«Если выживу, никому не откроюсь, что мать была ведьмой, — исчерпав запас частушек, пообещала сама себе Рута. — Трудится буду, как все. Уйду в другие края и попрошусь к добрым людям в батрачки. Жаль почти ничего не умею… Эх, матушка, мало ты меня лупила!».

Жалея погибшую мать, Рута погрузилась было в воспоминания, но её собственное незавидное положение надолго отвлечься не давало. К болям в затылке, в затёкшей спине и к давно мучившему ознобу присоединилась и принялась терзать острая жажда.

Дочь ведьмы уже согласна была нырнуть опять в беспамятство и больше оттуда не возвращаться, как вдруг всем телом почувствовала вибрацию земли. В её сторону приближалось что-то многочисленное и многоногое, а когда оно потекло мимо, девочка опознала на слух большое овечье стадо. Однако докричаться до пастухов не получилось! Её собственный голос оказался слишком слабым, ещё и дурные овцы блеяли на все лады.

Зато Рутой заинтересовались собаки пастухов. Принялись крутиться вокруг кучи веток, совать в просветы возбуждённо принюхивающиеся носы, а ещё рычать и лаять.

— Собачки, лайте громче! — принялась подначивать их Рута. — Да где же эти дуралеи пастухи? Тогда, собачки, тяните меня наружу сами! Ату! Взять за ноги, взять!

Растравленные, не понимающие странную команду псы взвыли громче, а один принялся царапать лапами холмик из веток, как раз напротив лица Руты. Мигом расширил просвет в приличную прореху, но кто-то из пастухов, уже издали, призывно свистнул, и обученные собаки бросились вслед за стадом. Вернее две убежали, а одна задержалась и вдруг принялась шумно лакать. Буквально в нескольких шагах от Руты оказалась вода! Неважно даже какая, пусть бы и грязная лужа!

— Эй, оставь и мне! — умоляюще прохрипела девочка. Но пёс продолжал лакать и дочь ведьмы рассердилась: — Такой же дуралей, как и хозяева! А ну пошёл прочь!

Животное повернуло в её сторону морду, на миг ощерилось, но всё же подчинилось. Исчезло из поля зрения, лишь зашуршала под лапами полузасохшая трава. А Рута, поскуливая от нетерпения, опять принялась ворочаться и попыталась перевернуться на живот. В таком положении, извиваясь и отталкиваясь от земли ступнями, можно будет попробовать ползти, но наваленные сверху ветки перевернуться не позволили. Ещё и коварный сучок воткнулся-таки в щёку, которая принялась кровить. Но Рута только зло засмеялась — лежать и помирать от жажды рядом с водой она не будет! Добьётся своего не мытьём, так катаньем.

И решение пришло почти сразу — а что если притянуть воду прямо к себе? Струйка воды не тяжелей, а то и легче струйки зерна, только бы суметь живительную влагу «подцепить». Поднять в воздух.

«А уж мимо собственного рта не промахнусь», — подбадривала себя дочь ведьмы, разминая пальцы на прикрученных к бокам руках. Жаль, что нельзя было вращать кистью целиком, зато, благодаря собаке, Рута знала расстояние до воды. Опять же большая прореха в ворохе веток, словно нарочно, смотрела в ту сторону.

Потом дочь ведьмы сосредоточилась и принялась нашёптывать слова волшбы, с помощью которых когда-то управлялась с зерном в амбаре (в том числе просыпанном мимо сусеков по недогляду). Одновременно она мелко перебирала пальцами, словно пряха, вытягивающая нить из кудели.

С земли немедленно воспарили и поплыли друг да другом сухие травинки и листики. В крошечный поисковый поток затянуло даже неосторожного жука, и Рута брезгливо тряхнула пальцами, сбрасывая весь этот мусор обратно на землю. Она поторопилась и промахнулась, не дотянулась до места, в котором рассчитывала найти воду.

Создав другой поисковый поток — по сути, невидимое продолжение руки, — Рута опять пошарила по земле, и, наконец, «нащупала», что искала. Источник желанной влаги, вот только не вытянула из него ни капли — тыкающийся в воду маленький поисковый поток лишь её раскачивал. Пришлось поискать на земле камешек, поднять повыше и кинуть в воду. И когда тот плюхнулся, создав небольшой фонтан брызг, вот его-то Рута и подхватила. Зашевелила пальцами быстрее, плавно потянула добычу на себя, и в воздухе, наконец-то, повисла струя воды.

Она вытягивалась и вытягивалась, вскоре достигла кучи веток и дочь ведьмы, жадно и нетерпеливо, поймала струю ртом. Принялась пить, немного захлёбываясь и постанывая от наслаждения, и за этим восхитительным занятием не услышала осторожные, словно подкрадывающиеся шаги.

В прореху между ветками вдруг заглянул белобрысый мальчишка, и в первую секунду Рута вообразила, что видит своего деревенского врага. Который заявился вдоволь поиздеваться, раз спорая на расправу чернавка крепко связана. Дочка ведьмы угрожающе нахмурилась, невольно сжала кулаки, и струя воды моментально опала и расплескалась по земле.

Но уже в следующее мгновенье Рута поняла, что ошиблась, незнакомец на её врага походил разве что цветом волос. Брови и ресницы у мальчишки были чёрные, глаза синие и живые, а не оловянные бездушные плошки под соломенными ресницами. Правда, повёл себя незнакомец в точности как старый враг — синие глаза опасно сузились, а лицо сморщилось от отвращения:

— Ох, гадина! — пробормотал он, отшатнувшись.

— Сам такой! Ужо освобожусь, и получишь в ухо! — не осталась в долгу Рута.

— Молчи, девочка! И не шевелись, рядом с тобой змея!

Сказав это, мальчишка моментально пропал. По шуршанию травы Рута поняла — побежал в сторону дороги. Сама же дочь ведьмы в змею почему-то не поверила. Неужели судьба так к ней несправедлива, что притянула разом столько бед? И как не шевелиться, если острый сучок опять воткнулся в щёку, и пришлось покрутить головой, чтобы хоть немного отодвинуться.

«И всё-таки я полоумная! — опомнилась вдруг дочь ведьмы. — Пообещала сходу дать в ухо, вместо того чтобы умолить развязать! Кто же захочет помогать грубиянке?».

— Эй, не серчай! — принялась она звать по-прежнему слишком слабым, срывающимся голосом. — Выручи меня! Сделай доброе дело!

Но незнакомец не вернулся, а чуть позже Рута не услышала, а скорей почувствовала какое-то движение рядом с собой.

Уже догадываясь, она скосила глаза и уставилась на плоскую змеиную голову прямо у своего виска. Вертикальные зрачки в глазах гадюки словно источали ненависть. Возможно, змея забралась под ветки, привлечённая теплом человеческого тела, но оно оказалось чересчур беспокойным. И раздражённая гадюка сделала бросок и вонзила свои ядовитые зубы Руте в шею.

Когда дочь ведьмы пришла в себя в очередной раз, она ехала верхом на бредущей шагом лошади, привалившись спиной к сидевшему позади ездоку. Рука доброхота ещё и обвивала Руту за талию, удерживая от падения, вот только оглянуться на спутника не получилось. И разбитая голова — теперь, кстати, забинтованная, — а главное — сильно распухшая и горевшая огнём шея не желали, чтобы ими крутили и тревожили.

Зато коситься по сторонам было не больно, и Рута увидела рядом, вернее чуть впереди, ещё одну лошадь с могучим всадником. Одетым не по-сельски: не в бесформенные порты из домотканого полотна и не в лапти, а в плотные штаны, заправленные в сапоги. И не в длинную, почти до колен рубаху, а кожаный короткий доспех, открывающий мощные ручищи до локтя. Словно почувствовав на себе взгляд, могучий муж повернул к девочке волевое, уже не молодое лицо.

— Здрав будь, господарь! — слабо пискнула Рута.

— Очнулась? И ты будь здрава, чадушко, — добродушно прогудел в ответ всадник и девочка облегчённо вздохнула.

— Ой, по-нашему говоришь! А я смотрю платье иноземное, подумала что басурманин. Что в полон меня везёшь.

— Отчего же басурманин, славич. Зовут Бер, — усмехнулся в ответ здоровяк, — И не в полон, а сам пока не знаю куда. Если по дороге, могу подвезти.

— Отвезём куда надо, если даже не по дороге, — поправил мужчину мягкий женский голос позади Руты, и девочка только теперь сообразила, что голова её упирается затылком словно в мягкие упругие подушечки. Да и обнимающая за талию рука явно была женской.

— Здрава будь, господарыня! — поспешно поздоровалась Рута и всё-таки попыталась повернуть назад голову. Боль в шее сразу усилилась, а ещё накатило страшное головокружение, но участливая рука упасть с лошади не позволила.