Меж тем осень перешла в предзимье и печку стали топить не только в травницкой, но и в спаленках девочек. А когда на мёрзлую землю лёг снег, который уже не растаял, в обитель Ордена, из Муромских лесов, соизволила прикатить на высоких саночках тамошняя ягиня. Пожилая, хромая, но вовсе не древняя старуха. Статная, с низким звучным голосом и жуткая щеголиха! В крытой богатой парчой соболиной шубке, узорчатых красных сапожках и круглой шапочке, расшитой речным жемчугом. Рута всё это хорошенько разглядела, потому что гостья, прямо с дороги, появилась с утра пораньше в их спальне.

Не обращая внимания на дочь ведьмы, ягиня перецеловала Лушку и Морошку и передала близняшкам поклон от покойных родителей. Вошедший вслед за ягиней в спальню Магистр прижимал к себе единственной рукой двух толстеньких и спокойных котят. Чёрного и серого, пушистых и с кисточками на ушах. Морошка и Лушка, пища от восторга, котят мигом расхватали.

— Баюны. От меня в подарок, — звучно произнесла ягиня из Муромских лесов, кивая на котишек. — Пока малы просто спутники, а как подрастут, ещё и хорошие защитники.

— А мне котёночка? — заикнулась было из своей кровати Рута, но ягиня лишь равнодушно покосилась, а Магистр прижал к губам палец, призывая благоразумно помолчать.

Потом важная гостья велела Лушка с Морошкой одеваться, сама же пожелала подкрепиться с дороги. Магистр учтивым жестом пригласил ягиню следовать за собой, и едва они вышли, в спальню торопливо вошла Альдона.

— Чадушки, одевайтесь, быстренько закусите, и все вместе отправляемся на старый жальник. Ягиня прибыла поискать могилу князя, из-за которой в прошлый раз разгорелся сыр-бор.

— А я? Можно с вами? — опять влезла чересчур любопытная дочка ведьмы.

— А ты в телеге пятое колесо, — сурово отрезала Альдона.

Потом она так же решительно отобрала у Лушки с Морошкой котят, потому что девчонки, вместо того чтобы одеваться, продолжали их тискать.

Котят главная ворожея переложила в кровать к Руте, но спокойные до этого пушистики дочку ведьмы вдруг обшипели и сбежали обратно к хозяйкам. Тем не менее, под надзором неумолимой Альдоны, ягини всё-таки оделись, и ворожея увела малышек с собой.

Вернулись Лушка с Морошкой довольно быстро, уже к обеду. Вошли в травницкую с гордым видом и важно поведали остальным девочкам, что и взрослая ягиня не сумела отыскать на старом жальнике могилу давно покойного князя. А значит — обманщиком оказался колдун, но с ним пусть разбираются потомки того князя.

— Магистр уже пишет им письмо, что я и Лушка в прошлый раз были не виноваты, — с довольным видом подытожила Морошка.

— Ага, — поддакнула её сестра, — Не понимают люди, что об умерших нам обманывать нельзя. Как и говорить плохое — мёртвые обидятся и будут стараться прорваться в Явь.

— Зачем? — моментально заинтересовалась Рута.

— Станут ходить за нами по пятам и плакать, знаешь как их жалко! Как брошенных котяточек, — серьёзно объяснила Лушка.

— А где теперь приезжая ягиня? — спросила у близняшек Липа. — Хотелось бы на её соболью шубку посмотреть, уж больно Рута нахвалила.

— Может тётенька у Магистра? — предположила Морошка. — Только она надолго не останется, с нами уже попрощалась. Собирается проверить границу между Явью и Навью, которая возле избушки страшной бабушки.

— Той, что нам свою силу передала, — добавила от себя и Лушка, сестрёнки часто отвечали вместе.

Гостья из Муромских лесов действительно отбыла в тот же день, и жизнь в обители продолжила идти по накатанной колее. Вернее, раз наступила зима, как по накатанному ледку. Воспитанники Бера всё так же обучались, воевали понарошку то на большом, то на малом ратном поле, а ещё ездили в лес за дровами и прочищали вокруг стен обители дорожки в снегу.

Девочки усердно постигали искусство волшбы, практиковались в лечении разных недугов, а старшие ученицы ещё и выезжали на задания, когда в окрестных деревнях начинала баловать нежить. В основном домашние духи: игошка ли подерётся с кикиморой из-за хлебного мякиша и всех ночью перебудит, банник ли зад кому кипятком ошпарит, за то, что глупый человек помылся и не поблагодарил за добрый пар. Молоденькие ворожеи отыскивали виновных и, как правило, за мелкие провинности просто их журили. А вот за крупные, с членовредительством, нежить изгонялась из деревни на веки вечные, смертей же рядом с обителью Ордена не случалось десятилетиями. Упыри и другая кровожадная нечисть обходила округу за семь вёрст.

На борьбу с более серьёзным противником и на дальние расстояния, в том числе чужие страны, ездили уже боевые пары Ордена. Спутники, взрослые воин и ворожея. Их жизнь протекала в лабиринтах дорог, но время от времени спутники в обитель ненадолго возвращались и привозили рассказы о своих удивительных подвигах. Восхищённая Дайва всё крепко-накрепко запоминала и пересказывала потом ученицам или больным из лечебницы.

Но вот отпела метелями и подошла к концу и длинная зима.

Пролетел и первый весенний, ещё холодный месяц березень, когда постепенно сходит снег, а почки на деревьях только набухают. Но едва дороги подсохли, Рута принялась обучаться езде на смирной пожилой лошадке. Сначала с Липой или Заряной, а потом и одна, на приволье в окрестностях обители.

В придачу к лошадке у девочки появилась и желанная обнова, штаны. Которые хоть и скроила Дайва, но сшила их Рута самолично. Как и короткую рубаху, и мужская одежда для поездок верхом оказалась не в пример удобней сарафана.

Как-то раз, понукая и понукая недовольную лошадку, дочка ведьмы доехала до самого леса, возле которого торопливо спешилась, испытав острый позыв уединиться по нужде. Кустики с края леса листвой ещё как следует не опушились, поэтому Рута надумала пройти немного вглубь. И когда уже возвращалась обратно, вдруг увидела рядом со своей лошадью девочку лет четырёх. Совершенно голую, чумазую и в венке из лесных первоцветов. Второй венок красовался на голове пожилой лошадки.

— Ты кто? — замерла на месте и шёпотом спросила Рута, уже догадываясь, что встретила лесавку.

Та попятилась, но не убежала. Только открыла рот и издала тревожный крик совы. Потом вдруг сжалась в комок, резко распрямилась и прыгнула, словно нападающая рысь, легко преодолев разделяющее девочек расстояние.

От сильного толчка дочка ведьмы не устояла и упала спиной на землю. Хорошо хоть не приложилась головой о стоявший рядом пенёк, лесавка же, оказавшись у Руты на груди, принялась яростно терзать новую рубашку. Выдрала заодно и клок волос, но это возмутило дочку ведьмы меньше, чем порча обновы.

— Ты рехнулась, дрянь такая! — истошно завопила Рута, извиваясь под лесавкой и пытаясь её столкнуть. А когда рубашка серьёзно затрещала и расползлась, дочка ведьмы нащупала в кармане штанов подарок Моревны, перунову стрелу. — Н-н-на!

Рута ткнула стрелой лесавку не примериваясь, куда попало, но лесная нечисть немедленно обмякла и больше не могла пошевелиться. Только хлопала глазами до самой обители, куда дочка ведьмы её и привезла, с большим трудом забросив поперёк седла.

— Отличилась! Кого в следующий раз в обитель приволочешь? Лешего за бороду? — веселилась в неописуемом восторге именно Заряна, самая серьёзная из всех учениц.

Рута в ответ хмурилась и косилась в угол. Ну да, она погорячилась. Забирать с собой лесавку не следовало. Небось отлежалась бы и пришла в себя, чего живучей нежити сделается…

— Подумаешь. Могу отвезти обратно, — независимо пробормотала дочка ведьмы, думая о том, что Липа бы теперь не заливалась, а подсказала как промах исправить. Но Липе исполнилось семнадцать, совершеннолетие для ворожеи, и девушка уже три дня как уехала на задание вместе с опытным спутником. Далеко и надолго.

— Ступай, сними свою дранную рубашку, — наконец успокоившись, скомандовала Заряна, явно наслаждаясь, что теперь старшая среди девочек она. И вдруг опять остановила Руту. — Погоди, а где твой оберег от нежити? Мой тебе совет — носи на шее, не снимая. Как мы все.