Начальство... Похоже, мужчине претит мысль, что местный разводящий ему приходится таким же начальством, как и Глава Синдиката. Чуть меньшим, но… Думает, что унижать его начнут, шпынять, но вот загвоздка: Кодекс запрещает использовать своё положение в личных целях. Хорошего же о нём мнения затонский разводящий, оказывается – лучше и не придумаешь. Хотя, кто знает…

***

Под немые взгляды Вермут распаковывал и раскатывал по столу большую карту Зоны. Вот если бы подогнал кто проектор, было бы проще: щелкнул кнопкой, и всё в масштабе на соседней стеночке. Стой и объясняй. А так… Не то, чтобы он часто пользовался этой распечаткой, но иногда да баловался. Когда один, нет смысла задумываться об удобстве обзора для слушающих – монитора ноутбука более чем достаточно, но когда количество собеседников переваливает за двух – этот свёрток удобный выход.

Лист занял больше половины совещательного стола и был закреплен у углов, чтобы не скатываться и не мешать. Яркие обозначения мест, баз, аномалий… Обновить бы. Когда он там в последний раз её раскручивал? Недавно, когда отправлял группу Сабы на Кордон к Бонсаю, но аномалии могли поменяться. Расположение мест по крайней мере не должно, что хорошо.

Исчерканная карандашом, в его пометках – где постоянные базы, где временные; едва просматриваемые пути перемещений, места общих тайников… Конечно, можно было бы обговорить всё на словах и установить нужные точки сразу в ПДА, но так нагляднее.

Вермут крутил в пальцах грубо заточенный ножом карандаш, пока остальные собирались вокруг карты и мысленно усмехался: сложно не заметить, когда человек с удивлением взирает на что-либо. Неужели на Затоне нет такой карты, раз Гелла смотрит на неё с немым возгласом во взгляде «Ух, какая штуковина!»? Хотя, Ферганцу она зачем? Подконтрольных мест-то меньше.

- Разошлем группы в места обитания «греховцев», если они доступны. Проверим, от этого будем танцевать дальше. – Разводящий склонился над картой последним и практически сразу принялся беспощадно вычеркивать на глянцевой поверхности – чтобы карандашные отметины лучше прописались. – Я отправлю группы в Рыжий лес, Темную долину и на Кордон.

- Значит на нас Припять, окрестности «Юпитера» и территории рядом с Лиманском. – Ферганец видно уже раздумывал над распределением и сейчас выдал предложение без лишних промедлений. Оно и хорошо. Да и локации выбраны не плохо, разве что окрестности Лиманска… Там могли бы и его ребята посмотреть, ну да пусть, раз так хочет.

- Которое направление наше? – Девушка смотрела на карту с южной стороны, нависнув над Кордоном. Потянула руку выше, хотела видно упереться в Припять, но остановилась. Неужто не захотела руку в графитной каше пачкать? Забавно.

- Западнее. – Скомандовал затонский разводящий, стоя над своей восточной частью со скрещенными на груди руками.

Секунда на освоение информации и наёмница повела рукой в нужную сторону, но не на задуманную точку, а к Лиманску. Потом потянулась к Рыжему лесу, когда мужчина указал направление севернее. Тянулась и раздражалась, а Ферагнец словно удовольствие от этого получал – наблюдал и легко улыбался уголком губ. Методы воспитания у него что ли такие? Времязатратные, однако… Что ж, раз говорить не хочет, то он это сделает. Поглядим на улыбочку.

Вермут как раз и стоял у западной стороны – так сказать, наблюдал масштабы работ со своего «королевства». Перешел к южной части, нарочито своей ладонью переместил ладонь Геллы на Мертвый город так, что девушка от неожиданности дернула второй рукой по карте, едва не свернув её. Поднял голубые глаза на Ферганца. Посмотрел и понял – не зря сделал именно так: улыбка хоть и осталась, но таким взглядом при желании испепелить можно. Собственно, какое мнение – такое и поведение.

- Нет времени на воспитательные мероприятия. – Сказал Вермут и отпустил женскую ладонь. Холодную… Вроде не прохладно, чего мёрзнуть-то. – Мы останемся в Мертвом городе. Будем ждать результатов и пытаться настроить связь с главком и Службой.

Мужчина видел, как Физик вытянул губы в тонкую полоску – заценил номер, старался не смеяться. Но когда речь зашла о работе, вернул себе бесстрастное выражение. Ничего, когда-нибудь он, как и Вермут, научится так же виртуозно скрывать всё за одной маской – плотной, как гранит, и такой же холодной.

Бонсай

Он был всё ещё под впечатлением от случившегося. Не под лучшим впечатлением. Бонсай знал, что жизнь вполне можно оценить в денежном эквиваленте, но свой ценник даже представить не мог. Должно быть большой, если эти бездари согласились напасть на командира. Он был свято уверен, что двух «Ренегатов» подговорили, подкупили. Самим им не за что поступать подобным образом: мужчина их обучал, давал кров и какую-никакую надежду на непостыдное будущее. Но, судя по всему, кодекс они отштудировали плохо, раз предполагаемые будущие «Наёмники» таки решили убить своего лидера. И ведь не просто пырнуть при случае, а вон как – продумали. Наверное, хотели показать потом, что он погиб случайно в перестрелке. Как же.

Подельника его несбывшегося убийцы привели на базу и закрыли в одиночестве, отдельно от его ближайшего окружения, которое теперь тоже томилось под замком. Кто знает – может они тоже готовят нападение? Бонсай больше не промолвился ни одним лишним словом с кем-то из своих рядовых бойцов, а те, казалось, и не стремились пристать. Понимали, что произошло и в каком теперь настроении их командир пребывает.

Наёмник прикончил бы показательно, как и собирался, того «долговца», но Воробей остановил его, сославшись на необходимость работы с ним. «Он может сдать остальных» - говорил альбинос, кажется так же уверенный, что покушение – не личная их инициатива и состоит из большего количества деталей, чем две. Бонсай согласился и отдал своему заместителю провинившегося, а что именно он с ним делает и как допрашивает – вопрос фирмы, главное, чтобы эффективно.

Когда собрали под замок всех друзей «долговца», среди оставшейся толпы выискался самый активный доброволец. Оно и понятно, его появление было лишь вопросом времени: толпа долго может собирать и распространять сплетни и домыслы, но всё равно хочется точных фактов. Он приставал к Воробью, приставал к охране, приставал к пленным и сколько его не посылали, останавливаться не собирался. В один момент кто-то из охраны не выдержал и ударил приставучего паренька, но тот гнул своё. Угрозы оказаться в камерах вместе с товарищами и его не испугали, и самим пленным показались ужасными: те знали надоедливый характер ренегата и не стремились с ним сближаться до одной комнаты. Так дело и оставили – парень, наивная простота, пристает, его приставания игнорируют. Надоест - сам отстанет.

Но встревожен был не только разводящий, но и его основные бойцы. Если «Наёмники» из группы Сабы вели себя достаточно сдержанно и большую часть времени молча наблюдали за младшими бойцами, то его, Бонсая, группа была более активной. Пару раз кого-то забили за возможную подготовку нападения, кого-то – выводили за пределы базы на последнюю прогулку. И Бонсаю остановить бы это, но тот не хотел. Слишком много для них сделал, чтобы спокойно спускать с рук незаслуженное неуважение и ненависть к себе.

С оставшимися же ренегатами, пребывающими в адекватном состоянии, он продолжал работу. Не лично, но планы физических тренировок и теоретических занятий составлял самостоятельно и передавал наймам, чтобы те на них ориентировались.

Дождь не прекращался который день, только меняя свою интенсивность. То в окно кабинета долбило так, что, казалось, то вполне может развалиться вскоре, то утихало, легко постукивая по грязному стеклу. Площадка двора превратилась в жидкую мешанину, в которой иногда проглядывались доски и металлические листы, настеленные на манер мостиков. Бонсай выходил наружу редко, не стремясь покинуть свое сухое и теплое убежище, но о царящей на улице грязище знал, и недовольно поморщился, когда в кабинет, оставляя на полу мокрые грязевые следы, вошел Саба. Вымокший, как толстый домашний котяра, мужчина сразу пристроился к камину, собираясь обогреться, и Бонсай его не останавливал.