— И всё же, ты называешь его учителем и хочешь однажды стать полноценным учеником?

— Да.

— Значит, не так уж он и плох. К тому же, дал тебе приличный заряд мотивации. Теперь и я заинтригован, — засмеялся он. — И даже немного завидую.

— А разве не значит, что раз твоё наследие получил я, то должен стать преемником?

— Я надеялся на это, когда устраивал испытания. Но правда в том, что ты… слишком слаб. Не думал, что кто-то ниже флаоса сможет справиться с заданиями. Всё же, духи коварны и любят пить энергию, истощая своих жертв. В идеале ждал магистра, которому не хватало бы несколько шагов до архимага. Но даже так я осознавал, что не было бы никакой гарантии, что он не упёрся бы в потолок возможностей. Не пойми меня неправильно, дорогой мой внук, но ты лишь адепт. Вероятность того, что однажды сможешь стать архимагом, крайне мала. А учитывая твоё прошлое — она стремится к нулю.

— Эй, вообще-то обидно, — меня такая прямота неприятно удивила.

— Ты можешь поделиться библиотекой с Илласандоран. Нет, не так. Я прошу тебя сделать это. По поводу наработок — найди достойного, кто сможет ими воспользоваться. Пока ты юн и слаб, я позабочусь о наследии, потом же тебе самому придётся стать хранителем. Умоляю, найди способ передать эти знания, не дай им сгинуть.

Это повторяется. В меня не верят. Вот он стоит передо мной, добрый дедушка, и говорит такие жестокие слова. Будто я рыбка в аквариуме, на которую можно только любоваться, а проку ноль.

— Я гений, — сглотнув обиду, решил возразить. — Разве этот факт не повышает шансы достигнуть большего?

— Правда может быть жестока, некоторым лучше жить в неведении, — повторил он мои слова и стало не по себе. — Но ты особенный, как и твоя мама.

Он протянул руку и погладил меня по щеке. Тактильность эльфов всегда раздражала, но его ладони настолько мягкие и тёплые… Почему они такие?

— Она хотела жить в мире, — продолжал мужчина, — ты стремишься к истине, раз способен дружить с собственным хранителем. Потому я не хочу врать тебе и надеюсь, что несмотря на юношеский максимализм, ты сможешь принять мои слова. Я повидал много гениев за свою долгую жизнь, и далеко не все они смогли обрести силу. Да что там силу, — он вздохнул и убрал руку от моего лица. — Мы часто возлагаем на детей цель по достижению собственных несбывшихся мечт, а если они ещё и способные, то планка становится выше. Под гнётом чужих ожиданий многие сгубили себя, умерев молодыми. Иные же не оправдали надежд родных и предпочли отдалиться от них. Я, например, никогда не считался гением, как и большинство архимагов. Медленно и постепенно, долгим и упорным трудом мы смогли достичь таких вершин. Начинали многие, но остались единицы. Время течёт, никто уже не помнит нашей юности, наивно полагая, что мы с рождения выделялись. История помнит тех, кто смог чего-то достичь, к сожалению, а тысячи других хороших эльфов остаются цифрами в амбарных книгах, если вообще остаются.

— Ошибка выжившего, — вспомнил я. — Мы слушаем рассказы тех, кто смог пережить успех, когда истории ошибок подавляющего большинства остаются в забвении.

Наобщался со стариками, сам говорить стал замудрёно. Но с дедушкой хотелось именно так. Возможно, чтобы казаться взрослее в его глазах? Почему я вообще об этом думаю?

— Ты прав, дорогой мой внук. В моём сердце, — он приложил руку к груди, — осталось много хороших эльфов, чьи имена сгинули в веках и никому даже не интересно узнать об их существовании. Я стар, очень стар. И чем ближе смерть, тем ярче понимание того, что просто обязан что-то изменить. Ты ведь даже не знаешь, о чём я, — его печальные глаза запали мне в душу, сам же старик покачал головой в отрицании.

— Так расскажи, дедушка.

— Это долгий разговор, пойдём.

Мы вернулись в центральную часть библиотеки, где находился стол и кресла. Адмир Старший знал толк в мебели, всё было очень удобным в использовании.

— Пути развития силы очень многообразны, — начал архимаг печальным голосом, будто это знание должно разочаровать меня. — Наша раса издревле практикует слияние магии, души и тела. Ме́сис и бáла, — назвал он академические названия основного и остальных ядер структуры, — предназначены как раз для этого. Как итог, мы очень сильны на фоне многих иных магов, но ограничены в чём-то, как и другие. Например, ни один эльф никогда не сможет практиковать астральную проекцию или клонирование. Так же наш путь после смерти сильно отличается от остальных. Ты, наверное, никогда не задумывался, почему мы не общаемся с мёртвыми предками, как те же орки или корибанты севера. Хотя, вряд ли тебе вообще хоть что-то ведомо об этих народах. У них культ предков, у корибантов мёртвые даже восседают в совете и помогают решать проблемы живых. Мир полон невообразимых вещей, — усмехнулся он на мой недоверчивый взгляд.

— Звучит очень странно, — согласился я. — И всё же, в чём такое глобальное отличие эльфов?

— У нас нет посмертия.

— В смысле? — не понял я.

— Сразу после смерти эльфы теряют свою идентификацию и становятся, грубо говоря, безмозглыми сущностями. Наши души как те же мелкие духи, похожие на насекомых. Будто рождаются заново, но уже с той стороны. Потому у нас нет рая, как у тех же людей. Нет общего пространства для умерших.

— Но как так? — поразился я.

— Правда бывает ужасной, способной привести в уныние. Признаюсь, мне боязно рассказывать тебе всё это.

— Но неужели ничего нельзя сделать? — не унимался я. — Неужели даже сильные маги исчезают? Я слышал, что среди спиритов ходит миф о том, что Кореллон когда-то был эльфом. Якобы именно поэтому он так благоволит нашему народу.

— Ты очень многое знаешь, я приятно удивлён, — улыбнулся Адмир Старший. — Но это просто невозможно. Я не могу вообразить ситуацию, при которой эльф мог бы стать таким богом.

— Но… — я осёкся, вспоминая давний разговор с Рэем. Он уверял, что смогу после смерти стать высшей сущностью. Хотя, он ведь долгое время жил среди людей. — А люди могут?

Дед кивнул.

— У них вообще не принято отождествлять тело и дух, развитие идёт совсем не похожим на нас способом. Но нужно быть сумасшедшим, чтобы пойти на такое. Обычно их раса предпочитает долгое блаженное существование в раю, либо мучается в самобичевании ада.

— Но у них есть рай и ад, почему у нас нет?

— Потому что мы разные. Чтобы уберечь свои души от незавидной участи, мы их консервируем.

— Это как?

— Маг может запечатать свою душу, и тогда при погребении она остаётся будто замороженной. Ты никогда не бывал в роще предков? — он с подозрением посмотрел на меня и стало стыдно. Адмир никогда не посещал могилу матери, я — тем более. По крайней мере, в памяти ничего такого не было.

— Отец, он никогда не водил меня. Самому же было страшно, — ответил я, смотря в пол.

— Не вини себя. Но если окажешься в роще предков, то сразу поймёшь это. Растущие там деревья впитывают замороженные души, отчего каменеют. Их сложно уничтожить, они могут существовать до конца света. Собственно, на это и надеются умирающие и те, кто их потом хоронит.

То, что рассказал дед, действительно было шокирующей информацией. Я просто не был готов к тому, что перестану существовать после смерти, особенно когда знал об Астрале.

— Ты хочешь поговорить с мамой? Она всё ещё там, спит в роще предков.

— Подожди, — опешил я. — То есть когда ты говорил, что приходил попрощаться с ней, то ты имел ввиду то, что действительно говорил с ней?

Дед пристально смотрел на меня с лёгкой улыбкой, после чего кивнул.

Интерлюдия

В трёхлитровой запечатанной банке находился зародыш. На него падал луч яркого света, благодаря чему можно было различить мелкие детали нерождённого существа, а также его безмолвное сердцебиение.

Рядом с банкой начали зажигаться символы, сложенные в кольцо. Они разгорались ярче, очерчивая круг всё шире, после чего потянулись дорожкой вглубь тёмной комнаты.