— Сказать… Покойся с миром и назвать его по имени…

— Не давай ей ничего, — рявкнул я, ткнув пальцем в сторону Майи. — Я мигом!

Я бросился бежать, на ходу вышибая двери, едва не сбив с ног Каспера. Передо мной мелькали комнаты и коридоры, лестница, наконец, дверь спальни. Влетев туда, я выхватил из кармана заветный ключ, отпер секретер и заветный крошечный ящик, ставший тюрьмой для такого же как я. Схватив амулет, тотчас бросился назад. Камень был горяч настолько, что едва не дымился. Арон словно чувствовал и слышал, всё, что происходило. Он бессильно звал меня и умолял, поторопиться. Но я и без того мчался назад, как умалишённый, перепрыгивая через три ступеньки, скачками словно дикий зверь. Вернувшись в обеденную, я бросился к Сабине, но едва увидев её, замер. Поза старухи была слишком красноречива. Голова запрокинулась назад, руки повисли плетью, рот раскрыт, глаза застыли.

«Опоздал. Забери меня тьма. Всего на какой-то миг. Я был так близко и опоздал».

Мне почудилось, что амулет в моей руке вздрогнул, а затем стих, так же, как и его хозяйка. Словно, приняв страшный рок, Арон, давно лишённый тела и вообще всего, что делало его человеком безмолвно взирал в бездну бесконечности, которая теперь стала его будущим и настоящим. Вечная тюрьма.

«Такая участь ждёт и меня, — подумал я, убирая амулет с душой Арона за пазуху. — Если я не нащупаю другой путь, а он теперь лишь один… Надо искать некроманта. Но если раньше я мечтал о мести, теперь мне придётся молить его о спасении. Вряд ли он внемлет. И всё-таки, как глупо получилось! Ведь я мог спасти хотя бы его. Что бы Арон не сотворил при жизни, никто не заслуживает подобной участи».

— Майя, я обо всём позабочусь. Ступай, да и позови Каспера.

Стянув маску, я дождался, когда явится дворецкий и распорядился относительно похорон. Устраивать церемонию и приглашать кого-то, было бы опасно. Беспокоиться же о внезапно нагрянувших родственниках я даже не собирался.

«Если слуги будут держать рот на замке, смерть Сабины только облегчит мою задачу».

Похоронить Сабину я решил во внутреннем дворе за домом. Чтобы рассеять всеобщие сомнения и страхи, мне пришлось самолично вырыть для неё могилу и даже произнести речь. Только кухарки и Агата знали правду о том, что я ненастоящий сын покойной. Конюх Роберт никогда не видел нас вместе, как и наёмный истопник Иаков. Единственным человеком, который теперь был для меня опасен оставался Каспер. Каспер не раз видел моё лицо и знал, что никакой оспой я не болен. Он не задавал вопросов, получая солидное жалование.

«Но такая верность недолговечна, — думал я. — Однажды кто-то, кто будет копать под меня предложит ему больше, и тогда он меня сдаст».

Майя настаивала на том, чтобы вызвать священника, но я запретил ей, разрешив прочитать молитву самой, если того велит её сердце.

— Ты всё слышала, Майя, — сказал я ей после того, как закопал тело покойной. — И теперь знаешь, каким человеком была Сабина Веленская. Не стоит беспокоиться о душе старухи. Её хотя бы никто не пленял.

Кухарка пожала плечами, но ничего не ответила.

«Всю ночь будет молиться».

— Господин, письмо.

Каспер стремительно подошёл ко мне, как только и без того ужатая церемония подошла к концу.

— Кто доставил?

— Неизвестно.

— Что даже Милош с ребятами не видели?

— Точно так, господин, — ответил Каспер, чуть более нервозно, чем обычно. — Я слышал, как Милош обругал двух других, — добавил он совсем тихо. — Мол, куда смотрели, и всё такое в этом духе.

— Понятно, — кивнул я, принимая послание.

У меня в руках оказался конверт. Первое, что бросилось в глаза это дорогая бумага. Тот, кто написал это письмо не пользовался второсортным сырьём. Сургучная клякса не была скреплена печатью.

«Интересно, — подумал я, разламывая её. — Опять тайны».

Моя догадка подтвердилась. Письмо было очень коротким, всего пара фраз:

«С вами поступили бесчестно, а вы безрассудно. Нужно встретиться. Приходите завтра к полудню на кладбище за монастырём Святой Эвт Перерождённой». И подпись «друг».

После подписи была начертана странная эмблема, раньше я её нигде в документах Веленских не встречал — перекрещенные перо и месяц.

— Каспер, у кого в городе такой герб? — спросил я, показывая ему письмо, но закрыв ладонью часть с текстом.

— Кхм. — Дворецкий задумался. — Да, пожалуй, ни у кого. Прошу простить бестактность, отправитель не известен, я полагаю?

— Нет.

— Может, отправитель из другого города?

— Возможно… Возможно… — протянул я, не желая посвящать его в детали.

С приходом ночи погода испортилась. Затянул несильный, но непрекращающийся дождь. Капли барабанили в стекло, а я лежал во тьме, ожидая прихода Агаты. Дом скрипел и стенал, словно старый пёс, который жаловался на непогоду. Хотя, быть может, он провожал последнюю живую наследницу? Конечно же, это был вздор, но обостряющееся к ночи чутьё и воображение было не удержать. Я лежал и думал о них, о том, какая тяжёлая судьба обрушилась на этот род. В моих размышлениях относительно Веленских не находилось и толики жалости, для меня они были виновны, хотя бы и в том, что дважды Сабина платила деньги за создание мормилая.

Агата явилась много позднее обычного, когда мне уже начало мерещиться, что её никогда не существовало. Тьма растекалась по потолку, лоснясь и мерцая, маня и затягивая. Я глядел в омут, вращающейся над головой воротки и размышлял над тем, что будет если я подчинюсь. За стенами чудились голоса, они шептали и уговаривали принять себя и великую участь. Какую? Тени не говорили об этом, но я сам знал, что там, где обугленные души находят последний приют, ждёт Он. И будет ждать всегда, сколько бы лет не прошло.

«Однажды я явлюсь на зов, и мы станем едины».

Эта мысль не давала мне покоя, она требовательно вкручивалась в память, замещая любой образ, который в ней возникал. Но, наконец, скрипнула дверь, и мрак рассеялся. Я услышал осторожную поступь босых ног. Скрипнула кровать. Тело обожгло жаром, что исходил от её горячего и страстного тела. В лицо пахнул терпкий аромат вина, и в ту же секунду её губы коснулись моих. Пальцы Агаты скользили по моему телу. Она щипала меня, впивалась ногтями и покусывала, распаляясь с каждым движением. Вскоре я ощутил жар внутри неё. Агата раскачивалась вперёд и назад, касаясь грудью моего лица. Она чуть слышно смеялась, дразня меня, то отстраняясь, то прижимаясь с жадностью и страстью. Я вдруг ощутил, что нахожусь на грани, что возможно, впервые за долгие месяцы почувствую то, чего был лишён, казалось навсегда. Как вдруг Агата развернулась, ложась спиной мне на грудь. Её бёдра обхватывали мои, а ягодицы продолжали ритмично ласкать. У меня закружилась голова. Я сжал её грудь и выгнулся дугой, а Агата билась об меня, находясь на грани истерики, тяжело дыша и постанывая. Живительное тепло пронзило моё тело от паха, поднимаясь всё выше и выше, до самой макушки. Со стоном я рухнул на подушки. Кажется, я улыбался.

«Это просто невероятно. Кто ты, Агата? Неужели всё это взаправду? Меня оживляет прачка? Каждую ночь, ты заставляешь меня пробуждаться. Кто ты такая?».

— Это не жизнь, Алёша. Но и не смерть. Мы где-то посередине. Взаправду ли? Разве ты не чувствуешь?

— Чувствую, — согласился я. — Я не понял, что говорю вслух.

— Ты и не говорил. Это и так понятно. Я вижу в твоих глазах намного больше, чем ты говоришь. А ещё счастье, которые ты сегодня испытал. Тебе было хорошо?

Агата всё ещё лежала на спине, а я продолжал сжимать её грудь. Она говорила, глядя на меня в пол-оборота, лукаво и заговорщически стреляя глазами. Я снова улыбнулся.

«Нет такого слова, чтобы описать, насколько это было хорошо. Язык не поворачивается оскорбить то наслаждение терминами».

Она поцеловала меня, и перевернувшись, устроилась рядом, как всегда оплетая ногами и руками.

— Я давно не жалею себя, — сообщила Агата, словно продолжая внутренний монолог. — Не завидую никому. Сегодня, когда мы хоронили Сабину, я провожала её жизнь и думала. Они не были бедны, хоть и не купались в роскоши. У них было всё для счастья. Но что стало с этой семьёй? Сгинули все, друг друга в могилу и созвав. Я сегодня вспомнила одну сказку, её рассказывала мне моя мать. Очень давно. Теперь кажется, что в другой жизни, будто сотни лет назад. Это была печальная история об одном рыцаре, который настолько верно служил своему народу и родной земле, что, погибнув на поле боя, вернулся из мёртвых. Иноземные захватчики топтали сёла и веси, а рыцарь шёл по следу, каждую ночь забирая их жизни и выпивая их кровь. Но когда он почти победил, пришёл священник, который укорил рыцаря. Ты жил сообразно вере и умер ради неё. Но что стало с твоей душой после? — спросил священник. — Ты опозорил собственное посмертие, решив, что выше смерти и воли великой Эвт. И ты предал своё прошлое, заявив, что не хочешь умереть, как задумал про тебя великий Лот. И тогда разверзлась земная твердь, и открылся тёмный портал, куда ушёл рыцарь. Из истории было стёрто даже имя его, лишь тень его памяти витала над миром, вселяя ужас и страх в падших, довлея над ними. Душа рыцаря померкла во власти тьмы, что поглотила его, лишь тусклые тени разлетелись на все стороны света. И видели эти тени лишь самые чёрные души и злые умы. Они и стали первыми некромантами, что насилуют плоть, и сжигают чужие судьбы.