Но, несмотря на все заботы, мысль о пропавшем катере не покидала Рапохина. Даже по ночам, разбуженный заливистым храпом Климова, Рапохин не знал покоя и упрямо» вглядывался в темноту комнаты, выкуривая папиросу за папиросой.

Климов в два дня обжил комнату Рапохина. Было что-то непостижимое в том, какое количество добротных, красивых, ладных, приятно пахнущих и весьма полезных предметов ринулось из его чемодана на освоение этой временной для него территории. Проживи Рапохин хоть три жизни, он не научится так аккуратно складывать и так разумно пускать в ход все эти щеточки и ножички, складные стаканчики и зеркальца, сетки для волос, резинки для рукавов, никелированные рожки для надевания туфель и все прочее.

Рапохин посмотрелся было в круглое приманчивое зеркало кавторанга и даже отшатнулся. Зеркало увеличивало предметы, оно и нежную холеную кожу отражало в частой сетке пор и клеток, что же говорить о лице Рапохина! Нет, не для него .придуманы такие зеркала…

Ночью девятого декабря Рапохину послышался протяжный вой сирены на рейде. Он быстро поднялся, стараясь не шуметь, натянул сапоги, прихватил лежавший на табурете полушубок и надел его уже по выходе, на ветру. Еще не дойдя до пирса, он пристально вгляделся в темневшие у пирса корпуса и понял, что зря поднялся. Все здесь было так же, как и -минувшей ›ночью, как и две ночи назад.

Рапохин повернул от берега и побрел на красноватый огонек радиостанции. Шел сумрачный, держась на крутизнах за канат.

Дежурила Катя. В последние сутки связь поддерживалась не только с береговыми рациями, но и с рыболовецкими траулерами, находившимися в океане. Их сильные прожекторы шарили по воде в поисках катера «Ж-257». Катя принимала радиограммы с траулеров,-отмечала на карте обследованные квадраты, заносила в журнал нерадостные сообщения. Траулеры ходили под трехзначными номерами, и на казенных бланках под рукой Кати изредка возникал новый номер, а рядом с ним фамилия капитана. 668… 349… 605… 647… 373… 392… Зажмурив глаза, Катя в вообра-жении своем видела трудное движение траулеров по штормовому океану, видела, как они, спасаясь от бортовой качки, вынужденно шли против волны и ветра, оставляя необследованными какие-то углы и срезы океанских квадратов. И всякий раз Кате казалось, что именно там, в неосмотренном углу, носится по волнам буксирный катер «Ж-257» с умирающими от голода людьми,

Рапохин молча прикрыл за собой дверь аппаратной, сел на свободный табурет рядом с Катей и заглянул в бланк, по которому бегал ее карандаш.

- Жаль ребят,- вздохнула Катя, протянув директору радиограмму.

- Обойдется, Катя,- неуверенно сказал Рапохин.

Веки у девушки припухли, вероятно от долгой бессонницы. «А может, плакала?» - подумал Рапохин.

- Жаль, конечно,- добавил он серьезно.- Я их мало знаю, Катя. Петровича знаю да еще вот этого… ну механика.

- Дядю Костю?

- Во-во! Мы его несколько раз на берег звали, в машинную комбината. Специалист.- Рапохин помолчал.- Черт его знает, мотаешься тут на берегу, а они у себя, в кубрике. Только тогда и видишь людей, когда авария, беда какая, дисциплинарка! Чепе! Помню: кок пьет. Парень там из Ворошилова-Уссурийского, бузотер, настоящий анархист, а? - Катя молчала.- Еще матрос из Владивостока, яхтсмен, что ли? В июне шлюпку мне чуть не утопил… Под парусом пройтись захотелось…

- Саша,- подсказала девушка.- И Равиль, демобилизованный.

Рапохин задумался.

- Это же смешно сказать, не знаю их толком,- откровенно проговорил он.

- Нехорошо,- заметила Катя.

- Чего уж хорошего! - Он расстегнул тулуп-в аппаратной жарко. Оказал, словно убеждая самого себя:- А все-таки обойдется, Катя.

- Они с голоду умрут,- прошептала Катя.

- Ну-ну, рановато… Человеку помереть не так-то и просто. Стоящий человек семь раз одолеет смерть, а на восьмой…- он намеренно помолчал и добавил после паузы,- а на восьмой обманет ее.

Катя вдруг заговорила быстро-быстро, словно боясь, что директор сию минуту уйдет, а ей надо, ей непременно надо излить душу:

- Очень хорошие ребята, Степан Степанович. Саша - это, знаете, какой человек? У него жена, подружка моя, и дочь есть, Лизочка. А Виктора вы не поняли, он не анархист, он плавать хотел, потому и на Курилы приехал, А вообще он шелковый. И Равиль…- Катя задумалась.- Серьезный парень, обидчивый только.

- И все-то ты знаешь,- сказал Рапохин с уважением, не заметив, что перешел с ней на «ты».- А говорила - новенькая!

Девушка сидела, облокотясь о стол и упираясь подбородком в скрещенные руки. Рапохин положил было руку на ее плечо, но сразу же отнял, хотя Катя не шелохнулась. Неспокойно стало у него на сердце, словно по руке про-шел ток от жаркого Катиного плеча. Рапохин понял вдруг, что перед ним не девчушка, а молодая женщина, которой, быть может, так же одиноко, вечерами, как и ему, которая так безраздельно живет интересами многих отчасти и потому, что свое заброшено, неустроено, трудно…

- Душно как у вас,- проговорил Рапохин, берясь за дверную ручку.

- Степан Степанович,- Катя поднялась.- Днем Климов приходил, требовал показать ему журнал, всю нашу документацию по камеру. Я не знала, можно ли…. На всякий случай отложила до завтра…- Она улыбнулась.- Отбрехалась, в общем.

- Все покажи, чего нам крыться! Человеку надо, служба такая…

По пути к своему приземистому, до окон обложенному дерном дому Рапохин без особой приязни подумал о том, что Климов, который мог получить копии всех документов у него, зачем-то поперся на рацию.

Климов не спал, когда вернулся Рапохин.

Месяц назад, почувствовав странное онемение большого пальца правой ноги и опасаясь никотинной гангрены, кавторанг бросил курить и теперь сосал леденцы.

- Чего по ночам бродите?-спросил он, упрятав леденец за щеку.

- Показалось - сирена на рейде.

Климов лежит на диване. Рядом на спинке стула тускло отсвечивают золотые нашивки кителя. Климов непрерывно сучит пальцами обеих ног, это уже стало привычкой.

- Много шуму подняли, Рапохин,- говорит он безразлично.

Леденец мешает ему, и он разгрызает его с громким хрустом.

- Я сегодня на радиостанцию ходил, хотел просмотреть переписку, но там девица, знаете, уклонилась… Отложила на завтра. Хорошая выучка…

Рапохин не возражал. Если выгораживать Катю, Климов только утвердится в своем мнении.

- Мне и так ясно, что излишний шум поднят. Друг мой, все эти Главсахалинрьгбпромы за тридевять земель, делу они не помогут, а звон, как говорится, пойдет вселенский.

- А мне что за -печаль! - резко сказал Рапохин.- Мне бы людей разыскать.

- Все о людях пекутся,- наставительно заметил Климов.- Для того на земле и живем. Вы что ж думаете, я ради собственного удовольствия прикатил сюда по зимней-то дорожке? Ради тех же людей! Больше порядка будет- людям спокойнее. Подтянете плавсредства так, чтобы все в ажуре, безопаснее людям будет. Это да, это я понимаю. А уж если они где-то в море, тут чего же руками-то размахивать. Ищите, да с умом.

- Разрешили бы мне,- вздохнул Рапохин,- я бы сам ушел в море искать!

- Вот-вот! - почти обрадовался Климов. Его правильный профиль едва белел на фоне диванной спинки.- Вы романтик, Рапохин, а романтиков у нас бьют.

- Где это «у нас»? В министерстве, что ли?

- В нашей жизни. В нашей трезвой жизни.- Климов повернулся на бок, лицом к собеседнику. Под ним стрельнула и печально загудела пружина. Климов усмехнулся: - Поющий диван. Это вы, верно, и приняли за сирену на рейде.- Рапохин смолчал, и Климов продолжал отечески: - Теперь вы, так сказать, в фокусе, Рапохин, все прожекторы направлены на вас. Все судовые огни траулеров, которые ищут катер в океане. Катера-то никому не видать, а вы как на ладони…

- Надо же когда-нибудь и себя показать,- мрачно пошутил Рапохин.

- Зря шутите этим.- В голосе Климова проскользнула строгая нотка.- Если с катером случится беда, вас снимут. А ведь могли бы и не снять.