Что если Джексон этого и добивается? Сделать из меня индифферентный организм.

Пять лет назад.

— Проходи, милая.

Джексон придерживает входную массивную дверь громадного особняка, чтобы я смогла войти. Сразу в огромном холле меня окружило роскошное убранство этого места. Стоило мне поднять голову и увидеть высокие потолки, как сразу моя голова закружилась.

Я стянула с головы голубой платок, продолжая рассматривать убранство вокруг. Мне казалось, я попала во дворец. Гладкая, белая, скользкая плитка под ногами настолько сияет чистотой, что появилось желание снять обувь. Картины по обе стороны от двери окантованы золотой рамой, изображают женщин из восемнадцатого века. Посреди стены, что слева от двери, висит трехметровое зеркало, которое отображает дверь напротив, ведущая, насколько я поняла, в гостиную. Среди холла огромная лестница с золотыми перилами, а две белые колонны с двух сторон акцентируют на ней внимание.

Я вздрогнула, когда Джексон коснулся моих плеч, помогая снять шубу. Ко дню выписки из клиники он привез мне одежду и судя по внешнему виду и качеству товара, денег на нее он не пожалел.

Я чувствовала себя скованной, когда осматривала роскошное убранство вокруг себя. Ощущала себя не в своей тарелке. Вроде как я должна была почувствовать себя комфортно, потому что это мой дом, в котором я проживала с Джексоном до аварии. Должны были всплыть в памяти хотя бы какие-то моменты из прошлого, ведь каждый предмет в этом доме говорит о моем прошлом. Я касалась здесь всего, в каждой комнате ступала моя нога. Это мой дом.

Но как бы я себя не заставляла, как бы не пыталась сконцентрироваться, у меня не получалось ощутить тепло и уют. Все мне кажется здесь чужим, холодным, отстраненным, до жути незнакомым, некомфортным. Как и Джексон. И последнее самое ужасное по сравнению с тем, что я ощущаю в этом доме.

Джексон со спины обнимает меня за плечи и склоняется к моему уху.

— Это наш дом. Его стены пропитаны нашим с тобой счастьем, любимая. Здесь тебе всегда будет хорошо. Здесь ты вспомнишь меня.

Мои губы вздрагивают и выдают наподобие мимолетной улыбки. После его слов, которые Джексон проговорил полушепотом в мое ухо с упованием, я почему-то вместо радости и тепла ощутила в груди удар тревоги, после которого мне стало трудно дышать. Грудная клетка потяжелела от натиска беспокойства, взявшееся из ниоткуда.

Взявшееся от давления и присутствия Джексона.

Мне странно в этом признаваться, но я боюсь своего супруга. Для меня он чужой мужчина, который ожидает от меня женского тепла и любви. Я чувствую себя какой-то пленницей в руках маньяка. Эти мысли буквально подводят меня к пропасти паники. Мне хочется бежать и не оглядываться.

Почему во мне живут эти чувства с момента, как только я увидела его?

— Знакомые места?

Я сглатываю, затем прочищаю горло. Вместо слов, которые отказываются из меня выходить, словно я разучилась говорить под давлением своих самых разнообразных негативных эмоций, я лишь отрицательно помотала головой.

Джексон тяжело вздохнул, и я напряглась. Будто бы неосознанно пугаюсь его реакции, выражающей печаль, когда я снова отрицательно отвечаю на его часто задаваемый вопрос: «Вспоминаешь?»

— Ничего. Я тебе сейчас все покажу. Идем.

Джексон берет меня за руку и ведет в столовую. Здесь накрывали на стол рабочие этого громадного дома. Увидев нас, они остановились и поздоровались. В комнате находились четыре женщины лет двадцати пяти-тридцати на вид в специальной униформе — бежевое прямое платье до колен с белым фартуком спереди и белой косынкой на голове, которая прятала волосы. Одна из них взяла поднос со стола, на котором находился лишь один стакан с апельсиновым соком, и подошла ко мне.

— Госпожа Райт, добро пожаловать домой.

— Благодарю, — сдавленно ответила я, словно у меня пропал голос.

Жидкость как никогда кстати сейчас. Я уже начала протягивать руку к стакану, как Джексон схватил меня на запястье.

— Я обновил рабочий класс и забыл предупредить. Отныне помните, что у хозяйки этого дома аллергия на цитрусовые.

В глазах девушки застыл испуг. Она поспешно извинилась и унесла подношение.

Я посмотрела на Джексона и даже немного улыбнулась. Этот момент стал доказательным тем, что он знает обо мне все. Негативные эмоции слегка рассеялись, и я расслабилась.

Джексон показал мне все комнаты особняка. Самой уютной мне показалась каминная. Громадный камин с колоннами в темном помещении, которая освещается лишь огнем. Рядом с камином кресла-качалки, огромное окно-арка и полки с книгами вдоль всей противоположной от камина стены.

Напоследок мы вошли в комнату, в которой я сразу распознала спальню. Нашу с ним спальню. Нет, не воспоминания мне подсказали и даже не сердце. В этой комнате просто очень много наших фотографий. Для них выделен отдельный угловой стеллаж.

Я подошла ближе и начала их рассматривать. Вот я на его руках в осеннем парке. Вот я с ним обнимаюсь среди красивых цветов. Вот я в свадебном платье и он меня целует.

Я ждала реакции мозга, ведь передо мной картинки из моего прошлого. Я надеялась, что они начнут двигаться в моей голове и начнется визуализация данных моментов, запечатленных на фото. Но ничего. Пустота. Мрак. Как, впрочем, и всегда. Не только отсутствие воспоминаний меня волнует, но и отсутствие трепета в груди. Я смотрю на фотографии, где точно счастливая рядом с Джексоном, но внутри ни капли эйфории и чувств, которые должны пробудиться или даже вовсе не угасать.

Как же тяжело, когда ты пустая…

Я чувствую всем естеством присутствие Джексона за моей спиной. Он дышит мне в затылок и не прерывает моего любования фотографиями. Когда я вздохнула, только тогда его руки скользнули по моей талии. Он осторожно притянул меня к себе и теперь я была прижата к его жесткому телу. Я ощутила себя в тисках.

Да что со мной.

— Ты обязательно вспомнишь меня. Вспомнишь, как сильно я тебя люблю, а ты любишь меня.

Джексон стал осыпать нежными поцелуями мою щеку. Его пальцы на моем животе напряглись, а поцелуи опускались ниже, к моей шее, и приобретали жадный характер.

Я стояла напряженная и всеми силами сдерживала вырывающуюся панику. Мне не нравятся его действия, но так быть не должно.

— Я очень соскучился, Алиса, — прошептал он между одержимыми поцелуями на моей шее.

Его сильные руки с собственнической хваткой легли на мои бедра, а поцелуи смешались с легкими укусами. Паника одолела меня. Помимо этого, я ощутила презрение.

Я резко вырвалась из хватки Джексона и ударилась спиной о стеллаж с фотографиями. Некоторые из них сильно покачнулись и упали на пол.

— Я не могу, прости, — дрожащим голосом проговорила я и сглотнула, не в силах поднять на него глаза.

Все мое тело дрожит от страха. Я не понимаю, что со мной происходит. Меня бросает из стороны в сторону — от одних эмоций, к другим. Я не способна воспринимать реальность происходящего адекватно, продолжая считать, что это не моя зона комфорта. Это чувство усиливается, стоит Джексону коснуться меня.

Касания любимого человека должны носить иной характер. Мне должно быть хорошо и комфортно. Я должна хотеть касаний этого человека. Но почему-то пока боюсь их как огня, будто они так же причиняют боль, дискомфорт.

Не знаю, что сейчас на лице Джексона, какие эмоции, что он почувствовал, увидев мою реакцию. Но его слова и поведение не говорят о том, что ему это жутко не понравилось.

— Прости меня за мою резкость, — проговорил он и накрыл мои щеки своими ладонями. — Конечно я должен дать тебе время на то, чтобы ты привыкла ко мне. За меня сейчас действовала тоска по тебе. Пока ты лежала без сознания в клинике я очень сильно боялся потерять тебя. У меня просто поехала крыша. Прости.

Джексон осторожно притянул меня к себе и обнял, елейно касаясь меня руками, будто боялся спугнуть вновь.

Я поставила себя на его место и поняла его порыв, его чувства. Снова успокоилась и взвалила этот непростой день на то, что это всего лишь начало пути моего восстановления. Через пару месяцев все изменится и Джексон не будет казаться мне чужим. Я не буду бояться его касаний, а наоборот буду принимать их и желать.