— Кто-нибудь помнит какие? — заинтересовалась ворожея.

— Ещё как, настолько народ был перепуган! Якобы в первую очередь зачумлённым стал ненавистен дневной свет, и они полезли прятаться по погребам. Там лежали пластом, испытывая страшную слабость и всё равно отказывались от воды и пищи. Потом впадали в беспамятство и начинали сильно распухать, превращаясь во что-то бесовское. Раздувшаяся багровая туша уже не походила на человека, а ступни и кисти рук отчего-то становились угольно-черными. И, под самый конец, туша трескалась и просто растекалась зловонным студнем!

— Да уж! — содрогнулся даже много чего повидавший Тавр, поездивший по свету больше, чем его напарница. А Азей тем временем продолжал рассказывать:

— От первых заболевших немедленно заразились их родичи, друзья и просто любопытные, которым захотелось когда-то послушать рассказ об острове на болоте. Кто-то попытался от болезни сбежать, но она настигла и на новом месте. Вскоре копали могилы уже в пяти зачумлённых деревнях, а их угрюмые жители прикидывали, не приготовить ли могилку и себе. Загодя, всё равно конец один. Но милостивый Род вдруг дал отчаявшимся надежду! Совершенно неожиданно среди заболевших оказались выжившие! У некоторых раздувшихся туш через кожу пошёл удивительно обильный пот, в котором тела лежали, как в луже. Вскорости к таким возвращался прежний вид, могли опять пить и есть, а почерневшая кожа обратно светлела. Вот только башка после перенесённой болезни уже была набекрень. Полоумные не захотели больше работать и опять полезли по погребам. Отсиживались там целыми днями, а по ночам шарили по соседям и тащили всё, что плохо лежит. В основном съестные припасы. При этом переболевшие не чурались заразных, даже добровольно взялись за ними ухаживать. И тогда народ решил — раз зараза явилась из болота, следует туда же её и отправить! Собрали больных по всей округе, сгрузили в большие лодки, за вёсла которых посадили выживших. Оттолкнули страшный груз шестами подальше от берега и принялись в панике ждать — а ну как безумные повернут обратно? Но обошлось. Гребцы налегли на вёсла и погребли куда-то вглубь болота.

— После этого чума прошла, — впервые улыбнулась жена Азея, но муж опять ревниво вмешался:

— Вестимо не сразу! Люди всё заражались и заражались, но некоторые счастливчики выздоравливали. Их всех усаживали в лодки и опять отправляли вглубь болота. И как-то само собой появилось предание, что несчастные плывут не абы куда, а к загадочному острову, на котором обретут приют.

— Необычное предание, — немного помолчав, сказал Тавр. — Рута, оно нам чем-то поможет?

— Пока не знаю… Мне другое интересно, сохранилось ли то место в глубине болота?

— Мне никогда не было интересно, — удивлённо посмотрел Азей на ещё такую юную, но видно храбрую девицу. — Другим после великого мора видно тоже, а кто себя не жалеет — бери лодку и плыви! Вешки куда грести имеются, мало того — вымахали так, что всей округе уже видны.

— Какие вешки всей округе видны? — напрягся Тавр.

— Так те чёрные страшенные деревья, по которым когда-то заразу нашли, по сию пору не погнили. Напротив, ещё выше вымахали. Даже от нас теперь видны, хотя мы с другого края болота! — принялся объяснять Азей. — Только плыть всё равно не отсюдова, а от Лешаковки, у них уже чистая вода, а у нас кругом кочки да чарусы.

С наступлением темноты Рута и Тавр спать не легли, опять собрались уйти из дому. Хозяевам же велели хорошенько запереться.

— Лошадок наших тоже в сарай заприте, как не вовремя у вас все собаки пропали, — попросила ещё Рута, забирая с собой небольшую дорожную сумку с настоями и зельями. — До рассвета не вернёмся, Тавр этой ночью вашу деревню посторожит, а я поищу следы пропавших мужчин. Или что попадётся.

В первую очередь ворожее попалась вдова, имевшая незаконных младенцев.

Рута как раз возвращалась с местного кладбища, куда Тавра не взяла, зато сама проторчала треть ночи, тщательно разглядывая могилы и отыскивая упыриные следы. Подозрительных захоронений не нашла и сделала неутешительный вывод — если живой мертвец всё же существует, место его неупокоения будет отыскать тяжелей.

Бредя от кладбища в сторону деревни, в какой-то момент Рута вдруг поняла, что уже идёт не одна. В том же направлении пробиралась вынырнувшая из леса тёмная фигура, а когда заметила вовсе не таившуюся Руту, попыталась спрятаться в первые попавшиеся кусты.

Девушка заинтересованно приблизилась, осторожно раздвинула ветки и вежливо поздоровалась с вдовой. Та ойкнула и потупилась. Потом вдруг принялась обдирать с куста листья.

— Не боишься разгуливать по ночам? — приветливо улыбнулась ей Рута, подмечая и растерянность и бледность. — Остальные бабы после случившегося даже днём со двора ни ногой. А листья зачем? Не козу же кормить?

— Не козу… — медленно подбирая слова, с неохотой отозвалась вдова. — Эта… у ребятишек опять животики болят. Дай, думаю, соберу листочки и запарю…

— Опять животики! — озабоченно всплеснула руками ворожея. — Тогда, милая, тебе не в эти кустики. Это как раз крутибрюх.

— Да неужто в темноте перепутала! — неубедительно изумилась вдова, поспешно выкидывая собранное.

— Бывает, — тоже с преувеличенной доброжелательностью покивала Рута, — Пойдём к твоим детишкам, осмотрю. И правильную травку присоветую, опять же настои с собой.

Ворожея позвенела склянками в сумке, но вдова её участливости не обрадовалась.

— Да не стоит… Поболит и перестанет.

— Хороша же мать, — насупилась ворожея. — А ну пошли!

Детишки вовсе не мучились животами, а безмятежно спали в одной колыбельке. И когда Рута, почувствовав смутное желание хорошенько рассмотреть младенцев, взяла одного ребятёнка на руки, тот захныкал и распахнул очень недовольные сонные глазки. Пронзительного жёлтого цвета. Рута вернула малыша в колыбель и вынула второго.

Этот младенчик, по сравнению с братцем, оказался шустрей. Взятый чужой тёткой на руки, гибко извернулся и вдруг цапнул Руту длинным острым зубом за руку. Ворожея ойкнула, поскорее сунула удивительное дитя назад в колыбельку, и строго воззрилась на его мать.

— Уже зубы и такие острые? У грудничка?

Вдова не ответила и стояла, ни жива, ни мертва. Тогда Рута опять потянулась к спокойненькому — тот уже снова спал, — и развернула пелёнку. Ножки, вернее ступни младенца, были лапками зверя: вытянутыми, костистыми и поросшими бурыми волосками. В это же время необычный младенец зевнул, и его розовый ротик оказался полон желтоватых, похожих на иголки зубов. Вдова шумно и покаянно вздохнула и бухнулась перед ворожеёй на колени.

— Поклянись, что не убьёшь моих детей и разрешишь с ними уйти!

— Детей мы не убиваем, — дала матери надежду Рута, — но ты должна обо всём рассказать. Только после этого мы с напарником решим, сможете ли вы уйти. Будет ли это справедливо.

Вдова, видно, в справедливость не верила. Залилась слезами и принялась пылко целовать младенцев по очереди, словно с ними прощалась. Те проснулись, открыли жёлтые глазки и тоже дружно разревелись.

"На ногах — лапы звериные, жёлтые глазища горят!", — вдруг вспомнила Рута, уже понимая от кого у вдовы детишки.

Всего лишь очередной оборотень, которым, видно, стал желтоглазый Яська. Получше чем упырь, но куда и зачем он утаскивал людей?

Тем временем безутешная мать сделала ещё одну попытку спасти своих детей:

— Они ТАКИЕ не всегда! Пройдет день-другой и опять станут обычными! — прорыдала вдова, умоляюще складывая перед собой руки. — Ну да, грех на мне! Не сохранила верность покойному мужу… давно вдовствую, а тело слабо… но за что такая беда моим деточкам! Господарыня ворожея, нельзя ли как-нибудь их вылечить?!

— Врождённых оборотней? Этих точно нет, — задумчиво пробормотала Рута, поглядывая на пока ещё невинных младенцев. — Зато можно загодя поить особым настоем и никаких превращений не будет. А значит скрывать их сущность хоть всю жизнь, особенно если действительно поселитесь от людей подальше. Эй, уважаемая, не надо мне руки целовать! Лучше скажи кто отец детей?