— Да ерунда все это! — возмутился Ларионов.

Но президент был непреклонен:

— Три недели. Мне вы нужны только живым.

— Я еще и не такое… — начал было Ларионов, но услышав про увеличенный срок остановился. Ехидно сказал:

— У вас удивительная манера уговаривать собеседника. Вам бы подошла роль тюремного надзирателя.

Мануйлов только ослепительно улыбнулся:

— Я не Новодевичье кладбище, мертвых не собираю.

— Ладно, — нехотя сказал Ларионов, — две недели мне хватит.

Мануйлов снова улыбнулся, но на это раз по-другому, как-то по-домашнему.

— Что ж, времени у нас нет, поэтому прямо здесь в кабинете и передадите дела.

Романов и Ларионов удивленно переглянулись. Ни тот, ни другой таких процедур не встречали. Сам Ларионов рассчитывал, что после отъезда из Кремля они отправятся в министерство и там он передаст наиболее важные бумаги и файлы, познакомит верхушку чиновников с новым министром.

— Мне нужен полноценный министр иностранных дел. Прямо сейчас. И не только мне, но и Западу. А если будете передавать бумаги и секретные коды, то это займет у вас несколько суток. В конце — концов, есть аппарат, есть заместители. Да и вы, Алексей Антонович, и после официальной отставки можете приезжать в министерство. Не выкинут же вас оттуда.

Кстати, Дмитрий Сергеевич, я вас попрошу на ближайшее время не совершать никаких резких изменений в министерстве. Вот станет обстановка лучше, а вы пообтешетесь на посту министра, возражать не буду.

Он задумался. Тяжелые морщины собрались на лбу.

— Я, надеюсь, Алексей Антонович вам объяснил, почему он уходит, и почему именно вас выдвигают на этот пост?

Романов молча кивнул.

— Россия, несмотря на текущие кратковременные военные действия и некоторые определенные успехи, воевать не может. Генералы у нас теперь держат хвост пистолетом. Всех раздолбали. Но в конце — концов, сейчас не средневековье и даже на ХХ век. Не буду говорить о положении в Европе и Штатах, но российская экономика не выдержит даже небольшую масштабную войну. И еще. Я вчера попросил смоделировать военные действия России и НАТО. Сегодня мне принесли итоги. Алексей Антонович, вы тоже не знаете, послушайте, это интересно.

Так вот. Если дело не дойдет до ядерного оружия, то в борьбе непосредственно с НАТО, то есть США плюс Европа, Россия выиграет! Лихо?

Мануйлов замолчал. Было видно, что победа почему-то его не радует. Он нехотя продолжил:

— Цена. Вот что меня совершенно не устраивает. Триста — четыреста тысяч человек погибнет только военных. Плюс гражданские. Итого прямые потери около двух миллионов, а косвенные в конечном итоге, как минимум, достигнут пяти — шести. Это минимум. Максимум — десять миллионов.

А еще кризис в экономике. Намертво включенная в мировое хозяйство, пострадавшая в ходе военных действий российская экономика потеряет несколько сотен миллиардов долларов. Это такой урон, который наша страна восстановит только лет через десять. Потери экономики, скорее всего, будут больше, чем в Великой Отечественной войне.

И отношения с Западом. Не важно, кто выиграет, но отношения будут испорчены на несколько десятков лет. А это наши ведущие экономические и политические партнеры.

Романов кивнул. Президент говорил короткими, емкими фразами и рисовал понятную картину возможного будущего. Несмотря на продолжающийся рост стран третьего мира, усиления значения таких гигантов как Китай, Индия, Бразилия, Европа и США все равно оставались на острие развития. И ссориться с ними окончательно было нельзя. Да и зачем? Терять миллионы человек только россиян ради эфемерной победы? Эх, почему это не понимают лидеры стран Европы.

Мануйлов заговорил о том же:

— Мы должны избежать этой войны. Алексей Антонович согласен со мной не во всем, но принципиально мы стоим с ним на одной платформе. А вы как думаете, Дмитрий Сергеевич?

Романов не задумался ни на мгновенье:

— Мы должны всеми силами избежать войны. Во-первых, гибель наших сограждан не идет ни в какое сравнение с теперешними целями, во-вторых, Анатолий Георгиевич, вы правильно сказали, противостояние России с западным миром обязательно закончится поражением нашей страны. Если и не военным, то экономическим и политическим. Иначе и быть не может, слишком уж различны силы. И, в-третьих, я не вижу иного пути развития России, как западного. Ведь не по пути же Китая нам двигаться

Мануйлов и Ларионов переглянулись.

— Нечто похожее я и ожидал услышать, — задумчиво сказал Мануйлов. — Но что вы можете предложить по конкретным проблемам, стоящим теперь перед Россией. Как показал события последних ней в Лондоне, вы не только теоретик, но и практик блестящий, что я оценил очень высоко. Впрочем, об этом позже. Итак?

— На сегодняшний момент, — Романов вздохнул, — извините, Алексей Антонович, но приходится констатировать, что текущая внешняя политика России на основе жестких подходов зашла в тупик. Только вы не думайте, — остановил он вскинувшегося Ларионова, — что я сейчас начну критиковать вас и ваш курс.

Если бы проблемы заключались только в том, что некий министр сгоряча нарубил дров и Запад обиделся, начав войну, то хватило бы нескольких отставок и несколько дипломатических нот. Извинений, наконец, хотя Россия не пятилетний пацан, чтобы извинятся. Нет, здесь масса наслоений и проблем предыдущих лет и свинство западных коллег, среди которых часть явно стремится сделать из русских краснокожих Европы. Поэтому, Алексей Антонович, надо не критиковать вас, а стремиться вылезти из той ямы, в которую мы попали.

Романов остановился, задумчиво посмотрел на книжный шкаф,

— В какой-то мере, сегодняшняя ситуация напоминает мне ситуацию 1856 года, — заговорил он снова, — когда после Крымской войны разоренная Россия была на уровне парии Европы. Почти все объединились против нее. Только слабенькая Пруссия внешне демонстрировала союзническую близость.

— Сейчас ситуация не та, — не согласился Мануйлов. — Тогда мировая политика была загнана в Европу. И Россия, хотя и проиграв, все равно играла большую роль. Сейчас же, я боюсь, наша страна станет слишком слабой, чтобы играть роль иную, кроме второстепенной страны. А ее роль переймет Китай, Бразилия или Индия.

— С этой стороны вы правы, Анатолий Георгиевич, — подхватил Романов. — Но, к счастью, для нас есть благоприятные для нас факторы. Биотопливо и международный терроризм, сырьевой и технологический вопросы. Вообще, в условиях развития техники и средств связи Земля стала лишком маленькой, чтобы страна таких размеров могла быть проигнорирована.

На этой основе я и собираюсь действовать. Я считаю, что, с одной стороны, Россия — страна европейская и должна в ряде вопросов уступать, чтобы интегрироваться в этот, так сказать, ареопаг. С другой стороны, у России есть собственные интересы и потому мы не обязаны смотреть в рот каждому поляку. Наша страна по экономическому производству стоит на пятом месте в мире. Больше восьми процентов мирового производства! Нет, нас просто не вычеркнешь.

Наша главная задача на будущее не стремится урвать там кусочек, здесь пирожок, а создать такую ситуацию, что бы мы постепенно становились для Европы своим равноправным партнером.

Но, — энергичный голос Романова вдруг сел и он осипшим голосом сказал: — в ближайшее время нам предстоит трудное время. Grand Europeокажет на нашу страну сильнейший нажим. И вот здесь мы проиграем. Я вижу и своей задачей, и задачей всего правительства минимизировать потери России. Европа еще заплатит за каждый цент, который мы ей отдадим. Но пока они будут блаженствовать на теле нашей страны.

— Вот ведь сволочные гондурасы, — не удержался Ларионов. — Паразиты!

— Да нет, — не согласился Романов, — страны нормальные, правительства сволочные. Прям все как у нас.

И он тяжело вздохнул, представляя начало свое министерской деятельности.

Похоже, Европа наконец-то нашла своего рыжего, на которого можно было свалить все проблемы и потребовать компенсацию.