Анетт ответила отцу тем же жестом, держа руку у груди. Она что-то прижимала к лифу платья, и ее голубая юбка засверкала крошечными звездочками, которыми мама украсила каждый слой пачки. По залу пронеслось дружное «а-ах».

У меня перехватило дыхание, когда я увидела перчатки, которые мама сделала по моей просьбе. Они были расшиты серебристыми кристалликами, которые мерцали, когда Анетт шевелила руками. Девочка начала жестикулировать, сначала медленно, потом все быстрее. Наконец она улыбнулась.

Бен сидел так близко, что, когда он повернулся ко мне, я увидела в его карих глазах теплые янтарные переливы, как в виски, поднесенном к свету.

— Теперь все видят, как она сияет, — сказала я.

Когда перед антрактом опустился занавес, мы с Беном некоторое время сидели молча.

— Я бы предположила, — произнесла я в конце концов, — что Анетт не любит Джастис.

— Ну, «тупицей» она не ограничилась, — подтвердил Бен.

Мне не нужно было понимать язык жестов, чтобы догадаться, что Анетт не совсем придерживалась сценария. Это было совершенно ясно по поведению Бена: сначала он наблюдал за дочерью и его распирало от гордости, но под конец всякий раз, когда она появлялась на сцене, закрывал голову руками.

Детти, пребывавший в неведении, переводил ее жесты для зрителей в точности по тексту. Анетт, по-видимому, все сошло бы с рук, но в зале находились дети, по словам Бена посещавшие в далич-ской школе занятия по жестовому языку, которые все время хохотали.

— По крайней мере, — улыбнулась я, — хоть публика развлеклась.

— «Питер Пэн» в одном флаконе со «Спайс герлз» — это и впрямь потрясающий музыкальный коллаж, — едко заметил Бен.

— Я не уверена, что ветряная машина была так уж необходима.

Она чуть не смела со сцены нескольких «Спайс бойз».

— Думаю, это была их ода поп-музыке девяностых.

— Какие слова «Спайс бойз» спели на мотив «Если хочешь быть»?

— «Если хочешь быть моей мамой, ты должна поладить с моими друзьями».

Я поймала взгляд Бена, и мы улыбнулись друг другу. Потом я вспомнила, что он говорил обо мне Саманте в прошедшее воскресенье.

— Я очень рада, что Анетт была так уверена в себе, — сказала я, придерживаясь темы, которая нас объединяла. К концу первого акта девочка скакала по всей сцене, полностью завладев вниманием публики.

— Я не видел ее такой уже несколько лет. С тех пор, как Хлоя… — Бен смолк, и внезапно то, что я ему не нравлюсь, перестало иметь значение.

— Давно это произошло? — мягко спросила я.

— Почти три года назад. — Я была готова спорить, что Бен может сказать, сколько прошло времени, с точностью до дня. — У нас все хорошо. Вот только под Рождество…

— …Под Рождество тяжеловато, — закончила я за него.

Пауза.

— Вы тоже кого-то потеряли, — тихо произнес он.

Обычно я не любила об этом говорить.

— Папу. На самом деле здесь, — я обвела рукой зал, — все напоминает о нем. Когда я была студенткой, он ходил на мои кинопоказы. Это все равно что школьные постановки, — пояснила я. — Я никогда не сидела с ним рядом. Заглядывала в зал во время сеанса, чтобы увидеть его реакцию. У него всегда был такой взгляд, словно он гордится мной, но в то же время ему немного грустно. Я так и не поняла почему.

— Ах, — ответила Бен, — этот взгляд означает:

«Как я сумел создать такое чудо и почему оно так быстро повзрослело?» Он свойствен именно отцам.

Я улыбнулась:

— Так вот оно что?

Бен прищурился.

— Хлоя, должно быть, любила смотреть выступления Анетт, — сказала я, воодушевившись.

Бен отвел взгляд:

— Это был ее первый выход на сцену.

Бен умолк, и я решила, что, видимо, зашла слишком далеко, но потом он заговорил снова:

— Больше всего я скучаю по Хлое, когда Анетт делает что-нибудь новое. И острее всего ощущаю несправедливость случившегося. Но Анетт никогда еще не казалась такой похожей на нее, как сегодня вечером. Ее мать практически выросла на сцене. Она была бы счастлива увидеть там Анетт, отчаянно сквернословящую и все такое. К тому же, — добавил Бен, усмехнувшись уголком рта, — Хлоя была большой поклонницей «Спайс герлз».

Мы одновременно улыбнулись. Затем Бен указал на сцену и сказал:

— Разве можно думать, что Хлои здесь нет, когда Анетт сейчас там?

Бен никогда не говорил мне ничего подобного. Это заставило меня задуматься: может, я неправильно поняла то, что услышала в прошлое воскресенье?

— Бен, я…

— Бен! Я так и думала, что это вы!

Сидящая впереди женщина развернулась лицом к нам, бесцеремонно прервав нашу беседу. На ее лице светился явный интерес. Мне пришло в голову, что в ее глазах Бен — перспективный отец-одиночка. Школьный аналог «единорога» в киноиндустрии. «Высокий темноволосый задумчивый папочка», по глупому выражению Саманты. Бен, со своей стороны, казалось, ничего не заметил.

— Разве вы не наш официальный фотограф?

Я почувствовала, как он напрягся, хотя тон его остался вежливым.

— Уже нет, Энн.

— Ну, вы, безусловно, привыкли к более интересным съемкам, чем школьная постановка.

— Я всегда был рад поснимать в школе, — возразил Бен. — Просто я больше не фотограф.

— Но разве вы не ездите по горам?

Пауза.

— Я… я сейчас работаю в местном совете.

— Тогда чья это камера? — Женщина ткнула пальцем в сторону фотоаппарата на радужном ремешке, который торчал из холщовой сумки у ног Бена.

— Моя, — сказала я, беря камеру. Я никогда не видела Бена таким взволнованным. И мне захотелось его спасти. — Я специализируюсь в основном на селфи, так что не уверена, что от меня будет прок.

Чтобы доказать это, я направила объектив на нас с Беном.

— Улыбочка, Бен.

Наши лица осветила вспышка. Бен заморгал.

— Ясно. — Энн натянула на лицо вежливую улыбку. — Ну, Бен, если вы когда-нибудь передумаете…

Бен с облегчением закивал. Только когда она снова отвернулась, я почувствовала, что мой сосед расслабился.

— Спасибо, — прошептал он.

— Не за что.

Я не могла отделаться от мысли, что он фотограф. Что заставило тебя бросить это занятие, Бен? Этот человек был загадкой, которую я не имела права разгадывать.

Мы заметили одновременно: перед сценой собралась компания мамаш и оглядывала публику. Я вздрогнула, сообразив, что они ищут нас. Я узнала матерей Джастис и Детти, на вид не слишком довольных, и Саманту, которая, напротив, явно была рада. Они окружили высокую суровую женщину лет пятидесяти с короткими стрижеными прядями, закачавшимися, когда она направилась к нам.

— Бен! — Женщина исполняла явно неприятную обязанность. На ней было короткое черное платье и ботинки на платформе. Я догадалась, что перед нами фанатка «Спайс герлз». — Мы можем перекинуться парой слов до начала второго действия?

Стайка родительниц по-прежнему стояла у сцены, изо всех сил делая вид, будто они не пялятся в нашу сторону.

— Да, миссис Кларк, — сказал Бен, потупившись, как будто у него большие неприятности. — Просто скажите, чего вы хотите, чего вы на самом деле хотите[2].

Я подавила удивленный смешок. Миссис Кларк, похоже, не оценила юмора.

Из-за занавеса высунулась головка Анетт. Завидев свою учительницу рядом с отцом, девочка моментально исчезла.

Бен вздохнул:

— Придется идти ловить свою фею.

Когда занавес закрылся в последний раз, я встала, чтобы уйти, и взяла свою сумку. Она была тяжелее, чем обычно, напомнив мне, что лежит внутри. Что бы ни происходило за кулисами, это занимало Бена до конца представления. Мне ужасно хотелось найти Анетт, но я рисковала столкнуться с компанией мамаш.

— Эви! — Сквозь толпу ко мне пробиралась Анетт, еще не снявшая костюм и сыпавшая блестками. — Ты пришла! — завизжала она. На одном из ее хвостиков не хватало красной ленточки.

— Ты была великолепна, — сказала я.