Мне почудилось, как во рту разливается сладкий ледяной напиток. Слива, яблоко, груша, кислая вишня и… кажется, смородина. Слюна полнила рот, а голова зачесалась ещё сильнее. Надвинув шляпу так, чтобы она полностью скрывала лицо, я откинулся на спинку сидения, и закрыл глаза, стараясь выкинуть все мысли прочь.

«Вот бы заснуть, так и время скоротается».

Разноцветное мерцание, проникающее в глаза даже через шляпу и сомкнутые веки, померкло, обволакивая рассудок прохладной пеленой тьмы. Но забытье было недолгим, образы и звуки снова надвигались на меня. Я сидел на трибуне среди нескольких сотен людей, с придыханием что-то, глядя на ещё нераспаханное конскими копытами ристалище. Песок лежал так ровно, будто это был мрамор.

— Встречайте, — громогласно объявил герольд. — Бартоз Акенкурский!

— Бартоз! Бартоз! Бартоз! — скандировали разгорячённые солнцем и выпивкой глотки.

Публике отсалютовал копьём, овитым белыми и алыми лентами рыцарь в полном доспехе. Поверх его нагрудника был надет табард с изображением вепря. Конь под ним то и дело ржал, взрывая копытом горячий песок. Его укрывала двуцветная попона из красных и белых квадратов, расположенных в шахматном порядке. Но красивее всего было украшение шлема рыцаря. Поверх топфхельма красовалась фигурка из папье-маше, изображавшая летящего орла — крылья раскрыты, а когтистые лапы готовы схватить добычу.

— Встречайте, — надрываясь, чтобы перекричать толпу вопил герольд. — Сэр Конрад фон Балк из Рейвенсбурга!

И снова послышались многочисленные овации, однако, я отметил, что кричали намного тише, и помимо восторженных «У-у-у!», звучали и низкие «Фу-у-у!», которые, впрочем, потонули во всеобщем восторге и буйстве.

Рыцарь Конрад фон Балк появился на ристалище в сопровождении двух пажей, несущих чёрные стяги с жёлтым львом. Его шлем венчали раскрашенные в жёлтый и чёрный перья, длинною едва ли не в один метр!

— Смотри внимательно, сына, — не отрывая глаз от ристалища, бормотал отец, разворачивая мою голову в сторону рыцаря с вепрем на гербе. — Может, когда постарше станешь, такого и не увидишь больше… Уходящая эпоха! Таких людей уже не делают! Не те времена, эх, не те!

— Прошу судей подойди! — продолжал надрываться герольд.

На центральную трибуну чинно прошествовали пять мужчин и две дамы. Все они были одеты под стать событию. Я услышал довольный хохот какого-то незнакомого мальчишки неподалёку.

— Смотри-смотри, у этого в зелёном штаны, ну, прям точь-в-точь, как манжеты у леди справа! Ха-ха-ха! Спорим, они бы легко могли махнуться, никто бы и не заметил!

Тем временем, судьи и герольд уже что-то обсуждали, то и дело обмениваясь поклонами и, видимо, шутками. Они тоже смеялись, а затем высокая леди передала герольду венок из гвоздик.

— Почётным судьёй турнира назначается Станислав Вощакович из Авашры! — прокричал герольд, вручая одному из мужчин венок.

Пепельный блондин с длинным загнутым носом и хмурым выражением лица, коротко поклонившись, принял венок, взяв его двумя пальцами, словно это было что-то, вызывающее у него отвращение.

— Прошу оруженосцев и пажей покинуть ристалище! — проревел герольд. — Мы начинаем!

Толпа встретила это сообщение ликующими криками, и долго не могла уняться, как вдруг резко, словно по команде смолкла. Рыцари медленно и почти одновременно пустили коней шагом к разделительному барьеру. Я поднял глаза на высшее ложе, туда, где замерли две дамы, герольд и судьи турнира.

— Боец готов? — прокричал в оглушительной тишине герольд.

Рыцарь с вепрем на гербе кивнул, отсалютовав ему копьём.

— Боев готов? — вновь прокричал герольд и рыцарь с гербом льва кивнул, хлопнув себя копьём по щиту.

Почётный судья турнира поднял вверх руку, а затем резко взмахнул ею, одновременно с чем, герольд вскричал:

— Бой!

Рыцари почти одновременно качнулись вперёд, шпоры впились в конские бока. Поединщики стремительно ринулись навстречу судьбе, поблёскивая сталью доспехов. Толпа дружно ахнула, и тотчас последовал удар! Оба усидели в седлах, но копьё Бартоза надломилось и разлетелось в мелкие щепки. Я почувствовал, как в животе разливается холод.

— Давай, Бартоз! — кричал мой отец, потрясая кулаками. — Давай, родимый! Вмажь ему!

По сторонам раздавались одобрительные возгласы других мужчин. А я, затаив дыхание следил за ним. Вернувшись на исходную позицию Бартоз Акенкурский замер, ожидая, когда оруженосец поднесёт ему второе копье.

— Боец готов?

— Боец готов?

— Бой!

Всадники вновь понеслись навстречу друг другу. Я аж вцепился ногтями в скамейку и затаил дыхание. Когда до удара оставались какие-то доли секунды, Бартоз подобрался, и мне показалось, будто он немного развернулся в седле, одновременно нанося удар так, чтобы толкнуть Конрада не назад, а вбок. Раздался страшный грохот. Копьё Бартоза ударило в щит Конрада, застав того припасть на круп лошади. Несколько ударов сердца тот скакал, откинувшись назад, толпа ошеломлённо гудела, а я уж думал, что сэр рыцарь потерял сознание, однако, ещё не миновав окончание разделительного барьера, он резко натянул поводья, и вновь сел прямо. А между тем, к Бартозу со всех ног неслись оруженосцы и пажи.

— Что стряслось? — вскричал отец, вскакивая со скамьи. — Он же отбил удар!

— Копьё со щита соскочило под рондель! — крикнул кто-то.

— Да он ранен! — сокрушённо и одновременно будто не веря себе протянул отец.

И действительно, Бартоза уже вытаскивали из седла. Он что-то кричал своим людям, отталкивая их.

— Хочет дальше драться! — прорычал отец, от возбуждения так сжав моё плечо, что я сам едва не заорал. — Давай, Бартоз!

— Мне сообщают, что поединок будет продолжен! — громогласно объявил герольд, чем вызвал неистовое одобрение ликующей толпы. — Прошу оруженосцев вынести мечи и баклеры на ристалище!

Конрад фон Балк наблюдал за тем, как его соперника вытаскивают из седла, уже спешившись. Когда ему вынесли щит баклер и меч, он принял оружие и застыл, словно статуя, повернувшись к судейской ложе. Зрители поддержали его овациями. Бартоз, дождавшись от оруженосца собственного вооружения двинулся к нему навстречу, словно совершенно оправившись от удара. Поравнявшись с судейской ложей, он так же замер.

— Боец готов?

— Боец готов?

— Бой!

Конрад стремительно рванул вперёд, нанося удар в шлем, затем в ногу, затем снова в шлем, и едва Бартоз открылся, саданул того ребром баклера в шею. Рыцарь с гербом вепря, от полученного удара, отшатнулся назад, как вдруг «лев» резко шагнул следом, нанося удар ногой в живот.

— Что за грязь?! — кричал отец, обращаясь к судьям, которые его конечно не слышали. — Кто так бьётся?

Бартоз снова не упал, но тотчас перешёл к обороне. Оппонент забрасывал его ударами в разные секторы, не давая и мига, чтобы опомниться. Сойдясь в клинче, рыцари сцепились, словно дерущиеся коты, а затем рухнули на песок. Конрад оказался сверху, тремя мощными и звучными ударами ребром баклера он буквально вколотил шлем соперника в грунт, и тут с судейской ложи бросили заветный венок.

— Да не нужна ему дамская милость! — остервенело вопил отец. — Вставай, Бартоз! Вставай! Ну же!

Конрад же молотил его, будто заведённый. Вдруг я понял, что «лев» попросту не видит венка. Он упал метрах в двух от дерущихся рыцарей, и из-за плохого обзора в шлеме и всеобщего рёва фон Балк продолжает бой. Мечи уже валялись поодаль, рыцари молотили друг друга кулаками, но Бартоз двигался замедленно, постоянно пропуская удары. В руках «льва» сверкнул рондельный кинжал. На миг я оцепенел, а затем, не понимая, что творю, бросился на ристалище, перепрыгивая скамейки. Толпа ревела и требовала крови, в ушах стучало от ударов сердца, которые казались мне громче и оглушительнее, даже ударов копий о щиты. Я перелез через ограждение и рухнул на ристалище, тотчас растеряв решительность. Мне что-то кричали вслед, но я ничего не мог разобрать. Метнувшись к возящимся в пыли рыцарям, я подхватил венок и трясущимися руками сунул под нос фон Балка, который к тому времени, словно консервным ножом, пытался вскрыть Бартоза, уже успев затолкать кинжал под рондель под мышкой соперника. Конрад поднял на меня раздражённый взгляд, затем перевёл его на венок, и клянусь, мне показалось, я увидел в его глазах облегчение. Он тотчас окончил избиение, поднявшись над поверженным соперником. Приняв венок из моих рук, он бросил его на грудь Бартоза и поднял вверх кулак, сжимающий кинжал. Толпа взорвалась восторженными воплями и кричали от радости даже те, кто болел за Бартоза Акенкурского.