В этот момент по моим щекам покатились слезы. Слова Элайджи напомнили о той нежности, которой мне не хватало, потому что Скотт никогда не помогал мне. Стыд, который я испытывала, был еще хуже. Я позволила себе любить мужчину, который не любил ни меня, ни нашу семью. Я была единственным взрослым, работающим над нашим будущим. Из-за эгоизма Скотта я упустила моменты с Люси. Моменты, которые никогда не вернуть. Я закрыла лицо руками зарыдав сильнее.

Внезапно две сильные руки схватили меня и притянули к себе. Элайджа обнял меня и тянул, пока я не оказалась у него на коленях. Его огромная масса успокоила что-то глубоко внутри, подарив чувство комфорта, которого я никогда раньше не испытывала. Не тот покой, который получаешь от родителей или друзей, а нечто большее. Его нежность успокаивал меня, разжигая огонь глубоко внутри, разжигая во мне сильные эмоции.

Обхватив одной рукой мои колени, Элайджа прижал руку к моей щеке.

— Я не хотел тебя расстраивать, детка. Я просто хотел, чтобы ты знала, как много ты заслуживала. До сих пор заслуживаешь.

Я провела рукой под глазами. Внезапно я вся запылала. Жар, исходящий от Элайджи, просочился сквозь мои джинсы. В этот момент я подумала, что хочу от него чего-то большего.

— Знаю, — выдохнула я.

Он сжал мясистую часть моего бедра. От его прикосновения тело начало покалывать.

— Рад, что ты не с ним, — пробормотал он, проводя пальцами по моим волосам. Мои глаза встретились с его, когда он спросил: — Он расстроил тебя и Люси, потому что я был вчера с вами на улице?

Я отвела глаза, но Элайджа схватил меня за подбородок и заставил поднять взгляд. Без предупреждения слова вырвались у меня изо рта.

— Меня расстроило не это. Я могу разговаривать с кем хочу. Скотта это не касается, но когда я не отреагировала так, как ему хотелось, он начал наезжать на Люси. Скотт сказал ей, что расстроится, если она будет общаться с тобой. Какого ириса, Элайджа? Ей четыре года, а он затравливает ее, чтобы добраться до меня.

К счастью, Элайджа ничего не сказал, и я продолжила:

— Люси заплакала. Она не понимала, почему ее отец сердится. Я потеряла дар речи, когда Скотт ушел, не попрощавшись с ней. Я обнимала ее, пока мы обе плакали. Я бы ни за что не позволила ему забрать ее после такого припадка, но все это может иметь обратный эффект. Люси и так не хочет проводить время со Скоттом. Ее перестало беспокоить, что он отказывается приезжать за ней, но в этом виновата не я. Его родители говорят, что я внушаю Люси не ехать к ним. — Быстро моргнув, я вытерла глаза и попыталась рассмеяться, но смех застрял в горле. — Прости, но это, наверное, гораздо больше, чем ты ожидал, когда захотел с нами подружиться.

— Не извиняйся. Никогда не извиняйся передо мной. Я хочу быть тем плечом, на котором ты можешь поплакать. — Он прикоснулся к своему плечу. — Ну же, используй меня, сколько хочешь.

То, как он смотрел на меня своими напряженными карими глазами, в сочетании с моим расцветающим желанием заставило осознать, что я нахожусь на коленях у Элайджи. Жар в моем животе опустился между бедер.

Я быстро встала и улыбнулась. Проведя рукой по лицу, я нервно потянулась.

— Уф. Не могу поверить, что плакала.

— Ты в порядке?

Я кивнула.

Элайджа спросил:

— А Люси?

Я нахмурилась.

— Думаю, она еще слишком мала, чтобы в полной мере осознать, что произошло, и это ее пугает. Когда-нибудь, когда подрастет, надеюсь, она поймет, почему я не могла позволить ее отцу остаться с нами.

Элайджа встал, возвышаясь надо мной. Он придвинулся ближе и осторожно коснулся моего плеча.

— Не думаю, что она этого хочет. Думаю, что твой четырехлетний ребенок понимает больше, чем ты думаешь. Она хочет только маму. И чтобы ее мама была счастлива. Это заметно по Люси.

— Что ты имеешь в виду?

— Она избалованная, но у нее золотое сердце, особенно когда речь идет о ее любви к тебе. Ты замечала, что Люси счастлива, пока счастлива ты? Думаю, она больше расстроилась из-за того, что ты несчастна, чем из-за того, что сказал ее отец. И... из-за меня. Она плакала, потому что думала, что ей не разрешат больше видеться со мной. — Он усмехнулся. — Как будто я вас отпущу.

Это правда. Люси очень расстроилась, когда Скотт сказал, что не позволит такому человеку, как Элайджа, находиться рядом с нашими детьми. Он высказывался о татуировках Элайджи и прочем, пока Люси не расплакалась. Скотт искренне верил, что я все еще принадлежу ему или что-то в этом роде. Абсурдно то, что он думал, будто может указывать мне, с кем я могу дружить. Я не стала рассказывать об этом Элайджи.

Глубокий голос Элайджи был тихим, когда он продолжил:

— Люси рассказала о том, что ее отец требовал, чтобы вы, держались от меня подальше. Она плакала, когда говорила это. Именно поэтому я понял, что каким-то образом, каким-то гребаным образом, стал особенным для кого-то настолько бесценного, что не понимал, как кто-то может заставить ее плакать.

Ох, помадка.

Он заставлял меня чувствовать. Очень много разных вещей. Почему он стал таким добрым? Неужели он не мог остаться тем придурком, с которым мы столкнулись в первый раз?

Это заставляло меня с грустью мечтать о большем — той части, которой друзья не делились друг с другом.

Но я не могла перестать представлять себе это, особенно после сегодняшней ночи и всего, что Элайджа сказал и сделал для нас. Почему он так хорошо к нам относился? Мое сердце было в опасности из-за сложившейся ситуации.

— Ты сегодня работаешь? — пробормотал он, его пальцы лениво поглаживали мое плечо.

Вспомнив о работе, я застонала.

— Ты только что напомнил мне, что она у меня есть. Который час?

— У тебя есть еще четыре часа, чтобы поспать. Я зайду за тобой около шести тридцати.

— Спасибо, Элайджа.

— Не благодари меня. Это не проблема.

Он убрал руку с моего плеча, оставив после себя призрачное тепло.

— Но так и есть. — Я взяла его за руку. — Несмотря на нашу первую встречу, я рада, что у нас появился друг в твоём лице.

Он поспешно отвернулся, но прежде я заметила напряженное выражение его лица. Его челюсть была сжата, а глаза опущены. Я сказала что-то не так? Я хотела спросить, но внезапно почувствовала неуверенность. Выражение его лица смутило меня.

Он остановился и бросил взгляд через плечо. В этом взгляде было что-то скрытое.

— Я никуда не уйду, — сказал он, направляясь к двери.

Глава двадцать пятая

Элайджа

— Я сделал это фото ранее. Она была очень зла, когда я показал ей его перед тем, как мы отвезли ее к бабушке с дедушкой.

Я улыбался, передавая свой телефон маме и показывая фотографию спящей с открытым ртом в автокресле Люси. Я сам немного устал. Я почти не спал после того, как покинул квартиру Хэдли, но это была приятная усталость. Вероятно, я так себя не чувствовал, на протяжении всего рабочего дня, но это тоже было нормально.

Мама улыбнулась, глядя на мой телефон.

— Мне было интересно, что ты делаешь в такую рань. Неужели мама...

— Хэдли.

— Хэдли работает сегодня?

Я забрал у нее телефон.

— Да. Я заберу ее в семь, и мы поедем за Люси и Элаем.

— Малыш, да? У тебя есть его фотографии?

Я покачал головой.

— Нет, но я сниму его с Хэдли. Это первая фотография, которую я сделал с Люси.

Я усмехнулся, вспомнив, как она дулась. От того, что я смеялся над ней, становилось только хуже. Могу поспорить, когда я сказал, что хочу ее сфотографировать она ожидала не этого.

Когда я взглянул на маму, она смотрела на меня с любопытством.

— Может, лучше привезти их сюда.

Я потер затылок.

— Как мне это предложить?

Мама вскинула бровь, слегка забавляясь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ответь честно, мам. Ты единственная женщина, которая, зная меня, может сказать, что любит. Мне оставить Хэдли в покое? Она через многое прошла. Они все. Блядь, я не хочу портить им жизнь...