— Есть ли какие-либо случаи гестационного диабета в анамнезе твоей семье или у отца?

Я мгновенно чувствую, как краска отливает от моего лица, и желание блевать переполняет меня.

Я просто, блядь, таращусь на нее, мой рот слегка приоткрыт, когда я пытаюсь произнести хоть слово. Любое. Слово.

Я понятия не имею об истории болезни моей семьи. Черт возьми, еще несколько недель назад я понятия не имела, кто на самом деле моя биологическая семья. А семья отца? Делай свой гребаный выбор. Было бы лучше, если бы я знала, кто на самом деле отец, блядь. Я имею в виду, это ребенок "Звезд", но после этого? Я ни хрена не понимаю.

Я шлюха, гребаная шлюха, точно такая, какой меня заклеймила школа Эшвилла.

Я могу подтвердить, что все их семьи совершенно чокнутые. Это передается по наследству?

Я понимаю, что она все еще смотрит на меня, ожидая ответа, потому что мои пальцы дрожат, и я, наконец, закрываю рот.

Скажи что-нибудь, Иден. Что угодно, черт возьми.

— Я гребаная шлюха, не так ли?

Слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить, и я зажимаю рот рукой, пытаясь взять под контроль свою вспышку гнева. Пожалуйста, пусть земля разверзнется и поглотит меня целиком. Мне больше нечего предложить этому миру с таким глупым ртом, как этот.

— Иден, я не думаю, что ты шлюха, — бормочет Мелоди, и я усмехаюсь, мои глаза широко распахиваются, когда я смотрю на нее сверху вниз.

— Мелоди, могу я быть честной с тобой? — Спрашиваю я, и она кивает еще до того, как я заканчиваю предложение. Я рада, что она соглашается, потому что мой внутренний фильтр сейчас не играет в игры. Эта бедная женщина вот-вот узнает историю моей жизни. — Недавно я узнала, что мои мама и папа на самом деле не мои родители. Ну, мой папа — мой биологический папа, но моя мама — не моя биологическая мама. Оказывается, моя настоящая биологическая мама умерла, и у меня есть брат-близнец, чей отец не является его отцом, потому что, да, близнецы, у нас одни и те же родители. Но мой отец тоже умер, так что теперь мы практически сироты. Я почти ничего не знаю о своих родителях, поэтому их история болезни мне сейчас немного недоступна. — Я знаю, что блядь несу чушь, но слова просто не прекращаются.

— Все в порядке, Иден. Просто для того, чтобы получить хорошее представление о твоем медицинском опыте, мы не…

— А потом отец. Черт. Черт. Извините. Я даже не знаю, кто это. Ну, технически да, но какой из трех будет немного сложно угадать на данном этапе, но давай будем реалистами. Если ребенок выходит хмурым, это дело рук Ксавьера, потому что он не знает, как выдавить гребаную улыбку. Если ребенок выходит улыбающимся, это, очевидно, дело рук Тобиаса, потому что он любит улыбаться. И если этот малыш такой задумчивый, со склонностью к звукам гитары, то ты можешь пойти прямо сейчас и поставить Хантеру галочку.

Эта женщина собирается отправить меня в психиатрическое отделение. Я это чувствую. Она таращится на меня, точно так же, как я только что на нее, размахивая руками во время разговора. По крайней мере, я сделала ее такой же безмолвной, какой она сделала меня.

— Звучит так, будто прямо сейчас в твоей жизни многое происходит, Иден, — наконец говорит она, скрещивая ноги и немного откидываясь назад на своем сиденье. — Ты хотели бы продолжить разговор или предпочла бы, чтобы мы двинулись дальше? Все, что ты считаешь нужным, — добавляет она, заглядывая мне в глаза, чтобы понять, как я хочу продолжить, ее тон искренний и добрый, когда она встречается со мной взглядом.

— Пожалуйста, продолжай, — настаиваю я, проводя руками по лицу, и она кивает.

— Итак, Иден, давай вкратце рассмотрим твой менструальный цикл. Когда у тебя были последние месячные? — Мне кажется, я люблю эту женщину. Она не делает пауз, она просто продолжает разговор, как и обещала.

— О, э-э, чуть больше шести недель назад, значит, в середине сентября, — отвечаю я, вспоминая, как Хантер заботился обо мне, заставляя меня чертовски волноваться в то время, но это был просто Хантер… что ж, Хантер.

— Превосходно, а ты принимаешь какие-нибудь средства контрацепции?

— У меня есть имплантат, вот почему для меня все это огромный сюрприз, если честно, — выпаливаю я, глядя на небольшой шрам на моей левой руке, где он был установлен, и она хмыкает в ответ.

— Ах, да. К сожалению, время от времени это может происходить. Ни одно противозачаточное средство не бывает стопроцентным, но такие методы, как противозачаточные таблетки или имплантат, могут быть ослаблены другими лекарствами, — сообщает она мне, сочувственно улыбаясь, но я продолжаю жевать губу, не в силах ответить. — Точнее, имплант, если ты принимала какие-либо антибиотики, какие-либо лекарства от эпилепсии или даже…

Ее слова обрываются, когда ее лицо бледнеет, взгляд устремлен мне за спину, и я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть, что привлекло ее внимание, но понятия не имею. Все, что я вижу, — это свою косметику. Это мгновенно вызывает неприятное чувство у меня в животе, и я знаю, что она собирается выплеснуть на меня что-то, что я просто не готова услышать.

Я, наконец, набираюсь смелости спросить: — Что случилось? — и она поворачивается ко мне с чем-то похожим на слезы на глазах.

— Иден, ты принимала Зверобой? — спрашивает она, и я хмурюсь, кивая, встречаясь с ней взглядом. Она уже качает головой. — Иден, такие натуральные средства, как эти, они… они могут заставить имплантат перестать работать.

Ее слова звенят у меня в ушах, когда я открываю рот и смотрю на нее, разинув рот. Я смотрю, как ее губы продолжают двигаться, но ни одно слово не фиксируется в моем мозгу.

Зверобой — причина, по которой я беременна. Ну, секс — причина, но почему моя контрацепция не сработала? Гребаный зверобой? Знает ли она, сколько его я на самом деле, блядь, приняла?

Мое дыхание сбивается, я чувствую одышку, и мое зрение затуманивается, когда кто-то гладит меня по руке. У меня такое чувство, что я вот-вот потеряю сознание.

Хантер дал мне эти таблетки, гребаный Хантер. Он знал? Он, блядь, знал, что собирался со мной сделать? Пожалуйста, Боже, скажи мне, что это неправда.

Я рада, что они уже в пути, потому что я собираюсь убить его, черт возьми.

Одиннадцать

КСАВЬЕ

— Клянусь гребаным Богом, не заставляйте меня сожалеть об этом, — рычит Райан суровым голосом, вручая мне листок бумаги с указанием местоположения по GPS для добавления в навигационную систему Jag.

— Мы услышали тебя с первого раза, Райан, — ворчит Хантер, выходя из парадной двери и бросая свою спортивную сумку в багажное отделение, прежде чем повернуться к нам.

— Ну, тогда давайте убедимся, что это, блядь, засело у вас в мозгу, ладно? Если я пронюхаю о каком-нибудь дерьме, мне все равно, кто вы, я выпотрошу вас к чертовой матери. Если она сломает ноготь или поранит палец на ноге, это будет ваша гребаная вина, — выпаливает он, и я ничего не говорю, просто приподнимаю бровь, глядя на Бетани, которая согласно кивает, скрестив руки на груди.

— То, что он сказал, — добавляет она, и Тобиас усмехается.

— Да, да. Мы тебя услышали. Теперь мы можем, пожалуйста, ехать? — спрашивает Тобиас, уперев руки в бока, готовый забраться в "Jaguar" и свалить отсюда к чертовой матери. Я рядом с ним.

— Прекрасно, но, честно говоря, вам, ребята, тоже лучше быть в курсе своих школьных заданий. Нам нужно поддерживать все как можно более нормальным, чтобы не поднимать никаких тревожных флагов. То же самое я сказала и девочкам. Мы хотим защитить вас, но мы также не хотим навредить вашему будущему, — предупреждает Бетани, притягивая Хантера в объятия. Она крепко обвивает руками его шею, ее глаза закрываются, когда она вдыхает его запах.

Я не знаю, как ему так повезло, что кто-то, кто разделяет его кровь, так сильно любит его. Никто из нас многого не знает о том, что было когда она была моложе, но она рисковала всем ради них обоих, и она определенно причина, по которой он все еще есть в нашей жизни.