Я совершенно не думал о том, куда иду. Меня то ли что-то влекло, то ли дорога была столь знакома, что не требовалось ориентироваться, чтобы не заблудиться. Над головой раздалось склочное воронье карканье. Я поднял взгляд, но услышал лишь удаляющиеся хлопки крыльев. Передо мной медленно скользило вниз чёрное, как смоль вороное перо. Я попытался схватить его, но никак не мог поймать. Все попытки оказались тщетны, и перо миновало мои кисти, так и растворившись в тумане. Вдалеке послышался плач кукушки. Монотонным эхом он разносился по лесу, то стихая, то вновь возобновляясь.

«Сыграть что ли? — подумал я. — Когда, как не сейчас. Идеальная забава. Рулетка, в которой можно выиграть, только проиграв».

Вдруг впереди забрезжил свет. Я вышел к добротной бревенчатой избушке. Лес вокруг был вырублен, участок вокруг дома обнесён плетнём, за которым расположился небольшой сад с десятком яблоней. Толкнув ветхую калитку, я прошел к дому и постучал.

— Алёша? — раздался голос Агаты.

Я очень обрадовался, будто заранее знал, что она меня там ждёт. Потянув дверь, я вошёл в сени, где сбросил сапоги. Уже босиком я толкнул следующую дверь и оказался в горнице. От печи тянуло приятным теплом и выпечкой, но я не чувствовал голода. Я глядел на стройный силуэт женщины, застывшей у окна. На ней была тонкая полупрозрачная сорочка, через которую просвечивали контуры тела. Я ощутил невероятное по своей силе влечение. Мгновенно оказавшись рядом, я обнял её за талию, зарываясь лицом в волосы.

— Смотри, снег выпал, — проговорила Агата, неотрывно глядя в окно.

— Это не снег, — сказал я, улыбаясь. — Яблони зацвели.

Агата обернулась, глядя мне в глаза, а затем взяла за руку, сжимая ладонь.

— Чувствуешь? — тихо спросила она.

— Чувствую, — ответил я.

— Ты не можешь чувствовать, у меня тела нет, — вдруг резко и зло прокричала Агата.

Вместо её таинственных карих глаз, с любимого лица смотрели два чёрных провала. У меня закружилась голова и отнялись ноги. Едва я попытался сделать шаг назад, то упал, больно ударившись затылком. Столь милое и родное лицо Агаты, превратилось в омерзительную и чудовищную бледную маску. Оно надвигалось на меня, гипнотически пожирая пространство чёрными провалами глаз, в которых вращались воронки.

Я вдруг очнулся, ощущая жуткий холод, сковавший руки от кончиков пальцев до плечей.

— Приехали, говорю, — проговорил Милош, удивлённо заглядывая мне в глаза. — Дома, значится.

— Спасибо, — ответил я севшим голосом.

«Этого не было, нет и не будет, — твердил я про себя. — Не было, нет, не будет».

Предательство — есть следствие глупости или малодушия. Шпионы и соглядатаи не являются предателями, это такая же профессия, как плотник, лишь с той разницей, что плотников реже убивают.

Сонливые осенние дни тянулись один за другим, а общество пера и восходящей луны не присылало вестей. Я старался без нужды не высовывать носа из особняка, ожидая реванша со стороны Хшанского. Мои опасения были вполне обоснованы. Михаил получил урок, как и оскорбление, которое требовало ответа. Тем не менее, после случившегося в переулке, он не подсылал убийц ко мне в дом. Наши отношения перешли на уровень позиционной войны.

Как-то раз, возвращаясь из сукновальной мануфактуры Антони, которую я теперь регулярно посещал с частными проверками, мне посчастливилось чудом разминуться со смертью. Дилижанс покачивался, стуча колёсами по мостовой, как вдруг окно лопнуло, осыпая меня сонмом осколков. Повинуясь чутью, я выпрыгнул через противоположную дверь. Раздались ещё два выстрела, пули прошили кабину экипажа, так и не найдя цели. Перепуганный Роберт сделал то, что и подобало, не получив дополнительных указаний. Взвизгнув, словно чёрт, он хлестнул лошадей, уводя дилижанс прочь от опасного участка. Удача благоволила мне, я вывалился из экипажа как раз в том месте, где владелец бакалейной лавки свалил пустые ящики из-под товара. С другой стороны улицы тянулся ряд двухэтажных жилых домов, стоящих впритык друг к другу. Я замер, не рискуя высовываться.

«С пологой крыши удобно стрелять, а стрелков минимум трое, — думал я. — Теперь они перезарядились и ждут. Могли меня видеть? Скорее всего нет. Сделав залп, они уходили на перезарядку, прячась в укрытии. Тогда ждать?».

Вдалеке слышался женский плач и встревоженные возгласы, звук удаляющихся шагов. Груда ящиков не позволяла осмотреться. Бакалейщик запер дверь лавки изнутри, едва поднялся шум. Я слышал шепот его и поневоле запертых внутри покупателей. Наконец над улицей повисла тишина. Выждав ещё немного, я выглянул из укрытия. Над крышей дома напротив виднелись только безмятежные небеса. Стащив с лица маску и спрятав её за пазуху, я негромко произнёс:

— Кажется, всё закончилось! Кто-нибудь ранен?

Дверь бакалеи приоткрылась.

— У нас все целы, — крикнули оттуда.

— У нас тоже, — последовал ответ из другого здания ниже по улице.

— Вроде пронесло, — сообщили из цирюльни.

— Какого дьявола стреляли? — недовольно осведомилась пожилая дама в кружевном чепце, выглядывая с окна второго этажа здания, на крыше которого скрывались стрелки.

— Это у тебя надо спросить, старая хрычовка! — раздался дребезжащий женский голос из другого окна, недалеко от моего укрытия. — Палили с твоей крыши! Ох, вот я сейчас доложу городовым.

— А и доложи! — с вызовом ответила дама в чепце. — А я тоже доложу! Что твой пердун самогонку на рынке толкает!

— Кто толкает? Кто толкает?! Что ты там брешешь, как собака подзаборная?!

— Это я-то собака? На себя посмотри, кобыла хромоногая.

— Нет, ну, гляньте! Орёт-то как! У тебя-то мужа нет, вот ты и взъелась, потому, как полвека, поди, нетоптаная ходишь, уж бурьяном всё поросло!

Под задорную ругань соседок, улица начала оживать. Люди выходили из домов, весело делясь впечатлениями от пережитого. Ведь страшно, оно только в начале, когда гремят выстрелы, а потом это отличный повод для сплетен, оплетаемых всё новыми и новыми подробностями на ближайшую неделю, а то и две. Ещё раз оглядевшись, я выскользнул из укрытия, и как ни в чём ни бывало зашагал по мостовой.

Во избежание подобных инцидентов, я лично планировал маршруты дальнейших поездок, порой закладывая такие петли и круги, которые было бы трудно предвидеть. Мне пришлось досконально изучить карту Крампора, и постоянно держать в уме возможные пути отступления. Долгое время ничего не происходило, но я уже догадывался, каким может быть следующий шаг Хшанского.

«Он попытается отравить продукты, которые мне поставляют. Могут пострадать невинные домочадцы. Чёрт возьми, нельзя поставить под удар Агату… Хотя, находясь рядом со мной, даже в одном доме, она всегда в зоне риска».

Я строго настрого запретил Майе и Анне в дальнейшем заказывать у фермеров продукты, как это было заведено раньше. Теперь им приходилось каждый день ходить на рынок и покупать еду у разных торговцев. Анна клялась и божилась, что всё поняла, но я переживал за способность критического мышления Майи. В силу возраста, кухарка могла попросту полениться исполнять мои предписания в точности, а потому, я отдельно поговорил с Анной, походя повысив ей жалование за тем, чтобы она лично следила за исполнением.

Однако, уже скоро выяснилось, что я недооценивал Михаила и степень его обидчивости. Одним прекрасным утром, мы с Агатой отправились на конную прогулку. Это было всецело моей инициативой. Приходы Агаты в спальню по ночам прекрасно разбавляли томительное существование неживого, но и не мёртвого существа, но в какой-то момент я понял, что хочу большего.

«Какого чёрта? — размышлял я, волнуясь и не зная, как к ней подступиться. — Если я самозванец и могу с этим жить, почему не может она?».

Я начал учить её езде верхом, водя лошадь под уздцы по аллеям сада за домом. Агата очень стеснялась и долго отказывалась осваивать новое умение, но в конце концов сдалась. Затем мы начали выезжать на луг неподалёку, и, наконец, перешли к полноценным прогулкам. Я знал, что за особняком следят, а потому всегда брал кого-то из ландскнехтов с собой. Мы переодевались, заменяя броские камзолы и платья простой одеждой. Дабы не создавать привычек, которые можно проследить, совершали выезды в случайные дни. И всё же однажды едва не попались.