Поскольку мы заблокированы от всех остальных в баре, я опускаюсь на колени, не желая пока использовать свой пистолет, если меня все еще не заметили, потому что шум выдаст меня. Прежде чем этот ублюдок попытается напасть на меня, я обвиваю руками его шею, а ногами талию и откатываю нас в сторону.

Он хряхтит в моих объятиях, впиваясь пальцами в мои руки, когда пытается ослабить хватку, но это не первый раз, когда я кого-то душу, и не первый раз, когда я делаю это в такой позе. Если подумать, я, наверное, и раньше кого-нибудь душил за этой стойкой.

Парень пытается ударить меня ногой через голову, и я ухмыляюсь, устраивая свои ноги так, чтобы они оказались между его ногами, разводя их в стороны и удерживая на месте. Крепко сжимая его в своих объятиях, я сжимаю руки на его шее, чувствуя, как его борьба со мной истощается, пока в моих руках не остается ничего, кроме безжизненного тела.

Когда я отпускаю его, отбрасывая в сторону, шум зала быстро возвращается в фокус, когда я слышу крики и ворчание, доносящиеся с другой стороны бара. Прежде чем я даже попытаюсь смешаться с ними, я тянусь за его пистолетом и засовываю его в карман своего пиджака, радуясь дополнительному патрону, если потребуется.

Убирая волосы с глаз, я делаю глубокий вдох и, пригнувшись, подхожу к отверстию сбоку от бара. Еще один из наших людей лежит без сознания на полу в нескольких футах от меня, в то время как Маттео и Вито перевернули стол и стреляют из-за него.

Я не уверен, видят они меня или нет, но это пока не мой приоритет. Мне нужно знать, что происходит с остальными русскими ублюдками. Однако поворот моих братьев намекает на то, что русские стреляют с другого конца комнаты.

Отступая за стойку, держа пистолет наготове, чтобы прицелиться, я двигаюсь так быстро и бесшумно, как только могу, к проему слева. Когда я добираюсь до другой стороны, там остается только один человек.

Ури.

Его внимание отвлекается. Нет. Он поворачивает другой стол, его пистолет в руке, когда он смотрит направо, чтобы попытаться еще раз выстрелить в моих братьев.

Поднимаясь на ноги, я прижимаю дуло пистолета к его затылку, и он замирает от прикосновения холодного металла.

За долю секунды мой взгляд перебегает с Вито на Маттео, затем на мертвое тело Торреса, лежащее среди крови и побоища, прежде чем я останавливаюсь на лысом мужчине передо мной. Не теряя больше ни секунды, я нажимаю на спусковой крючок, наблюдая, как гигант бесформенной кучей рушится на пол.

Моя грудь вздымается от адреналина, бегущего по венам, когда в комнате наконец воцаряется тишина.

— Ты в порядке? — спрашивает Маттео, выбегая из-за стола, его накрахмаленная белая рубашка в крови, а его сердитые глаза осматривают беспорядок вокруг нас.

Я встряхиваю руками, пытаясь сбросить напряжение, которое туго скрутилось внутри меня, но это немного сложнее, чем я ожидал. Не отвечая брату, я перешагиваю через безжизненные тела, направляясь к Торресу, и присаживаюсь рядом, когда добираюсь до него.

Дырка от пули в его черепе навсегда останется в моей голове. Во всем этом не было необходимости. Сегодня никому не нужно было умирать, и особенно Торресу, но вот мы снова сидим посреди кровавой бани. Только на этот раз мы потеряли одного из наших самых верных людей.

Я чувствую, что кто-то приближается ко мне, но не поднимаю глаз. Вито похлопывает меня по плечу. — О Торресе позаботятся с гордостью и честью, брат. Кто-нибудь, сообщите его семье, необходимо проявить уважение. Какую бы финансовую поддержку он ни оказывал своей семье, теперь мы ее обеспечиваем.

— Да, сэр. — С этими словами кто-то сбегает вниз по лестнице.

Эти смерти… никогда не становятся легче. Мы можем чтить и уважать умершего человека передо мной, но это все равно не вернет его к жизни. Кто-то может сказать, что это последствия той жизни, которую мы выбрали, но я бы назвал это чушью собачьей.

Со вздохом я поднимаюсь на ноги и на автопилоте возвращаюсь к бару, тянусь за бутылкой ликера, которая еще не была уничтожена, отвинчиваю крышку и подношу ее к губам.

— Что ты делаешь? — Спрашивает Маттео, когда ликер обжигает мне горло, и я усмехаюсь.

— Топлю свои гребаные печали, брат. Топлю все это.

РЕН

Я застываю на месте, пристально глядя в затылок Де Лукасам, когда они все вылетают из комнаты. Черт. Я никогда не хотела иметь ничего общего с тем дерьмом, в которое были вовлечены мои мать и отец, но пребывание вдали от всего в течение последних шести месяцев вызвало у меня зудящее желание снова вонзить когти в суровый образ жизни.

Я была дурой, думая, что смогу вести сдержанную жизнь, не нуждаясь в крови или выходе для проявления своей ярости. Я не могу вечно сидеть взаперти в доме. Я этого не переживу.

Нонна прочищает горло рядом со мной, отрывая меня от моих мыслей. — Ты выглядишь так, словно твои глазные яблоки вот-вот вылезут из орбит. — Она приподнимает бровь, когда я резко выдыхаю.

— По видимому они могут, — ворчу я, кладу руки на бедра и опускаю подбородок на грудь, безуспешно пытаясь сделать глубокий вдох, когда она придвигается ближе ко мне.

— Тебе нужно выпустить пар, Bella. — Это еще мягко сказано.

Склонив голову набок, я натянуто улыбаюсь. — Мне нужно что-нибудь сжечь, это точно. Может быть, простыни Маттео? Это могло бы заставить меня почувствовать себя лучше, — предлагаю я, пожимая плечами, и она хихикает мне в ответ, прежде чем направиться к двери и махнуть мне, чтобы я следовала за ней.

— Давай.

Я не сбиваюсь с ритма, ускоряя шаг, чтобы догнать ее, прежде чем пристроиться рядом. Я немного надеюсь, что она собирается показать мне комнату Маттео, чтобы я могла прикоснуться к этим простыням, но, проходя мимо двери в мою комнату, она останавливается у той, что сразу за ней.

Не может быть, чтобы этот мужчина спал так близко от меня, я знаю это. Мое чутье подсказало бы.

Мои предположения оправдываются, когда она поворачивает ручку и открывает дверь, за которой оказывается тренажерный зал. Я не могу решить, лучше это или нет, но по тому, как расслабляются мои плечи и замедляется сердцебиение, я знаю, что это, безусловно, победа.

Прямо напротив нас, у двери, находится окно во весь рост, выходящее в сад, а вдоль стены слева расположены три беговые дорожки, за которыми следуют три велосипеда и три гребных тренажера. Справа от нас — разнообразные веса и оборудование для наращивания мышечной массы, с которыми я знакома по тренажерному залу в Филадельфии.

Я так-же видела нескольких из них в Академии Физерстоуна, но там речь шла скорее о физических упражнениях, таких как спарринги на коврах или на ринге. Это не имело значения, просто пролить кровь было конечной целью игры.

— Это может помочь. По крайней мере, так ты сможешь избавиться от всего, что творится у тебя в голове, не выходя наружу и не устраивая погром, когда мужчины постоянно начеку, — говорит Нонна с мягкой улыбкой, и я предлагаю ей одну из своих.

— Ты с каждым днем нравишься мне все больше и больше, Нонна. — Я протягиваю руку, прежде чем успеваю передумать, и в знак признательности сжимаю ее плечо. Что застает меня врасплох еще больше, так это то, как она на мгновение кладет свою руку поверх моей, пригвождая меня к месту, когда я моргаю, глядя на нее.

— То же самое. — Одни эти слово, слетевшие с ее губ, снимает напряжение, нарастающее во мне, когда она делает шаг назад. — Я закончу с едой, пока ты… делай все, что здесь делают люди, — заявляет она, обводя рукой комнату и скривив губы.

— Тебе не нравится тренироваться? — По ее позе уже ясно, что для нее нет ничего хуже, но ее нахмуренные брови и вздернутый нос подтверждают это.

— Я бы лучше воткнула булавки себе в глаза, Рен. Булавки. В. Мои. Глаза, — повторяет она, убедившись, что я поняла сообщение.

Не сказав больше ни слова, она закрывает за собой дверь, уходя, и я поворачиваюсь на месте, мой взгляд сразу же падает на динамик Bluetooth в углу.