Потом дед словно опомнился, хлопнул себя руками по бокам и захихикал, обнажая жёлтые стёртые зубы. По первым же словам Рута поняла, что говорит опять Хорт:

— Видала, что вытворяет старый греховодник?! Стоило мне чуток задуматься, как он уж гоголем вышагивает, завлекает! Как, голуба, хоть чуток проняло? Не-е-ет? Эх, а дед так старался! Он ведь чего нервничает — я желаю тебя замуж позвать. В таком случае выходит, Усман счастливый новобрачный! Вот старый хрен и разлакомился, хотя по-своему он прав. Супружеские обязанности — пусть силком да колдовством, — ему, счастливчику, исполнять!

— За меня, вестимо, вы уже всё решили? Оба? — усмехнулась в ответ ворожея.

— И чего тут решать? — зачастил колдун. — Ворожее, не сумевшей защитить спутника, нового или вовсе не дадут, или дадут не скоро. В мир, опять же, из Ордена не отпустят, разве что к старости.

— Сама не уйду, — поглядывая исподлобья, призналась Рута, — куда идти, коли одна на целом свете… В лечебнице, небось, пригожусь.

— Горшки за недужными таскать? Скучно!

— Привыкну… — как Рута не крепилась, выглядела она расстроенной. — Но в чём-то ты прав, всегда желала жизнь прожить поинтересней. Опять же расставания с Тавром я не перенесу! Вот не будет у него другой спутницы, всё для этого сделаю!

— Какой ещё другой спутницы? Надумаешь отсюда уйти, я твоего зазнобу убью, как и обещал! А вот если останешься, заимеешь сразу двух справных мужиков — великого колдуна и красавчика-оборотня. Правда в одном теле, но ничего, поладим.

— А этот сморчок? — подозрительно прищурилась Рута, ткнув пальцем в Усмана.

— Старикашку, ясно дело, побоку, чтобы тот себе не навоображал! Приберегу временно, пока от его имени управляю деревушкой. Эх и заживём! Все на нас работают, а чужаков, жрецов или другой власти нет!

— Всё равно не понимаю, зачем тебе я, — задумчиво сказала Рута, — в деревне женщин на любой вкус.

— Во-первых, наш союз предпочтительней — я колдун, ты ведьма, да ещё дивная красавица! Во-вторых — ну не смогу я пользоваться местными бабами. Начнут ведь рожать.

— Совсем не чадолюбив?

— Не в этом дело. Поедать потом собственных детей чересчур даже для меня.

— То есть как поедать?! — ошеломлённо выдохнула ворожея. Даже подумала, что ослышалась.

— Очень просто — обожаю полакомиться человечинкой. Ой, да не делай такое лицо, не каждый день, изредка! Понимаю, что на каждый день не напасёшься. Но если наши селяне будут хорошенько размножаться, проживу тут долгие годы. А ты, как жена, будешь на особом положении! Станешь вертеть мной. За свои ласки обновки и серёжки с колечками требовать, хе-хе. Вся деревня в ножки тебе станет кланяться, опять же детки наши совместные целы останутся. Любить их стану и лелеять.

— Согласна! — неожиданно решилась Рута. И, сделав стремительный шаг к отшатнувшемуся от неожиданности Хорту-Усману, влепила поцелуй в синеватые, сухие губы старика. — Хочу колечки-серёжки! Желаю, чтобы все мне в ноги кланялись, уговорил! Когда свадьба?

И Рута опять прильнула к губам жалко задрожавшего старика. Щёки девушки пылали, а руки нежно оплели Усмана и принялись ласкать его спину и сгорбленные плечи. Потом одна рука стала поглаживать седой затылок.

— Оженимся сегодня же… — срывающимся голосом пробормотал то ли сам Усман, то ли колдун. — Прижмись сильнее…

— Как скажешь, зазнобушка! — вкрадчиво прошептала ему в ухо Рута, одновременно уколов дедусю перуновой стрелой. В плечо и легонько, но Усман немедленно обмяк.

Рута успела его подхватить и потихоньку довела старика до лавки. Как только дед чуть опомнился, он с озабоченным лицом принялся ощупывать шею, словно ему давил воротник рубахи. Даже рванул ворот и оттянул, но видно помогло мало.

Усман, конечно, не представлял, что его шею сейчас захлёстывает и слегка тревожит тонкая верёвка призрачного аркана. На другом конце которого мечется тоже призрачный, перекошенный от злобы колдун. Рута это видела через ведьмин камень и была страшно горда, что всё у неё получилось. Перунова стрела вышибла мертвеца-подселенца из чужого тела, а заговорённая иголка с ниткой, воткнутая в рубаху Усмана во время поцелуя, поймали колдуна тем самым призрачным арканом.

Тем временем недоумевающий Усман всё продолжал потирать себе шею и откашливаться, поэтому Рута вынула из его рубахи иглу и нашла ей новое место. Отнесла к окну и воткнула в занавеску, теперь колдун болтался на своём аркане там. И как ни был слаб, занавеска заколыхалась, словно от лёгкого ветерка. Дед немедленно этим заинтересовался. Отправился проверять откуда дует и принялся дёргать ситец на окне туда-сюда.

— Вот что ты будешь делать! — возмутилась Рута, которой надоело возиться с дедом, а хотелось срочно поискать в доме Тавра. — Уважаемый, пошли бы вы лучше прогуляться. Хоть в гости к внуку Тёше, мальчонка небось соскучился.

— Нешто у меня есть внук? — уставился Усман на Руту младенчески наивным взглядом. Ворожея в ответ грустно улыбнулась — пребывание колдуна в теле патриарха сильно того подкосила. Скоро сыновья и снохи начнут делить в деревне власть. Тем временем Усман вдруг закряхтел и выдал: — Дочка, оправиться желаю. Просто нет терпенья…

Такая просьба Руту вовсе не смутила, ещё во время учёбы любая ворожея Ордена непременно ухаживает за немощными в лечебнице.

— До отхожего места добежать успеем? — заторопилась Рута. — Или мне поискать какую посудину?

— Кажись не добегу… — задумчиво произнёс дед и был срочно усажен на небольшую кадушку. Потом выкинет или как пожелает.

Чтобы старик не стеснялся, девушка вышла в соседнюю комнату и была встречена тихим паническим скулежом. Огромный, свирепый с виду волк пополз на пузе к её ногам, и Рута поспешно присела на корточки и обняла его за шею. По сути — впервые приласкала любимого парня.

— Опомнился, чудище? Брехни, если меня понимаешь, — от затопившей её радости Рута принялась зубоскалить, и скулёж напарника из панического перешёл в возмущенный. — Не серчай, я пошутила. Слушай, а ведь головушка твоя полностью зажила! Пора вытряхиваться из волчьей шкуры, вот только как?

Волколак, нетерпеливо переступая, умильно заглядывал ей в глаза, и некоторое время Рута честно раздумывала, машинально почёсывая оборотня за ушами. Так ничего и не надумала, вздохнула и поднялась с пола:

— Ладно, потом соображу. Знаю одно — если у меня расколдовать не получится, Альдона займётся, когда вернёмся. Ты и сам, кстати, попробуй перекинуться. Через пень или ещё как, — принялась перебирать Рута, но тут же опомнилась. — Ой, что я несу! Ты же не врождённый оборотень, колдун постарался. А вдруг и освободить может только он?

Услышав это, волколак сразу загрустил. Поднял вверх морду и испустил горестный вой, прежде чем Рута на него шикнула. Немногочисленные собаки по дворам — почему-то в деревне их было очень мало, — немедленно зашлись лаем.

Почти одновременно поблизости от дома Усмана послышались людские крики, а в соседней комнате что-то упало, и принялся ругаться дед.

— Всё-таки дедуля с кадушки свалился! — ахнула Рута и скомандовала Тавру: — Сигай в окно и беги в лес. Правда уже светло, но, может, сойдёшь за крупного волка. Встретимся в овраге с ручьём, когда взойдёт луна!

Но в небольшое окошко Тавр протиснуться не смог, пришлось волколаку бежать через проломленную крышу. В дверь было поздно, туда уже ломилось несколько встревоженных мужиков. Сыновей и внуков Усмана с топорами и вилами.

Прибежавшим на волчий вой мужикам Рута правду об оборотне не открыла. Скормила выдумку — дескать, колдун Хорт, оставив в покое Тёшу, рыскал повсюду волком и забрался с утра в дом к Усману. Между прочим, сильно его напугал. Поэтому уважаемый старец не в себе, одного теперь оставлять не следует.

— Дочек его приведите, перво-наперво вашего батюшку хорошо бы помыть, — деловито втолковывала Рута, в то время как мужики смущенно пялились на сидевшего на полу Усмана и содержимое перевернувшейся кадушки. — Насчёт волка не переживайте, нет ему больше хода в деревню! Ну а я пока примусь за икотницу.