Фон Балк хлопнул меня по плечу латной рукавицей, от чего наверняка оставил мне синяк. А я смотрел во все глаза на девочку лет четырнадцати, сидевшую неподалёку от судейской ложи. Её белоснежной кожи совсем не касалось солнце, не оставив даже тени загара. Губы чуть улыбались, золотистые локоны были заплетены в толстую косу, которая спадала на грудь, а голубые, подобные небесной вышине глаза смотрели на меня в восхищении. Я почувствовал, как заливаюсь краской, но продолжил неотрывно смотреть на неё, а затем послал девушке воздушный поцелуй. Толпа прыснула хохотом, девушка тоже засмеялась, но я весело подмигнул ей и помчался к отцу.
Иллюзия сменилась следующей. Я сидел в кресле за письменным столом в кабинете, который казался до боли знакомым. Посреди комнаты стояли двое. Один — мужчина лет тридцати, опиравшийся на трость. Его волосы были точь-в-точь, как мои, кудрявые и пружинистые, словно металлические спирали. Откуда я это знал, не важно. Я нутром чуял наше сходство во всём, только он оказался намного моложе меня. Рядом с мужчиной стояла женщина, укрывая ладонями живот, будто стараясь защитить ещё не родившееся у неё дитя. Она смотрела на меня со страхом и мольбой, а слёзы стекали по её блестящей и натянутой коже.
— Я потерял дочь, — обронил я, буравя женщину взглядом. — А теперь потерял жену и брата.
— Арон… — начал было мужчина.
— Молчать, — рявкнул я, с силой ударив кулаком по столу. — То, что растёт в её животе не может быть моим. Я отсутствовал почти год!
— Но бывают же случаи…
— Заткнись, хромоножка! — взревел я, вскакивая и опрокидывая кресло. — У тебя не хватило храбрости отправиться на войну, а я отработал за нас обоих. Два осколочных, за себя и за брата. Три колотые раны! А ты сидел в моём доме! Жрал с моего стола! И трахал мою жену!
С каждым словом я надвигался на него, толкая ладонью в грудь.
— Арон, прошу тебя… — взмолилась молчавшая до этого женщина, моя жена.
Я посмотрел на неё. Толстая коса всё так же спадает на грудь, всё те же глаза, как много лет назад на ристалище… Вот только они не смотрели на меня как раньше, как и я не смотрел в них с прежним восхищением. Я ударил её тыльной стороной ладони по щеке. Сабина ахнула и повалилась на пол. Брат бросился на меня с кулаками, но старая рана подвела его.
«Кроме того, я всегда был сильнее тебя, червяк!».
Перехватив его руку, я крутанул её, заламывая за спину. Мужчина вскрикнул, пытаясь достать меня локтём свободной руки, но я ударил его под колено, схватил за волосы и несколько раз приложил лицом об стол.
— Отец тебя плохо воспитал, Ярослав, — прорычал я, переводя дух.
У меня всё клокотало внутри от ненависти, от чего сердце стучало так, что грозило пробить грудную клетку.
— Но я это исправлю. Я научу тебя уважать родную кровь. Ну-ка, пройдём!
Схватив его за грудки, я ударил его кулаком в лицо. Он упал, попытался встать, но не успел. Я ударил его ногой в живот, Ярослав снова упал. Из разбитого носа и губ брата хлестала кровь. На его старом офицерском мундире багровели пятна, но я вне себя от ненависти снова и снова лупил его, выкрикивая проклятия.
— Как ты смеешь носить этот мундир?
Удар.
— Ты никогда не воевал толком!
Снова удар.
— Тыловая крыса! Проклятый калека, пьющий мою кровь.
Подведя Ярослава, который уже даже не пытался защищаться к лестнице, я поставил его лицом к себе.
— Я презираю тебя, братец. И я тебя накажу!
С этими словами я ударил его ногой в живот. Брат от удара согнулся и покатился по ступеням. Мне даже не пришло в голову, проверить, дышит ли он. Схватив его за руки, я потащил тело на кухню, затем в винный погреб, а затем в дальше, по потаённому коридору в темницу. К тому моменту, как я пристегнул его к стене, надев на руки и на ноги кандалы, Ярослав пришёл в себя.
— Арон… — прошептал он, сплёвывая кровь. — Я виноват… Я достоин твоего гнева… Прошу об одном... Пощади её… Это я виноват… Я! Слышишь?! Я её изнасиловал!
— Думаешь, я в это поверю? — злобно прошипел я, сжимая его лицо. — До скорой встречи, сказал бы я, но нет. Её не будет. Я приду сюда, скажем, через месяц. Как думаешь, сколько ты протянешь? Я застану гниющее мясо или обезумившего от жажды раба? Не знаю, но очень хочу узнать!
Поднимаясь вверх по лестницу, я безумно хохотал, то и дело спотыкаясь от головокружения. Ярость снедала меня, застилала взор. А потом тьма окутала всё вокруг, и мой разум покорился сну. Где-то на границе сознания, слышался плачь. Я шёл на звук, пытался шарить руками в поисках невидимой двери, но не видел ничего. Затем яркой вспышкой мир озарило новое воспоминание.
Я пришёл в себя от собачьего лая. Возле моих ног лоснились две борзые, а я рассеянно трепал их за холки. За моей спиной скрипнула дверца дилижанса. Сабина с непомерно огромным животом, с трудом пыталась выбраться. К ней тотчас подпрыгнул лакей, но я, едва это заметил, взревел:
— Пошёл прочь! Пусть сама выползает!
Сабина посмотрела на меня… нет, не с ненавистью и даже не с обидой. В её глазах отпечаталась усталость. На краткий миг, меня кольнула в сердце мысль, чудовищная и удивительная, одновременно.
«Как она постарела. Ей же едва сорок. Неужто я так постарался?».
Но это был очень краткий миг просветления, которой тотчас вышвырнула из моей души всепоглощающая ненависть.
«Поделом тебе, вонючая шлюха!».
Мысль эта, была будто материальна, и ударила жену, робко шагнувшую из дилижанса. Сабина упала, но никто из слуг уже не решился попытаться помочь ей без моей команды. Они робко топтались, отводя взгляды.
— Вина, — бросил я, пинком отгоняя собак. — Пошли прочь! Одни дармоеды…
Я метал полные бессильной злобы взгляды, не зная на ком бы ещё сорваться. В груди не осталось ничего. Ни радости, ни любви, ни счастья. Только пустота, которую заполняла всепоглощающая ненависть и боль.
— Кстати, он сдох, — как бы невзначай обронил я, гадливо улыбнувшись супруге.
— Ярослав, — ахнула Сабина, хватаясь за сердце.
— Яросла-а-ав, — передразнил я. — Посмотреть хочешь? Это можно. Когда родится ублюдок, я положу его рядом с ним. А ты зайдёшь ещё через недельку. Тебе же нужно будет оклематься после родов? Всё для тебя дорогая! — притворно улыбаясь прорычал я.
Сабина побледнела и рухнула в обморок.
— Тьфу, дура! — бросил я, сплюнув под ноги. — Нужно очень возиться с вами… — Войцех, заряжай! С охотой не вышло, дай, хоть по бутылкам попалю… Где они там? О-о-о, Сабина, а поставь-ка одну себе на голову! Ха-ха-ха!
Дворецкий поклонился, а затем зарядил аркебузу, двигаясь, словно заводная кукла. Его лицо было мертвецки бледным, а губы слегка подрагивали, но Войцех делал всё, что я приказывал. Он двинулся ко мне, но проходя мимо Сабины споткнулся, от чего покачнулся и упал. Жена как раз почти встала, она сидела, тяжело опираясь руками о землю, и натужно дышала. Увидев перед собой готовую к бою аркебузу, Сабина вцепилась в неё пальцами и направила на меня. Из её рта вырвался отчаянный вопль.
— А-а-а-а-а-а-а! — прокричала она, заливаясь слезами, а затем смолкла.
— И это всё? — уточнил я, хмыкнув. — Нужно нажать вон на ту штучку, спусковой крючок называ…
Грянул выстрел и мир снова затянула тьма. Когда зрение вернулось, я увидел своё отражение в зеркале. Вернее, не моё. Арона. У него была снесена нижняя челюсть, но врач уже успел залечить рану. Я пялился на отражение, и не чувствовал ничего, внутри была привычная пустота, только ярость не ушла, но она ослабла и казалась чем-то малосущественным, сродни зуду.
— Повернись, — раздался резкий и звучный приказ за спиной.
Я тотчас ощутил жжение в затылке и повиновался. Сабина смотрела на меня тяжёлым, испытующим взглядом.
— Понравилось? — спросила она, впрочем, не ожидая ответа. — Так ты теперь выглядишь. Не стыдно будет показать тебя твоему старику отцу, а заодно объяснить, почему ты больше не говоришь. Пьяный на охоте выстрелил себе в лицо из аркебузы.