Мои руки и ноги затряслись, безумно выпучив глаза, я заклокотал, повреждённой глоткой, попытавшись шагнуть к ней. Но властный приказ, сковал мышцы и волю.

— Стоять. В темницу, шагом марш! И не смей оттуда вылезать, пока не позову!

Я развернулся и зашагал. Мир вновь погрузился во мрак. Открыв глаза, я боялся даже предположить, что увижу теперь, но проморгавшись понял, что лежу в спальне Антони, а рядом мирно посапывает Агата. Мне сразу стало так легко и тепло на душе, словно все те чёрные чувства и мысли смыло мыльной водой. Но всё же я себя обманывал, чтобы больше не чувствовать этого яда. Прогнать его из своих мыслей. Осторожно встав, я подошёл к секретеру и отпер заветный ящик с амулетом души Арона. Он мелко вибрировал, отбрасывая разноцветные сполохи на стены. Амулет говорил со мной. По какой-то до поры неизвестной причине, он слышал меня, а я его. Мы понимали друг друга, как никто другой бы не смог.

Мы непрестанно носим маски. Счастья, благополучия, порядочности. Свободен лишь тот, навсегда сорвал хотя бы одну.

В обеденной зале раздавалось тихое позвякивание столовых приборов. Приблизившись к двери, я натянул на лицо карнавальную маску и вошёл. Сабина Веленская была бледна, как никогда прежде. К тому же она так высохла, что у нее даже немного разгладились морщины. Заметив меня, старуха вздрогнула и едва заметно кивнула головой.

«Сколько же тебе лет, — думал я, разглядывая водянистые измождённые глаза. — Ведь по всему выходит, что нет и пятидесяти? И ведь даже теперь я не знаю о тебе всё».

— Доброе утро, мамам, — проговорил я, садясь за стол.

Майя шагнула было ко мне, чтобы положить кашу, но я жестом остановил её.

— Спасибо, я не голоден.

Я тотчас себя одёрнул.

«Антони бы никогда не сказал спасибо прислуге».

— А я вот решила поесть… — едва слышно прошептала Сабина, рассеянно перебирая кашу ложкой, но так и не отправляя её в рот. — Хотя тоже совершенно не голодна.

Помолчав, она подняла на меня усталый взгляд и заговорила снова:

— Открой мне своё лицо, сынок… Я — мать… Я должна…

Я отчётливо понимал, что чем дольше уклоняюсь от этой темы, тем быстрее у Сабины начнут крепнуть обоснованные подозрения. Убивать же несчастную старуху совершенно не входило в мои планы. Нужно было как-то выбить почву у неё из-под ног, сказав такое, что напрочь переменит тему разговора.

— Почему ты сделала отца мормилаем? — спросил я наугад, не думая, что она ответит.

Звякнула упавшая ложка, но Сабина мгновенно совладала с собой.

— Твой несчастный папочка хотел заботиться о нас даже после своей кончины. Таково было его желание на смертном одре.

«Надо отдать тебе должное, Сабина, — думал я, выметая из души последние капли сочувствия. — Даже умирая сама ты продолжаешь лгать. Бессмысленно и неуклюже. Хотя… Войцех уже мёртв, как знать, жив ли ещё хоть кто-то, кто знает правду?».

— А что было после?

— После чего, сынок?

— После того, как отец стал им, — продолжил допрос я. — Как долго он «защищал» нас? Я очень смутно помню его, а порой кажется, что не помню вовсе.

— Ты не можешь его помнить, — неожиданно резко отрезала Сабина. — Он погиб, когда тебе стукнуло лишь два года. О, мой бедный Арон… Он утонул. Но ты ведь и сам об этом прекрасно знаешь, я много раз тебе рассказывала ту печальную историю.

— Я думал, что помню, — быстро сказал я, увиливая с опасного поворота. — Но теперь мне кажется, всё было не так. Он приснился мне нынче. Представляешь?

Мне показалось, что старуха вздрогнула. Это могла быть и слабость, от которой Сабина страдала уже не первую неделю, но её выдал взгляд. Взгляд затравленного зверька, который смотрит в пасть хищника.

— И что же тебе приснилось, сын мой?

— Турнир, на котором вы познакомились.

На миг Сабина застыла, будто копаясь в памяти. Её глаза подёрнулись пеленой, веки опустились. И готов биться об заклад, она на миг улыбнулась. Но момент слабости прошёл быстро, губы снова обмерли.

— Я всегда говорила, что ты очень проницательный мальчик. Ты даже себе не представляешь на сколько.

— Что происходит после второй, конечной смерти мормилая? — резко спросил я, чуть меняя тему.

— Откуда же мне знать, — рассеянно протянула Сабина. — Я не некромант, мой мальчик.

— Но ты как минимум дважды к ним обращалась. Неужто ты не поинтересовалась, что потом… После гибели тела. Что некромант сказал, сделать с амулетом, в котором запечатана его душа?

— Это было так давно, мой милый Антони. Я давно забыла, что там советовал этот жуткий человек…

Сабина замотала головой, словно отмахиваясь от призраков прошлого, но я понял, что она темнит.

— Некроманта, который привёз мормилая руса ты видела совсем недавно. Прошло… сколько? Пять месяцев?

— Почему ты спрашиваешь, Антони? — старуха не собиралась так быстро сдаваться и продолжала юлить. — Что-то случилось с твоим мормилаем? Он был убит во время нападения? Я должна была догадаться… Эта новая охрана… И ты давно его не приводил.

— Да, он геройски погиб, защищая господина, — хмыкнув, ответил я. — Однако ты так и не ответила, маман. Что некромант велел сделать с амулетом, в котором томится душа мормилая, после его конечной смерти?

— Я же сказала, что запамятовала, сынок… Да и какое это теперь имеет значение? Сгинул и поделом ему… Не уберёг моего любимого… Мое нежного и ласкового Антони.

Я понял, что её не пронять. Давить дальше было бессмысленно, она всё равно не скажет, пока мы играем.

— Знаешь, что мать? Я думаю, ничего ты не забыла. Ты намерено мне не говоришь. И чем дальше я думаю о том, в чем твой мотив скрывать от меня правду, тем яснее мне становится — ты боишься. Боишься, что я сделаю что-то, что не должен.

Её усталые глаза вдруг остекленели. Взгляд стал жёстким и злым.

— Ты забываешься, мой дорогой сын… — проговорила она тоном, в котором задребезжал металл. — С какой стати ты допрашиваешь меня — твою мать в родном доме? Может, ты забыл, что пока я жива, ты здесь не главный? Тогда я напомню. — Старуха сжала ложку так, что и без того бледная старческая кожа натянулась, рискуя надорваться. — И сними эту чёртову маску, когда говоришь со мной!

Её дыхание участилось, кровь прилила к лицу, окрашивая румянцем.

— Я сниму маску, как только ты ответишь на простой вопрос.

— Если ты опять…

— На другой вопрос, — перебил я. — Кто-то ещё знает, что ты застрелила моего дядю?

— Кто… что? — пробубнила она, дрожащими губами.

— Кто-то ещё знает, что ты застрелила своего мужа Арона, а понесла от его младшего брата Ярослава?

Сабина опёрлась обеими руками о стол и попыталась встать, но силы покинули её. Дыхание со свистом выталкивало из её лёгких воздух, но каждый новый вдох не приносил облегчения. Она задыхалась, быть может от возмущения, страха, потери самообладания. Старость в одночасье сразила её, забирая остатки сил. Майя метнулась к хозяйке, но я остановил её, рявкнув:

— Стоять!

Поднявшись, я отшвырнул прочь стул, и подошёл к задыхающейся Сабине Веленской.

— Не важно, каким чудовищем он был при жизни. Не важно, что он тебя мучил и сам сгноил собственного брата в тюрьме. Вы все хороши! Ты расквиталась с ним, прикончила! Но тебе показалось этого мало. Ты заставила его себя убить вновь, так? Или нет? А затем сохранила амулет, не сделав что-то, что было должно, верно? Ты годами хранишь проклятый камень здесь, наслаждаясь страданиями Арона! Я ничего не забыл, мама?!

— Воды… — шептала Сабина, запрокинув голову. — Воды…

— Боюсь, если я дам тебе воды, мамочка, ты захлебнёшься, — прорычал я. — Отвечай. Что тебе велел сделать некромант, когда мормилай погибнет?

— Его надо отпустить…

— Как?! Как отпустить, мама?!

— Нужно… нужно…

— Нужно, что?! Говори же!

— Нужно окропить его кровью из пальца… хозяина… А затем сказать…

— Что сказать, Сабина, чёрт тебя побери?!