Если бы не Олег, стоящий между ними, Карина и вправду видела бы в Леле сестру. Она так привыкла опекать ее, заботиться, успокаивать, что, даже будучи Лелиной соперницей, не могла вести себя иначе. Каждый раз, обнаружив девушку рыдающей. заметив бледность или отеки на ее лице, Карина испытывала искреннее беспокойство и стремилась принять в ней участие.

Кроме того, ее терзал постоянный страх быть обнаруженной. Обещание Олега рассказать Леле обо всем, как только она родит, казалось Карине туманным, а время, когда оно будет выполнено, весьма отдаленным. Потому Карина и представить боялась, что произойдет, если Леля узнает правду о них с Олегом.

Они проявляли осторожность: Олег приходил лить на пару часов, в то самое время, когда Леля только засыпала и сон ее был особенно крепок. На работе же оба не позволяли себе даже простого уединения. И все равно Карине ежеминутно казалось. что все вокруг догадываются об их отношениях.

Особенно пугал ее Вадим. С первого дня ее прихода в оркестр, когда она поймала на себе его пристальный, изучающий взгляд, Карина все время замечала, что парень ведет себя странно. Он выглядел нарочито веселым, залихватски острил, но иногда в глазах его мелькало непонятное, загадочное выражение то ли тоски, то ли ненависти, то ли чего-то еще, чему Карина не могла подобрать названия.

Вадим ни на минуту не оставлял Олега, неотступно следуя за ним, куда бы тот ни шел, старался назойливо встрять в любой их разговор со своими шутками и прибаутками, и Карина могла поклясться, что делает он это неспроста, нарочно, преследуя лишь одному ему известную цель.

Её уверенность в том, что Вадим шпионит за ними. стала особенно твердой после того, как в капелле отпраздновали Новый год.

Дирекция специально арендовала зал в ресторане. Пришли все — и оркестранты, и хористы, и певцы, и административные работники. Желающие привели с собой жен и мужей.

Давным-давно Карина не встречала новогодний праздник в такой огромной, веселой и шумной компании. Общество рассредоточилось по столикам, за каждым из которых помещалось шесть человек. Соседями Карины были дирижер Сергей Михайлович, Любаша-Бульдозер, Олег, Вадим и Леля. Тон в застолье задавала хормейстерша.

Изрядно приняв на грудь, она стала еще более громкоголосой, а лицо ее приобрело знакомый устрашающе-свекольный оттенок. Любаша запросто заткнула за пояс признанного остряка Вадима, рассказывая безумно смешные байки из своей почти тридцатилетней гастрольно-хоровой практики.

Вся ее жизнь до момента прихода в капеллу прошла в поездках по России и зарубежью — Любаша руководила одним из крупных детских хоров при школе искусств.

Остальные слушали хоричку внимательно и с интересом, Леля звонко хохотала над каждым ее словом, Михалыч улыбался, по обыкновению глядя в стол, будто перед ним и сейчас лежала партитура. Даже Олег, оставив свою всегдашнюю сдержанность. весело смеялся.

Только один Вадим оставался серьезным, рюмку за рюмкой потягивал ликер и время от времени бросал быстрые взгляды то на Олега, то на Карину.

В зале было сизо от табачного дыма, народ вовсю отплясывал кто во что горазд, громко гремела музыка. Кто-то из хористов приблизился к столику и, поклонившись, пригласил Карину на танец.

Она мельком глянула на Олега, заметила в глазах того веселое, смешливое выражение и, мысленно показав ему язык, встала. Высокий молодой человек, певший в тенорах, галантно провел ее под руку к площадке, где надрывался ансамбль. Вокруг щелкали хлопушки, сыпалось конфетти, раздавались взрывы хохота.

Карина положила руки парню на плечи и прикрыла глаза.

Она представляла себе, что танцует с Олегом, что это их Новый год, который они встречают лишь вдвоем, вдали от всех, возможно на необитаемом острове. Нет, лучше на Неаполитанском карнавале, где нет ли одного знакомого лица, только маски, а кругом — музыка, шум, огни, аромат свечей и хвои.

Сильные, умелые руки ловко вели её в танце: пару шагов вправо, один вперед, два влево, а дальше все сначала.

«Как Новый год встретишь, так его и проведешь», — подумала Карина и засмеялась, тихо и счастливо.

Её кавалер слегка затормозил, остановился, продолжая удерживать Карину за талию, взглянул на нее с восторгом и интересом.

— Дама желает шампанского?

— Не откажусь, — кивнула она и улыбнулась.

Они подошли к столику парня. Там также сидела теплая компания, кое-кто уже дремал, привалившись к дружескому плечу. Тенор плеснул из бутылки в бокалы остатки отличного французского шампанского.

— Прошу, — протянул он один фужер Карине, другой поднес к губам. — Выпьем на брудершафт?

— Выпьем.

Они выпили, сцепившись локтями, затем трижды поцеловались и перешли на «ты».

Тенора звали Володя, ему шел только двадцать второй год, и он еще учился в консерватории на дирижерско-хоровом факультете.

Володя оказался замечательным парнем. Они с Кариной проболтали около часа, нашли общих знакомых среди преподавателей, чуть-чуть посплетничали относительно Любаши и рассеянного Михалыча и расстались лучшими друзьями.

В отличном настроении Карина вернулась к своему столику и обнаружила его совершенно пустым.

Пепельница была переполнена окурками, в центре громоздились порожние бутылки из-под шампанского, ликера и водки. Со спинки одного из стульев свисала длинная блестящая Любашина шаль.

Недоумевая, куда мог деться весь народ, Карина пошарила глазами по залу. Взгляд ее вскоре зафиксировал Михалыча и Любашу. Те лихо отплясывали неподалеку от столика. Дирижер крепко держал хоричку пониже талии, Любашины арбузные груди, обтянутые тонким гипюром вечернего платья, подпрыгивали и тряслись. Она звонко хохотала и задирала вверх толстенькие ножки, похожие на свиные копытца…

Карина невольно прыснула и, покачав головой, уселась за стол. Олега нигде видно не было — очевидно, он вышел из зала.

«Скорее всего, Леля побежала за ним», — решила Карина и тут же увидела ее. Та стояла в противоположном углу зала, длинное серебристое платье слегка топорщилось на округлившемся животе. Распущенные волосы падали ей на плечи и грудь. Она была похожа на снегурочку, которая только что узнала, что ей предстоит растаять от любви, — тоненькая, светлая, с печальным взглядом ясных глаз.

Рядом с Лелей, спиной к залу, стоял Вадим. Он что-то говорил ей, оживленно жестикулируя, та слушала его, глядя в никуда, и изредка кивала головой. Лицо ее с каждой минутой становилось все несчастнее.

Сердце у Карины екнуло и покатилось вниз. Что это значит? Как давно они беседуют и, главное, о чем? Тема разговора, судя по Лелиному виду, явно серьезная. Что придумывал Вадим половину новогодней ночи, сидя за столом непривычно мрачный и отрешенный?

Решил наконец открыть Леле глаза на то, что ее обманывают? Леле, которая носит под сердцем ребенка, которой нельзя переживать и волноваться!

Карина почувствовала, как ее затрясло, точно она, подобно Любаше, подскакивала в пьяном, непристойном танце.

Где, интересно, бродит Олег? Неужели он ничего не заметил, запросто позволил приятелю фискалить на него и Карину? Что теперь будет с Лелей?

Вадим перестал говорить, слегка коснулся Ледяного плеча и тут же отодвинулся. Потом, поколебавшись, быстро нагнулся, поцеловал ее в щеку и так же стремительно зашагал к выходу из зала.

Леля продолжала стоять у стены, лицо ее было совсем бледным, взгляд оцепеневшим и задумчивым.

Карина глядела на нее, не решаясь приблизиться, начать разговор.

Наконец Леля сама покинула угол и медленно побрела к столику. Заметила сжавшуюся на стуле Карину, рассеянно улыбнулась, села рядом. С сожалением окинула взглядом бутылку, на дне которой оставалась капля жидкости.

— Жаль, нельзя выпить. Мне сегодня хочется, как никогда, а врачиха сказала — не больше двух рюмок. А то повлияет на малыша.

Карина молча кивнула, не в силах вымолвить ни звука.

— А где Олежка? — Леля посмотрела по сторонам. — Он же оставался, когда я пошла в туалет.