— Так что, если бы я была на твоей стороне, ты, вероятно, не выиграл бы.

— Может быть. Может и нет. Но я бы играл по-другому, это точно.

— Значит, ты не был бы богат. Возможно, жил бы в трейлере у реки.

Он рассмеялся.

— Мне нравится думать, что я нашел бы золотую середину. — Выражение его лица стало серьезным. — В некотором смысле победа была ужасной, Си, потому что мне казалось, что я обменял ее на тебя, и это даже не начало заполнять пустоту после тебя. На самом деле, это сделало твое отсутствие еще более заметным, потому что я хотел поговорить с тобой об этом. Я хотел поделиться этим. С тобой. Только с тобой. А тебя там не было.

Она улыбнулась, но это было мимолетно.

— Куда мы можем сходить? — спросила она, ее голос был почти шепотом.

Его сердцебиение ускорилось, но на самом деле у него не было ответа на этот вопрос, потому что у нее был кто-то другой. На этот вопрос он не должен был отвечать. Они были так близки, и часть его хотела ответить, наклонившись и поцеловав ее. Но на самом деле это был не тот ответ, во всяком случае, не тот, которого он хотел, по крайней мере, не только этот. В любом случае, он не собирался использовать ее в своих интересах, не так, не сейчас, когда она была сонной и дезориентированной, и у нее только что прошла мигрень. Да, он отчаянно хотел ее, но сейчас было не время.

— Сначала, — сказал он, обняв ее и притянув к себе, — мы дадим тебе еще немного хорошего сна, потому что солнце едва взошло. — Она прижалась к нему, и несколько минут спустя он почувствовал, как ее тело расслабилось, дыхание стало ровным, как когда-то он представлял в своих мечтах.

Сиенна стояла в дверях, наблюдая за спящим Гэвином, ее губы изогнулись в нежной улыбке. Она чувствовала, как он просыпался несколько раз в течение ночи, когда проверял, как она. Он даже один раз вставал и принес ей еще одну дозу лекарства и стакан воды. Все это в совокупности сотворило чудо. Ее голова стала совершенно ясной. Она была благодарна, что он не проснулся, когда она встала с постели тридцать минут назад. Ей нужно было время, чтобы принять душ и привести себя в порядок. Ей нужно было время подумать.

Нет, это не совсем так. Ей нужно время, чтобы несколько минут поразмыслить над выбором, который она сделала.

Она прислонилась плечом к дверному косяку, пользуясь возможностью, чтобы позволить своему взгляду свободно скользить по нему. Он оставался с ней всю ночь, и она спала крепче, чем когда-либо за последние месяцы. Это заставило ее осознать, насколько сильно она ему доверяла. Все еще. В комнате был полумрак, ее шторы закрывали лучи раннего утреннего солнца, но она могла видеть полумесяцы, которые ресницы оставляли на его щеках, и темную щетину, покрывавшую подбородок. Его губы были слегка приоткрыты во сне, грудь ритмично поднималась и опускалась. Он все еще был в футболке и джинсах, простыня прикрывала только его ноги. Он красив, и она любила его. Так было всегда. Это казалось таким благословенно простым. После стольких лет вдали от него, разве это не должно стать прозрением? Момент озарения, который застал ее врасплох? Может быть. И все же было что-то совсем другое в признании первой любви, той, которая по-настоящему никогда не уходила.

Воспоминания, кем и чем они были… вместе.

Осознание, что мужчина, который, как она думала, беспечно бросил ее, на самом деле оплакивал ее потерю так же сильно, как она оплакивала его. Он совершал ошибки, но и она тоже.

Все случилось бы совсем по-другому, если бы они поженились в тот день. И хотя, в некотором смысле, она оплакивала время, которое они потеряли, но не могла не думать обо всем, что она сделала, обо всем, что она поняла о себе за время их разлуки. Подарки, которые пришли от ее страданий. Она приехала в Нью-Йорк одна. Окончила колледж, а затем полицейскую академию. Она усердно работала и стала детективом в одном из самых криминальных районов города. Она прошла моральное испытание и стояла на своем. Все это сделала она, девушка, которая до этого момента никогда не покидала город, в котором родилась. Девушка, которая выросла из ничего. И она никогда бы не узнала, что способна пройти все эти тяжелые испытания, если бы вышла за него замуж в тот день. Были и другие — совсем другие — вещи, которые она могла бы знать, если бы прожила ту альтернативную жизнь, но она не могла быть уверена в том, что это были за вещи. И поэтому она нашла благодарность во многих подарках, которые восстали из пепла ее душевной боли. Что еще кто-нибудь мог сделать? Этот урок был ее уроком; она заслужила его.

Глаза Гэвина открылись, и он моргнул, посмотрев на нее.

— Доброе утро, — сказала она.

Он приподнялся на локте и провел рукой по своим взъерошенным волосам.

— Доброе утро. Извини, я… — он слегка покачал головой. — Наверное, я заснул на работе. Как ты себя чувствуешь?

Она оттолкнулась от стены, подошла к кровати и забралась в нее, сев на колени рядом с ним. Она улыбнулась.

— Отдохнула. Окончательно. И никакой головной боли.

Он издал звук облегчения и начал садиться.

— Я позвонила Брэндону, — сказала она, ее слова были торопливыми. Он снова лег и наблюдал за ней с настороженностью во взгляде. — Я уже предлагала нам сделать перерыв, но сегодня утром я официально все закончила. — Она встретилась с ним взглядом. И увидела в нем надежду, страстное желание. Она тоже чувствовала это. И позволила себе почувствовать это, позволила всему притворству исчезнуть, а вместе с ним и накопленной за долгие годы боли. Чистый инстинкт подсказал ей путь, и она наклонилась вперед и приблизила свои губы к его. Он застонал, глубоко в горле, и запустил пальцы в ее волосы, когда они поцеловались.

— Я люблю тебя. — Его голос прозвучал сдавленно. — Всегда любил. И всегда буду.

— Я тоже люблю тебя, — сказала она в ответ, их глаза встретились. Его глаза. Дело всегда было в его глазах. Они захватили ее с самого начала. Сначала она увидела в них дружбу, затем желание, затем любовь. Преданность. Теперь она видела это ясно, как божий день. И она знала, что он ушел, не позволив ей увидеть его глаза, потому что она увидела бы там любовь. Она бы ее узнала.

Сиенна откинулась назад и снова поцеловала его, наслаждаясь ощущением его рта на своем, тем, как медленные движения его языка все еще сводили ее с ума. Она чуть не рассмеялась от удивления, восторга и любопытного факта, что она когда-либо соглашалась на меньшее. Безопасность, возможно. Инстинкт самосохранения. Но ее мысли были мимолетны. Она хотела быть здесь, в этот момент, а время для саморефлексии наступит позже.

Они медленно раздевали друг друга, оба дрожа в предвкушении. Она стянула его рубашку через голову, проведя пальцем по очень легкому шраму на его грудной клетке, в том месте, где он прорвался через красную линию заграждения и упал на острый камень, когда ему было десять. Он плакал, а потом смутился из-за этого. Она знала. Знала все его шрамы, а он знал все ее. Его грудь была твердой и гладкой, между грудными мышцами виднелась редкая полоска волос. Сиенна протянула руку, провела по ним пальцами, а затем обеими руками провела по его соскам. Он вздрогнул и застонал. Она могла сказать, что он оставался неподвижным, позволив ей заново открывать его в ее собственном темпе. Она улыбнулась ему. Она хотела двигаться медленно, но тоже нуждалась, влага скапливалась между ее бедер, а соски затвердели в ожидании его прикосновений.

Глаза Гэвина встретились с ее, когда он расстегнул ее топ и позволил ему распахнуться. Ее грудь была обнажена. Он задержал на ней взгляд и слегка приоткрыл рот, она почувствовала одобрение его горящих глаз.

— Ты такая невероятно красивая, — сказал он. Она почувствовала себя красивой. Он всегда заставлял ее чувствовать это своими глазами, словами и тем, как он никогда не смотрел ни на кого, кроме нее.