Я поворачиваю голову набок. В моей кровати спит тысячелетний Демон Девятого Круга, Дщерь Инари, Любительница Тофу и Та, Что Дарит Любовь. Спит, скинув с себя одеяло и подогнув одну ногу, сладко причмокивая во сне. Ее волосы разметались по подушкам, лицо во сне приобретает особое, невинное выражение, которое бывает только у совсем маленьких детей и спящих людей. Во сне она улыбается.
Вздыхаю и накидываю на нее одеяло, подтыкая по сторонам. Еще простудится, не май месяц во дворе, да и в спальне прохладно. Вспоминаю ее ослепительное тело и то, как она боролась со мной в кровати. Расположение пальцев, направление усилий, легкие толчки, прямое сопротивление. Как она там говорит — процесс будет продолжаться, пока я не умру? В голове начинает укладываться то, чему она меня учит — даже во сне, даже во время занятий любовью, даже когда она просто сидит рядом и курит трубку, читая книжки.
Я встаю. Ноги тонут в пушистом персидском ковре. Наклоняю голову в сторону, потом — в другую, разминая шею. Растираю запястья. Локти. Чуть приседаю, вставая в стойку и… подшаг вперед, тычок левой рукой, пальцы на лету складываются в кулак, разжимаются в ладонь. Захват воображаемого противника за запястье, короткий рывок на себя, тычок правой рукой, — так же, точно так, рука летит расслаблено, но в последний момент пальцы сжимаются в кулак, давая дополнительный импульс. Замираю, оценивая свои ощущения. Сзади раздается тихий звук. Поворачиваю голову. В комнату входит Лан, в длинном шелковом халате и со своей неразлучной секирой на поясе. Перед собой она толкает сервировочный столик с блюдами, накрытыми серебряными крышками, кофейником и чашками. Комнату заполняет запах свежесваренного кофе. Что интересно, лисица кофе терпеть не может, вот чай любит, сбитень обожает у уличных торговцев покупать, говорит у домашнего вкус не тот.
— Локоть не уводи в сторону. — говорит Лан, останавливая сервировочный столик у кровати: — и не проваливайся за ударом всем телом.
— Ты знаешь эту технику? — спрашиваю я у нее, она отрицательно качает головой.
— Школа Дракона. Нет, не знаю. Но общие принципы везде одинаковы. — она бросает быстрый взгляд на мирно сопящую во сне Акай и подходит ко мне.
— Представь, будто твое тело это центр. Как будто через макушку и точку дань-тян — проходит осевая линия. Выпрямись. Вот так. Руки… да, вот так. Теперь — удар! — она показывает, как, становясь напротив меня. Ее кулачок упирается мне в грудь.
— Не крути плечами, не вкладывай в удар все тело поворотом. Это не бокс. Ты работаешь не мускулами, а импульсом. Вот так. — снова меняет руку и на этот раз правый кулачок упирается мне в грудь: — видишь? И локоть… не поднимай его. Он должен располагаться на прямой. Вот так.
— Пусть еще голову вперед не наклоняет. — раздается голос с кровати. Акай проснулась и теперь трет глаза ладошками, зевает и смотрит на нас, на сервировочный столик, тянется, разминаясь: — а то бычится, будто забодать решил.
— Цун мин! — кивает Лан: — как и говорит уважаемая Демон Девятого Круга — не наклоняй голову. Плохая привычка. Это потому, что ты привык к своему этому европейскому боксу, к савату и прочим непотребностям, где вы только за счет силы все решаете. Сила, выносливость и деревянная голова. Но в мире магии сила не решает ничего… хотя в этом случае… — она смотрит на меня и качает головой: — все не как у людей.
— Он с железной головой. Правда внутри пустой. — откликается лисица, скидывая одеяло и наклоняясь над сервировочным столиком: — а чай? Чай принесла?
— Конечно. — Лан поспешно семенит к столику, поднимает чайник и наливает чаю в чашку: — вот. Пожалуйста. Для меня большая честь наливать чай самой…
— Без чинов. — машет рукой лисица: — чего глаза выпучила? У них тут есть такой обычай — я на балу видела. Подходят и говорят «без чинов», а потом общаются на равных, а не как в Хань, когда все эти эпитеты и звания повторять надо. Ты же у нас старшая дочь из старейшего рода Цин, Мастер Парных Секир, Нефритовая Птица Лан, ты должна понять.
— Но…
— Забей. Ты вон к мужу своему уже на «ты» обращаешься, так что как там говорят s i vivis Romae, romano vivito more (будучи в Риме, живи по римским обычаям (лат)), привыкай. Для тебя — я старшая сестричка Акай.
— Акай дадзе! — сестрица Лан бормочет что-то на смеси Ханьского и наречия Восточной Ся, наверняка выражая крайнюю признательность и благодарность. Характерная черта — двое сестричек из Ся знают кто такая Акай, именно — знают. И то, что, будучи по природе своей дерзкими и отважными воительницами, в присутствии Акай они хвосты тут же поджимают, и глаза в пол и едва на коленки не падают (первое время падали, но она запретила) — о чем-то да говорит. Не удивлюсь, если Акай, ну или такими как она — в Восточной Ся детей на ночь глядя пугают. Дескать придет лисица и заберет тебя… хотя я думаю, на взрослых мужчин такая страшилка не подействует. Показать ему лисицу в шелковом халатике, когда она халатик этот шаловливо скидывает — и даже тот факт, что он в процессе извлечения мужской инь — умрет, его не остановит. Меня же не остановил. Как говаривал Генрих Наваррский — Париж стоит мессы.
— Да не переживай. — прищуривается Акай: — мы все тут как одна семья… не так ли? Хочешь, научу тебя правильно в тучку и дождик играть, чтобы мужу твоему нравилось? Ты куда⁈ Эй, это часть боевой подготовки! Стой, женщина! Уваров, твоя наложница сбежала!
— И я ее понимаю. Я бы тоже сбежал, но у меня ноги отнимаются.
— Правильно. Бежать от меня бесполезно. Лучше давай еще разок, пока Мещерская не вернулась…
Глава 5
Глава 5
Уклоняюсь от лезвия темной секиры, которое горит алым пламенем Преисподней, уклоняюсь, разбиваю древко вдребезги. Иссиня-темное пламя, которым горят мои кулаки — легко преодолевает защиту противника, но в последний момент демон уклоняется от удара, чуть повернув корпус и отпрыгнув назад. В его руке снова появляется темная секира, на этот раз — чуть больше и с загнутым крюком на месте обуха.
Из-за моей спины гремят выстрелы, грохочут взрывы, на секунду закрывая демона облаками огня и дыма. Валькирии подошли. До чего же они меткие, ни одна в меня не попала, хотя я между ними и целью стоял, сам бы нипочем не рискнул стрелять в такой ситуации.
В облако разрывов тут же летят острые скальные осколки, взбивая еще больше пыли. Мне остро нужен какой-нибудь магический локатор, со всей этой пылью, дымом и огнем на поле боя я не вижу своего противника, а это дает ему лишнюю возможность сбежать. Почему? Да потому что это было бы лучшим решением с его стороны.
Непобедимость заключена в тебе самом, возможность победы — в твоем противнике. Так говорил Сунь Цзы в своем трактате «Искусство войны». Он допускал возможность встречи двух непобедимых полководцев, в этом случае война будет долгой и не приведет к победе. Тем не менее, пусть тактически у нас с демоном ничья, но стратегически он проигрывает. Камень Врат, или портальный камень — сейчас находится на его шее, словно ожерелье. Использовать его прямо так он не может, пространственный парадокс разорвет его тело в куски. И как бы ни был силен Генерал Легиона, это будет как минимум неприятно. Тем временем я бы успел разбить камень до того, как появятся орды Тварей. Это кажется патовой ситуацией, но только кажется, ведь ко мне подходят подкрепления, вон, успели валькирии подойти уже, Казимир Голицын вьется вокруг, время от времени устраивая демону веселую жизнь своим непревзойденным умением управлять каменными шипами, гигантским гранитным молотом или шрапнелью из острых осколков мелкого щебня. Насколько я понял, к нам так же спешит подмога Генерального Штаба, те, кто не попал в диверсионную группу Казимира с госпожой Нарышкиной и девочкой Полиной. Каждый миг, каждая минута, пока мы тут сдерживаем Генерала — облегчает задачу подкреплениям, в отличие от нас они продвигаются напрямик, разбрасывая и уничтожая толпы тварей, но даже так — уверен, что это не займет у них много времени. Это только мне кажется, что вечность прошла, полагаю, что на самом деле мы сражаемся не больше пяти, максимум десяти минут. Я знаю этот феномен растяжения времени на ринге, когда минуты тянутся часами.