Я ее, конечно, поблагодарила за заботу, но про себя подумала, что Эльза сгущает краски. Она как всякая немка терпеть не может неопределенности. Она строит планы наперед. Она точно знает, куда поедет на летних каникулах. Даже билеты на самолет уже забронировала. Ну, а мне все это дико. Русское авось никто не отменял.
Сейчас мне было хорошо с Берти, спокойно и даже надежно. Мне почему-то казалось, что рядом с ним я пользуюсь его иммунитетом от проблем. Осмелев, я даже написала Платону, кратко обрисовав ситуацию и напомнив, что он обещал вернуть моей комнате прежний вид. Пора было выполнять обещание. Младший Каримов не ответил. Зато очень порадовал старший. Я прочла в новостях, что он участвует в международном экономическом форуме, который проходит в Санкт-Петербурге. Это означало, что он покинул Англию и больше мне не угрожает. Во всяком случае, в Оксфорде. И я расслабилась.
Так начался мой понедельник. А потом все рухнуло за одно утро. Судьба оскалилась бешеной собакой. Я поехала на автобусе в колледж на последнюю встречу со своим основным куратором перед выходом на сессию. Вчера я скинула ему окончательный вариант эссе по истории искусств, в котором учла все его замечания. Я была уверена в себе и в своей работе. И ничего не предвещало беды. Даже небо казалось не таким низким и не таким серым. Между тучами наметились белесые границы, что было хорошим знаком. Могло и солнышко показаться.
— Доигралась?! Твоего отца уволили с работы! Выгнали из института! — возмущенно проорала мне в ухо мама, едва я ответила на ее звонок.
Я замерла, пытаясь понять, почему она сваливает всю вину на меня. Потом вспомнила, папу назначили замом декана сразу после того, как Каримов заявил на меня свои права. Конечно, назначение произошло не без его участия. Надо думать, уволили отца тоже не просто так.
— Я вас предупреждала. Разве нет?
— Ты что совсем ничего не понимаешь? — возмущалась мама, решительно рассекая встречный поток прохожих на далекой московской улице, — Из-за твоей глупости всем нам будет крышка! Надо же связаться с таким могущественным человеком! Хорошо, если нас из дома не выселят!
— Мам, перестань истерить, пожалуйста. Квартира у нас в собственности. Никто нас не может выселить!
— Это там у вас демократия! А у нас еще как могут, — отрезала она и всхлипнула.
Похоже, до нее дошло, что и своей новообретенной мастерской она почти лишилась. И той яркой жизни в богатой тусовке столичных толстосумов тоже. Ее там терпели только как родственницу Каримова. Как могла моя умная матушка попасться на такой толстый и мало привлекательный крючок? Неужели я ее совсем не знаю?
— Пап ты как? — выдохнула я в трубку, едва смогла отвязаться от телефонных разборок с матерью.
— Все хорошо, Машенька. Не переживай, — его голос звучал на удивление бодро, — Не было бы счастья, как говорится…
— Пап, мне очень жаль!
— Да брось, пожалуйста. Я же понимаю, кому обязан этим местом. Если бы меня планировали назначить зам декана за мои заслуги, давно бы уже назначили. А так… несколько недель унижения, слава богу, закончились.
— Что ты будешь теперь делать?
Я знала, как трепетно папа относится к своей преподавательской работе. Очень ее любит. Он не желал уходить из института, даже понимая, что отношения с руководством, мягко говоря, не сложились. Но он чувствовал ответственность за своих студентов и аспирантов.
— Маш, пока в стране так много плохих учителей и такие высокие требования к ЕГЭ, я прокормлю семью репетиторством. У меня уже очередь из учеников, — он сухо рассмеялся, а потом проговорил с теплотой в голосе, — Не слушай маму. Она сейчас сама не своя. У нее это… головокружение от успехов. Рано или поздно она придет в норму, потому что в глубине души она хороший и правильный человек. А тобой я горжусь, малышка!
Мне бы его веру в людей! Я отключила телефон с тяжелым сердцем. Папа хорохорился, но я-то понимала, что ему разрушили жизнь из-за меня. И маме тоже. Вот о ее разбитых мечтах мне совсем не хотелось переживать. А еще было больно и обидно, что она не встала на мою сторону. А предпочла винить меня в своих бедах. Меня, а не Каримова! Вот где справедливость?!
На кафедре истории искусства меня тоже ждал неприятный сюрприз. Мой куратор, профессор Дейвис посмотрел на меня поверх очков половинок и поджал узкие губы.
— Увы, мисс Тцатцавтца, колледж принял решение о вашем отчислении.
— Что? Это как?! — я забыла об английской сдержанности, которую пыталась пародировать всю осень и выдала фейерверк настоящих славянских чувств.
Мистер Дейвис еле заметно сморщил нос. Брови его стоически не дрогнули. Истинный джентльмен!
— У вас слишком много незачетов. Неуспеваемость налицо.
— В смысле? — а вот я удивленно вскинула обе брови до самой макушки.
Профессор с пониманием кивнул и повернул ко мне экран своего компьютера:
— Посмотрите сами. У меня к вам претензий нет. Но вот по староанглийскому, истории Великобритании и истории Европы у вас полно задолженностей.
— Все профессора говорили мне, что это рабочие моменты, что главное сдать эссе.
— Но вы так и не сдали эссе по всем предметам.
— Так ведь еще не время. Я следую графику.
— К сожалению, вам нужно было поторопиться и сдать эссе до того, как ваши задолженности внесли в ваше лично дело.
— Меня никто не предупредил о таких последствиях.
Мистер Дейвис легонько вздохнул:
— Правила прописаны на сайте нашего колледжа, мисс Тцатцавтца. Вам следовало прочесть хотя бы их, если уж на труды Томаса Мора у вас времени не хватило.
Это все было настолько нечестно, что я даже не нашлась с ответом. К тому же, по манере разговора своего куратора, по его строгому виду я поняла, что доказывать свою правоту бессмысленно. Они просто не желают учить меня в своем колледже. Возможно, передумали продлевать грант. Ведь проблема решена — наш проект распознавания подделок в искусстве благополучно рухнул. Они своего добились.
Но на этом беды понедельника не закончились. Выйдя из кабинета куратора, я тут же написала письмо в деканат своего факультета МГУ. Я уведомила руководство университета, что готова вернуться в Москву и сдать сессию. Как я буду это делать без лекций и зачетов, я пока не знала, но понадеялась, что мне пойдут навстречу. Ведь я же их любимая студентка. Но я жестоко ошиблась. Спустя полчаса мне на почту пришло уведомление, что я отчислена из родного универа по причине отсутствия зачета по физкультуре. Более дурацкую причину и придумать сложно. Кажется, они постарались, чтобы я сразу поняла, что меня отчислили не случайно, не по недосмотру, а намеренно. И восстановиться не получится. Ведь я отлично помню, как декан факультета, подписывая бумаги на мою стажировку в Оксфорде, обещал, что зачет по физкультуре, который я не успеваю сдать из-за отъезда, мне поставят автоматом. И вот теперь его использовали как предлог. Еще одна подстава откуда не ждали. Я опустилась на скамейку у дороги. Меня в прямом смысле выкинули на обочину. Без образования и без средств к существованию. В чужой стране, где мне не рады. Моя студенческая виза закончится в августе, но что с того? Стипендии со следующего месяца уже не будет. На что мне жить? И где? В Москву мне тоже возвращаться уже не за чем. План «б», о котором твердила Эльза, неожиданно приобрел актуальность. Но у меня его не было. Почему я такая беспечная, почему не заготовила соломки, чтобы подстелить? Телефон снова ожил. Неожиданно звонил Платон.
— Ну, как тебе? — без приветствий спросил он.
— В смысле?
— Маш, ты же умная девица! — он даже возмутился, — Что тебе непонятно?
— Хочешь сказать, что все эти проблемы устроил мне твой отец?
Мой экс-жених вздохнул там, где бы он сейчас ни находился и словно даже посочувствовал мне:
— Это только цветочки, моя прелесть. Приготовься к длительной осаде. У тебя нет шансов, Машка. Сдавайся, пока в этой войне не рухнуло все, что у тебя есть.
Я схватилась за голову. Я настолько ничтожный противник для Каримова старшего, что он одним щелчком выбил у меня почву из-под ног. Но, с другой стороны, он допустил ошибку. Лишил меня сразу всего. Больше-то отнять у меня уже нечего. Нельзя сделать нищим и без того нищего. Чего мне теперь бояться? Что может быть еще хуже?
