Я собралась с духом и тут же поймала себя на том, что улыбаюсь. Анетт держала в руках кружку с горячим шоколадом. Я знаками показала, что подойду после того, как закажу завтрак.

Если Бен сочтет нужным высказаться насчет действий, предпринятых мной на этой неделе, в следующее воскресенье я попробую найти какое-нибудь другое место. Мне же нужно где-то описывать свои знакомства. Ощутимой пользы они пока не принесли ни личной жизни, ни карьере. Эго до сих пор не отправил Монти ни страницы, и это заставляло босса нервничать. На прошлой неделе он посоветовал мне «по крайней мере попытаться» заставить Эго прислать нам доказательства того, что он пишет. И без малейшей оглядки на себя добавил: «Так поступил бы любой хороший агент». Чтобы отвлечь внимание Монти от Эго, я перебрала необъятные кипы самотека — рукописей, присылаемых сценаристами в надежде на сотрудничество с нами. Боссу доставляло колоссальное удовольствие растолковывать мне, почему именно те авторы, которых я выбрала, более всего не соответствуют стандартам нашего агентства (то есть все они являлись женщинами). Во всяком случае, это взбодрило Монти и дало мне время сосредоточиться на знакомствах.

Бен не поднял взгляд, когда я подошла к их столу. Он был углублен в чтение журнала «Нэшнл джиографик». Анетт указала мне на стул между ними.

— Ставь сюда… — сказала Анетт.

Я поставила ноутбук на стол и открыла его.

В руках у девочки был фотоаппарат. Я высунула язык, и она сделала снимок.

— А теперь за дело, — сказала Анетт, открывая свою книжку. — Романтическое знакомство само о себе не напишет.

Пустой лист или пустой экран — одно из главнейших препятствий, с которым приходится сталкиваться автору. Эго по-прежнему понуждал меня вставлять побольше диалогов, что лишь усложняло процесс написания отчетов. Ну же, Эви. Ты не заставишь Эго читать их, если не будешь использовать формат, адаптированный под самовлюбленных зазнаек.

Я принялась за «Знакомство в книжном магазине», неохотно тыча в клавиши с таким видом, будто сообщала кому-то скорбную новость. Кода я добралась до реплик Меган, пытавшейся уличить меня в незнании текста книги, что-то произошло. Мне почудилось, что я отстала и теперь догоняю саму себя. Раньше такого не было: я нащупала ритм, благодаря которому слова приходили ко мне чуть быстрее.

Когда я сверилась со временем, выяснилось, что пролетел почти час. Я почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Наверное, Анетт, подумала я. Но это был Бен.

— Что? — вздрогнув, спросила я.

— Ничего, — быстро ответил он и снова уткнулся в журнал. Кончики его ушей порозовели.

Когда я подняла взгляд в следующий раз, Бен, всецело поглощенный чтением, сидел, уперев подбородок в ладонь, а другую руку положив на колено. «Хорошо», — подумала я.

Я не могла не заметить пятно красных блесток у него на носу. Когда он был сосредоточен на чем-то, лицо его уже не казалось таким мрачным. Темные брови, умные глаза, кривая улыбка (которой он отнюдь не злоупотреблял), квадратный аккуратно выбритый подбородок, почти черные волосы, которые, судя по всему, были бы вьющимися, если бы им позволили отрасти. В сочетании с одеждой (вечными рубашкой и джемпером) все это свидетельствовало о том, что Бен изо всех сил старается соответствовать шаблонному образу благоразумного взрослого мужчины.

Экран моего телефона вспыхнул. Я отвела взгляд от Бена.

Мария: Ты забронировала поместье для девичника?

Эви: Все готово! Нужен только залог, если вы, ребята, не против зачислить свои доли на мой счет.

Мария: Ты супер! Я потороплю Джема. Как твои знакомства?

Эви: Унизительно, как всегда. Угадай, кто вернулся в «Джил»?

Мария: Бен? Хотя его дочурка, судя по твоим рассказам, очень милая. Может, у него был неудачный день.

Эви: У него каждое воскресенье неудачный день.

Я рассказала друзьям о Бене после того, как в прошлый раз он застал меня врасплох своим допросом и мне необходимо было свериться с реальностью. Нормально ли то, что я делаю? Все сказали, что его реакция не должна помешать моей работе. Я подозревала, что на самом деле они имели в виду: «Его реакция не должна помешать тебе с кем-нибудь познакомиться». Во всяком случае, на этой неделе Бен говорил еще меньше, чем обычно.

Я подняла взгляд и нахмурилась, почуяв неладное. Некоторое время я наблюдала за Беном и Анетт, пытаясь понять, что меня беспокоит. Отец и дочь читали, но в их безмолвии сквозила какая-то напряженность. Раньше Анетт все время улыбалась мне, а сейчас ее рот был сжат в упрямую линию. Она сидела, отвернувшись от Бена, тот тоже отвернулся от девочки.

Бен и Анетт не разговаривали друг с другом.

Не твое это дело, Эви. Я попыталась вернуться к отчету для Эго, но тишина сделалась слишком громкой.

— Все хорошо? — спросила я.

Отец и дочь одновременно подняли головы.

— Все в полном порядке, улыбнулась мне Анетт. — Кстати, Эви, пожалуйста, спроси у папы, можно ли мне еще горячего шоколада.

— Это зависит от того, намерена ли она извиниться, — холодно процедил Бен.

— Неужели он позволит своей единственной дочери умереть от жажды? — воскликнула Анетт.

Бен перевернул страницу:

— Он определенно подумывает об этом.

— Как насчет того, чтобы Эви ничего не предпринимала, пока ей не объяснят, что происходит? — вставила я как можно более благоразумным тоном.

— Ничего особенного, просто он хочет, чтобы надо мной смеялась вся школа. — Анетт скрестила руки на груди и уткнулась подбородком в грудь.

— Это не моя вина. Я сделал все, что мог.

— А я все равно не буду.

— Чего не будешь? — спросила я.

— Участвовать в дурацкой школьной постановке, — ответила Анетт.

— Анетт, — спокойно проговорил Бен. — Это отличная роль. Всем придется надевать костюмы.

— Да, но не такие.

— Я сдаюсь, — раздраженно ответил Бен.

— Что за постановка? — спросила я. Не стоило вмешиваться, но я не могла видеть, как они ссорятся. Анетт промолчала, и за нее ответил отец:

— «Питер Пэн».

Анетт сделала яростный жест, Бен тоже.

Отец с дочерью сердито посмотрели друг на друга, после чего оба вздернули подбородки и отвернулись. Я спрятала улыбку.

— Мне нравится «Питер Пэн», — заметила я. Анетт подняла на меня свои темные глаза:

— Правда?

Теперь я уже не скрывала улыбку.

— Папа все время читал мне эту книжку. Я до сих пор ее храню. Это одна из величайших сказок! Ты собираешься участвовать в постановке? — благоговейным тоном произнесла я. — В какой роли?

— Феи Динь-Динь, — ответила Анетт. Благоговейный тон не произвел на нее впечатления.

— Динь-Динь, — вздохнула я. — Повезло.

— Почему?

— У нее все реплики как на подбор, и она много ругается.

Лучшей кандидатуры на роль феи-бунтарки, которую я обожала в детстве, не придумаешь.

— Видишь, как раз по тебе, — сказал Бен дочери.

Анетт вздернула подбородок:

— Я подаю свои реплики на языке глухонемых. А вдруг все будут пялиться на мой дурацкий костюм и я облажаюсь?

— Ты знаешь, как будет на языке жестов «тупица»? — За этот вопрос я была вознаграждена едва заметной улыбкой Бена.

— Миссис Кларк не любит, когда обзываются, — заметила Анетт.

— Миссис Кларк знает, как будет на языке жестов «тупица»? — спросила я.

Девочка помотала головой и улыбнулась. Мне показалось, что широкие плечи Бена слегка расслабились.

— Только есть одна огромная проблема. — Анетт покосилась на отца. — Скажи ей.

Бен кашлянул.

— Это будет музыкальный коллаж, — усталым тоном сообщил Бен. — Они превратили пьесу в мюзикл.

— Только смешали «Питера Пэна» вовсе не с диснеевской сказкой. — Анетт закатила глаза. — Покажи ей.

Бросив на дочь выразительный взгляд, Бен полез в темную сумку, стоявшую у его ног.

Я поняла, откуда эти блестки у него на носу, как только он извлек из сумки нечто, несомненно представлявшее собой костюм Анетт. Это были весьма печального вида блестящие крылья и потрепанная балетная пачка, заляпанная клеем с блестками. Домашняя поделка, свидетельствовавшая если не о мастерстве исполнителя, то, по крайней мере, об определенном усердии.