдая за убегающей Алисой, молодая женщина взглянула вдруг в глаза собственной горькой правде: она скорее предпочла бы быть герцогиней Жоффруа, чем стать королевой любой державы под сводом небесным.