Третий — мужчина примерно возраста Романова, с приличными залысинами, гораздо ниже ростом, удовлетворенно кивнул и коротко отпустил людей в белом.

Потом лысый опустился в кресло напротив, коротко отдернув брюки синего костюма-тройки, и с любопытством посмотрел на Романова.

— Ай-яй-яй, — укоризненно произнес он по-русски практически без акцента, — что же это вы, культурный человек, высокопоставленный чиновник — дипломат, а опустились до нападения на добропорядочных граждан Великобритании. И едва их не забили. Наверняка, еще бы ногами пинали, если бы вас не остановили. Как вы похожи на свою страну — агрессивный без меры и причин, жесткий и наглый.

Он замолчал, ожидая реакции.

— Что же это вы, секретные службы, так одинаково работаете? — устало ответил вопросом на вопрос Дмитрий Сергеевич. — Неспровоцированное насилие, защитная реакция. Придумали бы новое что-нибудь. Вот и у нас ФСБ постоянно указует — в мерах самозащиты, по случаю неспровоцированной агрессии…

— А что, например, вам не понравилось? — заинтересованно спросил лысый английский чекист.

— Дерутся ваши плохо, — буркнул Романов. — Трое против одного, а без спецсредств не справились.

У него опять закружилась голова. Чем же его так подкосили в прихожей Маши? Или, — он осторожно прощупал кровоподтек на лице, — это следствие удара. Сволочь, мог бы и послабее врезать.

— Мы можем наладить с вами сотрудничество, — вкрадчиво сказал лысый, — ведь вы же человек западной ориентации. И распространение благ западной цивилизации должно входить в круг ваших жизненных задач. А на действия группы захвата не обращайте внимания. Мы компенсируем вам ваши издержки. И вашей подруге тоже.

Дмитрий Сергеевич усмехнулся. Нет, человек он, прежде всего, ориентации мужской. И покупать его, как дешевую проститутку, не стоит.

Он подумал и выложил сложнейшее ругательство, в котором соединил предков данного англичанина, нахождение туманного Альбиона, античных и средневековых западных героев и различные мужские и женские гениталии Гомо Сапиенс и других млекопитающих.

Лысый, хорошо знающий русский язык — уж не выходец ли из России — явно обиделся. Он поднялся и буркнув: «Сидите пока», вышел из комнаты.

Может, это было к лучшему. Некоторое время Романов сидел, борясь с тошнотой и сонливостью. Затем, когда ему стало легче, открыл глаза.

Где, кстати, он оказался?

Комната, в которую его внесли, явно была не тюремной камерой. Незарешеченные окна, мебель скорее гостиничного, чем тюремного типа. Но и к обычным жилым помещениям комнату не отнести — слишком маленькие окна и, похоже, металлические двери. В общем, он находится в здании секретной службы, как ее там… Он попытался вспомнить и опять не смог.

Откуда-то из-за дверей послышались шаги несколько человек. Дверь с лязгом открылась — стальная! — вошло двое — прежний лысый и пожилой человек в очках, явно начальник. Впрочем, судя по костюму и по повадкам, не самый высокий, но все-таки…

— Господин Романов, — заговорил он по-английски, — у меня мало времени. Или мы с вами начинаем дружить или мы передаем вас в руки судебных органов за драку с сотрудниками Интеледженс Сервис, находящихся при исполнении служебных обязанностей в условиях почти военного времени. А правосудие у нас весьма суровое. Особенно учитывая, что судить вас будет военный трибунал.

Дмитрий Сергеевич посмотрел на лысого и попросил его:

— Послушайте, вы наверняка все записываете на комп, воспроизведите своему начальнику мое ругательство. Я, думаю, на английском есть аналоги.

Лысый, подавшийся вперед в ожидании капитуляции, поперхнулся и перевел на английский просьбу русского.

Очкастый посуровел, но попытался найти консенсус. То, что он начал говорить, Романов охарактеризовал как идеологическую обработку с элементами подготовки шпика. Когда он ожидал от Стюарта вербовки, он оценивал методику английских спецслужб куда выше.

Плохо же они его ценят. Он закрыл глаза и уже почти не обращал внимания на слова очкастого, которого носило из стороны в сторону. То он льстил, называя его лидером единственно настоящей демократической оппозиции в России, то стращал и пугал. Смешной. Вот в России в ФСБ, те да. Двумя словами так напугают, что дрожь в коленках пару лет отдается.

Через какое-то — какое? — время очкастый вышел. За ним последовал лысый, напоследок бросив на Романова строгий взгляд.

Романов его остановил вопросом на счет туалета. Лысый ткнул в сторону противоположной от окон стены и Дмитрий Сергеевич увидел незаметную дверь. Сходил. За одним попил из крана. Стало легче и проще. Пусть качают, он не жалкий неврастеник, чтобы сломаться из-за таких-то пустяков.

Наступили сумерки. Судя по всему, уже часов восемь — девять, весной темнеет довольно поздно.

Снова открылась дверь, Романов думал увидеть лысого, но вошли двое военных. Один остался у дверей, второй поставил поднос на столике около Романова. Снял салфетку. На подносе оказался ужин. Ни слова не говоря, военные вышли. Хм. Салат, вареный картофель с куском мяса, стакан сока, несколько ломтиков сыра, джем, четыре куска белого хлеба. Жить можно.

Он набросился на обед… скорее ужин и смел все до последней крошки. Вот что значит демократия, — подумал почти с умилением, — в нашем каком-нибудь Трутатайске дали бы тарелку перловой баланды и то бы спасибо говорил.

Военные пришли через минут тридцать, забрали поднос с посудой и опять ни слова не говоря, вышли.

Романов даже заскучал. Хотя бы помучили еще, время бы быстрее потекло.

Зря он так подумал, поскольку через некоторое время в комнату вошло три человека. Один в мантии — явно из судейских, второй оказался переводчиком, а третий, скорее всего, просто был охранником. Мало ли чего можно ожидать от сумасшедших русских.

Судейский потребовал подняться. Что-то вроде «Встать, суд идет». Переводчик так и перевел, хотя и более витиевато и кудряво. Романов лениво помахал им левой рукой. Дескать, и я вас приветствую.

— Вы рискуете быть обвиненным в оскорблении суда, — предупредил переводчик.

Романов подумал, не обругать ли его. Попросил у Господа прощения за эту мысль. Поговорку с волками жить — по-волчьи выть сочинили слабые люди, оправдывающие свое свинячье положение. Поэтому он лишь закрыл глаза и на все чириканье на английском в переводе на русский отвечал презрительным молчанием.

Лысый фээсбешник (сервисник? Вот англичане, и название лучше не придумали) посмотрел на него удивленно-презрительным взглядом.

— Как вы сумели это сделать?

Неизвестно что имел в виду фээсбешник, но Романов на всякий случай ответил таким же презрительным выражением лица и, разумеется, ничего не ответил.

Лысый продолжал возмущаться.

— Вы русские, коварные и наглые особы. Даже находясь под арестом, умудряетесь передавать статьи, которые будоражат английское общество, да и весь западный мир. Зачем вы это сделали? Мы ведь могли с вами договориться для вашего же благополучия.

— Что бы позлить вас, — ответил на этот раз Дмитрий Сергеевич. — Ужас, как люблю позлить спецслужбы.

Лысый громко заскрежетал зубами, но ничего не ответил.

— В каких газетах была опубликована моя статья? — решил пойти на разведку Романов.

— В английских, — буркнул лысый. — Вы хоть понимаете, что натворили? Мы хотели помучить вас, а потом без особого шума выпустить из Англии. А теперь, когда сведения просочились в прессу, начинается крупный скандал. Уже есть запрос в палате общин. И не думайте, что это вам поможет, скорее наоборот, в СМИ масса предложений судить вас как шпиона.

Война России еще не объявлена, но Великобритания к этому готовится. Кем вы тогда будете и что вам грозит?

Ну это он откровенно врет. Дмитрий Сергеевич ему откровенно не поверил. И на счет войны Англии с Россией, и на счет шпионажа с его стороны.

— Скажите лучше, где я нахожусь? — проявил любопытство Романов. — А то схватили, запугиваете. Разве можно держать в тюрьме без решения суда?