В тот день я взял с собой Сеппа и Мартина, оставив при доме Милоша, который накануне брал выходной, и явился на службу не вполне здоровым. Впереди скакали ландскнехты, сзади мы с Агатой, держась рядом друг с другом. Все были одеты в одинаковые плащи с капюшонами, я принципиально настоял, чтобы Агата убрала волосы, так чтобы они не выбивались наружу. Она делала всё, как я говорил, но то и дело улыбалась, словно всё это было лишь шуткой. Моя черноглазая спасительница захотела к фонтанам на Бронзовой площади, и мы направились туда. Выдался солнечный день, быть может, последний тёплый в этом сезоне. Его действительно не хотелось проводить в четырёх стенах. Привычно меняя маршрут, и петляя мы отправились в путь. На Васильковой улице мы повернули в сторону Красильной, однако наткнулись на неожиданное препятствие. Проезд был перегорожен несколькими телегами, из которых выгружали бочки со смолой для мануфактуры. Естественно, мы развернулись, как вдруг на перекрёстке остановилась коляска ландо. В ней было двое мужчин, кучер и пассажир. Я успел заметить, что в руках одного из них что-то искрит, цедя белёсым дымком.

— Назад! — взревел Сепп.

Я натянул поводья, а пассажир ландо вскочил на сидение и метнул в нашу сторону какой-то мешок. Агата застыла, с ужасом взирая на дымящийся предмет. Я хотел было прыгнуть к ней, но не успел. Прогремел взрыв, осыпая нас жужжащими ядрами самодельной бомбы. Ржание лошадей, крики, едкий дым! Конь встал на дыбы, и я рухнул на мостовую. Сепп лежал рядом, тряся головой. Мартин исчез из виду, кажется, пустившись в погоню. Я оглушённый и дезориентированный стоял на четвереньках, слепо шаря перед собой. Агата! Моей Агаты нигде не было. Её лошадь стонала от боли, лёжа на боку. Из разорванной брюшины хлестала кровь и вываливались внутренности. Обезумившее от боли животное стучало копытами, пытаясь подняться. Агата лежала под кобылицей, её придавило. После падения она ударилась головой и потеряла сознание. Я выхватил саблю и принялся рубить утопающее в агонии животное. Кровь заливала мои руки, я изо всех сил дёргал огромную лошадиную тушу, превратившуюся в располосованное месиво, но никак не мог сдвинуть с места.

— Кто-нибудь, — взмолился я. — помогите! Кто-нибудь! Сюда!

К счастью, от красильни прибежали четверо рабочих. Ребята и не такое видали, перевозя тяжеленные бочки со смолой, им довелось не раз вытаскивать придавленных грузчиков. Вместе с ними, мы споро оттащили тушу, высвободив Агату. Она была без сознания. К тому времени, Сепп пришёл в себя и поймал свою лошадь, которую я тотчас забрал. Мой конь был ранен, и разбираться с тем, сможет ли он нести седока было не к месту. Я запрыгнул в седло, и принял от наёмника, замаранную лошадиной кровью, всё ещё бесчувственную Агату и пришпорил перепуганное животное. Никогда я не скакал ещё так быстро. У меня немели руки и кружилась голова.

«Если она умрёт… Если она умрёт, Михаил… Я вырежу всю твою семью, не щадя ни жены, ни дочерей! — зло кричал я в глубине души. — Я сожгу твой дом, а засыплю пепелище солью! Я утащу тебя в подвал Веленских и буду пытать, скармливая тебе собственные конечности!».

Она выжила, отделавшись сломанными рёбрами. Мартин вернулся ни с чем, рассказав, что нападавшие на ландо были не одни.

— Мне не дали преследовать, — посетовал наёмник. — Только я сел и им на хвост, появились двое верхом. Не стреляли, убить не пытались. Один давай меня хлыстом потчевать, а второй на коняку аркан набросил и потащил… Я за меч хотел взяться… Да там народу было… Ушли, короче… Привет тебе передавали… Сказали, мол, должок ещё не выплачен.

— Это мы ещё посмотрим, — сквозь зубы процедил я.

Хшанский опасно подобрался ко мне и следовало пересмотреть и без того серьёзные меры безопасности.

«Проклятое общество пера и чёртовой луны… — думал я, сжимая кулаки в бессильной ярости, сидя у постели, в которой спала израненная Агата. — Почему вы не связываетесь со мной? Чего вы ждёте?».

Просто сидеть в особняке и ждать, пускай и будучи готовым к отражению штурма, я тоже не собирался. В любом городе на любой улице есть те, кто лучше прочих знает всё и обо всех. Мальчишки. Голодные и ободранные, как бродячие коты, они способны проникать в любые щели, знают все тайные закоулки и, конечно, лица тех, кто на их территории живёт, а кому тут не место. Я послал Мартина, как самого молодого из всех, нанять этих котов. Я платил каждый день, требуя информацию: кто заходил на улицу из чужих, кто что-то выведывал, кто проезжал мимо, словном всё, что могло попасться на глаза, которые умеют наблюдать и подсматривать.

Прошло две недели. Агата вставала с постели и свободно перемещалась по дому, но ещё была очень слаба. А я вычислил четверых вероятных агентов Михаила. Вопреки моей давней угрозе лишить зрения и языков новых агентов, их пристали. Первым был один неприметный тип, который каждое утро покупал сдобу в булочной неподалёку. Приобретя выпечку, он некоторое время болтался, то тут, то там, а затем к полудню исчезал. Коты проследили за ним. По пути от своего дома до моего, он проходил как минимум две лавки с выпечкой. Конечно, можно было предположить, что парень предпочитал именно эту продукцию, но я не собирался рассыпаться в допущениях.

Другого соглядатая нашли не сразу. Им был извозчик, привозивший к кирпичному цеху глину. Он приезжал каждый день, и до самого вечера ждал загрузки готового товара. Проводить свободное время можно было по-разному, но извозчик предпочитал не сводить глаз с особняка.

Третьего отыскал Сепп. Им был один выпивоха, который частенько оказывался неподалёку, искусно изображая крайнюю степень опьянения. Сепп заметил, что тот шатается и поёт заунывные песни заплетающимся языком, только когда поблизости кто-то есть. И якобы пьёт этот тип почти каждый день, при этом явно нигде не работая.

Наконец, четвёртый шпион подобрался ближе всех. Его заприметил я сам. Сидеть взаперти всё время я уже не мог, а всецело доверять даже тем, кто был нанят с таким трудом, не хотел. Я знал, что если хоть немного усыплю собственную бдительность, то открою спину для удара. Нетерпение требовало правосудия, но рассудок осаживал жажду поквитаться. Я стал выбираться из особняка в одиночку, как вор, тайком перелезая через стену. Ландскнехтам, увы, пришлось об этом сообщить. Мне совершенно не улыбалось получить железяку под рёбра по возвращению домой. А Милош, после покушения с бомбой, во время которого он сам маялся от похмелья, стращал своих подчинённых не на шутку.

Я выходил из особняка и бороздил улицы, вдыхая ароматы спящего города. Я не знал, кого и что именно ищу, а просто отдавался чутью, повинуясь просыпавшимся в ночи новым инстинктам. Так я и нашёл последнего. Им оказался молодой парень, который ухлёстывал за Анной. Одним ранним утром, я возвращался из ночного рейда по окрестностям, как вдруг увидел свою прислугу в компании кавалера. Они явно провели ночь вместе, и ухажёр провожал спутницу.

«Молодая, красивая девушка. Ничего удивительного, что у неё завёлся любовник, — подумал я. — Подозревать каждого, значит быть болваном. Ничего удивительного, если не учесть одного. Эта самая молодая и красивая девушка имеет доступ к еде, которая идёт на мой стол. Если он вскружит ей голову, а потом заставит сделать какую-нибудь глупость, которую он, без сомнения, сможет объяснить так, что она поверит и согласится, я окажусь болваном двойне».

Спустя ещё две недели, Агата окончательно оправилась, кости срослись, а румянец вернулся на её лицо. Всё это время я был с ней, покуда мог, не пропадая в ночных бдениях. Она пыталась дознаться у меня, сердцем чувствуя напряжение любимого, но каждый раз натыкалась на стену молчания.

— Алёша, я ведь не дура и не слепая, — шептала она по ночам, когда я оставался в постели. — Что ты задумал?

— Я всё решу, — твердил я. — Нам больше никто не навредит.

— А хуже не будет от этого твоего решения? — не унималась она. — Зачем мы остаёмся в этом проклятом доме? Сабина мертва, состояние Веленских в твоих руках. Мы можем исчезнуть. Раствориться! Твоего лица никто не знает, ты можешь сбросить личину Антони навсегда и больше не прятаться за этой чёртовой маской. Мы можем быть счастливы, вдвоём, там, где нас никто не найдёт!