— Бер, давай-ка передохнём, — по-прежнему мягко распорядилась женщина за спиной Руты. — Малышке надо дать питьё.

Остановив лошадь, женщина осторожно передала девочку спешившемуся здоровяку, и тот бережно пристроил больную на травке. А уже в следующее мгновение над Рутой склонилась средних лет женщина с распущенными по плечам русыми волосами. Поддерживало волосы красиво вышитое очелье.

Женщина ласково улыбнулась, а её спутник счёл нужным сообщить:

— Жена моя, Дайва. Вот она не славична, свебка с запада.

Рута улыбнуться в ответ не успела, удивлённо округлила глаза. Мягкая и женственная Дайва вырядилась в плотные штаны, в точности как у мужа. Правда вместо доспеха на женщине была нарядная душегрея: узорчатая, сильно расклешённая под грудью и с присобранными на плечах рукавами. И, как всякая душегрея, короткая. Чуть ниже талии, поэтому пышные бёдра женщины, обтянутые штанами, были словно выставлены напоказ.

— Дозволь узнать, тётенька, пошто позавидовала на мужние порты? Вдруг хозяин осерчает и поколотит? — ляпнула Рута, хотя в другое бы время промолчала. Видно виной её неуместному любопытству было болезненное, лихорадочное состояние.

— Не поколотит, он добрый, — подмигнула ей бесстрашная Дайва. — И это не его, а мои штаны, в дороге в них сподручней. Выпей, чадушко, настой из травки. Немного полегче станет.

— Что за зелье?

— Змеиный корень, удаляет из организма яд.

Она поднесла к губам Руты небольшую склянку синего заморского стекла и девочка, приподнявшись на локте, послушно глотнула. Голова после этого меньше кружиться не стала, да ещё накатила липкая слабость. Рута поспешно легла и в изнеможении прикрыла глаза.

— Бедная девчушка что-то совсем позеленела, — озабоченно прогудел над ней здоровяк Бер.

— Сам видишь — нехорошая рана на голове, ещё лихорадка с ознобом. И не только от укуса гадюки, — произнесла со вздохом Дайва. — Видать добрые люди её умирать рядом с дорогой оставили. Интересно за что?

— Сама потом расскажет, если захочет. Главное чтобы поправилась.

— Это верно, но малышка удивительно живучая! Быстро очнулась и даже разговаривает.

— Потому что ведьма! — твёрдо произнёс над Рутой кто-то третий, и девочка с усилием подняла веки.

Рядом с взрослыми застыл неизвестно откуда появившийся мальчишка. Белобрысый и синеглазый.

«Болтливый проныра видел, как я сумела напиться с помощью волшбы…», — успела подумать девочка, прежде чем жестокая рвота вывернула её наизнанку. Водой как раз и рвало, пополам с горькой желчью.

Вяло обтерев рот ладонью, Рута опять подняла глаза на мальчишку, перевела взгляд на Бера и Дайву и равнодушно произнесла:

— Ладно, я дочь ведьмы. Спасать меня больше не надо, можете опять связать и где-нибудь бросить…

— У малявки жар или она полоумная? — насмешливо фыркнул белобрысый. — Дайва, это лечится?

Здоровяк сурово кашлянул и отвесил мальчишке лёгкий подзатыльник. Женщина же, в своей манере, мягко улыбнулась.

— Тавр нам рассказал, что ты умеешь ворожить, — заговорила она. — Завидую, я, например, просто травница. Волшба мне никогда не давалась.

— Ты не боишься ведьм? — не могла не спросить Рута, хотя выталкивать слова ей стало сложнее. Язык почему-то стал плохо слушаться. — Их же… нена…видят…

— Заметили, она стала говорить невнятно? — всполошилась Дайва. — Забираем малышку с собой в Орден! В лечебницу!

— Вот и славно, тоже хотел это предложить, — согласился с женой Бер и осторожно подхватил девочку с земли.

«Большой добрый медведь», — подумала дочь ведьмы, почему-то полностью доверяя незнакомцам. При этом девочка уже не чувствовала ни рук ни ног.

Всё утро Рута смирно пролежала в кровати, Дайва взяла с неё слово не вставать, как и положено недужной на излечении. Меж тем в комнате имелось заманчивое окно, за которым всегда происходило что-нибудь интересное. Да и самим окном — узким, очень высоким, состоящим из цветных стёклышек, можно было любоваться не уставая.

Не менее роскошно выглядела покрытая деревянными узорами и тоже высоченная входная дверь. В деревеньке, где Рута жила с матерью, окна в домах были крохотные, и даже через дверь взрослому человеку просто так не пройти. Приходилось сгибаться в три погибели. Тут же, в обители Ордена, всё было необычным и причудливым, правда целиком каменную громаду девочка ещё не исследовала. Только часть лечебницы, в которой сейчас находилась.

За заманчивым окном опять раздался боевой клич, его проорал срывающийся мальчишеский голос. Затем послышались топот, звуки ударов и шумная возня, и Рута всё-таки не выдержала. Рванула с кровати к окну, распахнула створку и свесилась через узкий каменный подоконник.

Довольно далеко внизу — обитель была повыше иных теремов и палат богатеев, — на покрытой ямами и рукотворными препятствиями небольшом поле дрались короткими жердями мальчишки. Рута уже знала, что воюют они меж собой понарошку, проходят обучение как будущие воины, но всё равно это была драка, которая мгновенно привела дочку ведьмы в состояние азарта. Рута ещё больше свесилась из окна и насмешливо завопила:

— Эй, Тавр, лупи Ильку крепче! Не жалей, или мало каши ел?!

Однако Тавр (тот самый белобрысый, что нашёл Руту у дороги) на ехидное подуськивание отвлекаться не стал. Зато наблюдающий за боем наставник мальчиков Бер поднял голову и погрозил безобразнице пальцем. Пришлось Руте захлопнуть окно и плюхнуться обратно в кровать. При этом дочка ведьмы кипела от возмущения — судя по солнцу, скоро перевалит за полдень, а главной ворожеи лечебницы Альдоны всё нет. Эта строгая сухонькая особа навещала Руту каждый день, но лишь на минуту-другую. Зато ждать главную ворожею, ещё и непременно в кровати, приходилось часами. Особенно когда в обитель привозили новых больных.

Злясь на Альдону и завидуя носившимся по двору мальчишкам — впрочем, некоторые из них по возрасту были скорее парням, тому же Тавру почти четырнадцать, — Рута принялась мрачно сверлить глазами дверь, и, наконец, была вознаграждена. В маленькую комнатку проскользнула насупленная Дайва.

— Опять куролесила? Высовывалась из окна и отвлекала отроков от занятий? — сходу попрекнула она своим мягким, совсем не страшным голосом.

— Больно они мне нужны, — пристыжено буркнула Рута.

— Да ведь я слышала! И сколько можно называть благородного Ильриха каким-то Илькой!

— То есть если сынок чужеземного барона, то благородный? А я, значит, навоз под лаптями?! — взметнулась с кровати Рута и с видом базарной скандалистки упёрлась руками в свои тощие бока. Выданная в лечебнице широкая нижняя рубаха моментально свалилась с одного плеча аж до локтя.

— Не навоз, конечно, просто невоспитанная девчонка, — неодобрительно прошелестел ещё один голос, и в комнату вошла главная ворожея лечебницы. — Нравится тебе или нет, Ильрих будет называться благородным по праву рождения. А вот какой из него получится воин, ещё надо будет доказать. Не справится, так вернётся в отцовский замок.

Альдона замолчала, приблизилась и уставилась на дочку ведьмы, не дотрагиваясь ни пальцем. Зрачки ворожеи при этом сузились в крохотную точку. Потом Альдона мигнула, развернулась и, прежде чем выйти, бросила через плечо:

— Здорова. Может теперь носиться и приставать к мальчишкам, сколько захочется.

— Не приставала я, беспременно надо возвести напраслину, — неубедительно соврала уже пустому дверному проёму Рута. — Дайва, мне-то теперь куда? За ворота и на все четыре стороны?

— А что, хотела бы остаться? — покосилась на неё травница и принялась поправлять сбитый тюфячок на кровати. Вот теперь Рута смотрела на свою бывшую, казалось бы страшно надоевшую постель с грустью. Возможно, следующую ночь придётся провести в поле под кустом.

— Так ведь идти некуда. Родни нет, — понурила голову дочь ведьмы. — Ещё я к тебе и Беру очень привязалась… даже немного к белобрысому…

— Не переживай, тебя не выгонят. Я нарочно не говорила, чтобы ты сама попросилась, — неожиданно обрадовала Дайва, подавая Руте её собственную рубаху и сарафанчик. Теперь чистые и с заштопанными прорехами. — Переодевайся. Сейчас пойдём к Магистру, он желает с тобой побеседовать.