Она села на качели и начала раскачиваться. Многочисленные разноцветные ленты, которыми украшены веревки, развивались на ветру и периодически щекотали лицо Алисы. Она смеялась и выглядела такой же счастливой, каким бывает беззаботный ребенок. Своим смехом она заражала весельем и меня. Я улыбался, скрестив руки на груди, и наблюдал за ней.

— Кто их построил?

— Бывший смотритель маяка. Он жил в этом доме. — Я указал на неприметный кирпичный дом неподалеку от нас. — Ему сейчас под восемьдесят. В детстве мы с Майклом часто приходили к нему. Мудрый старик.

— Ты сказал жил?

— Да, его забрала внучка два года назад. Не знаю, живет еще или умер.

— Так или иначе он оставил чудесное наследие.

Алиса рассматривала качели. На фоне рассвета она выглядит еще более редкостным явлением. Рыжие, подкрадывающиеся из-за горизонта, лучи окрашивают ее блондинистые волосы и играют с многочисленными стразами на платье, превращая его в сплошное сияние. Ее ноги касаются воды при раскачивании, из-за чего образуются брызги. Я решил помочь ей и зашел в воду, чтобы раскачать сильнее.

Когда Алиса взлетала ввысь, то кричала:

— Я счастлива! — и смеялась.

Я готов слушать это до конца своих дней. Когда Алиса счастлива, на душе хорошо и мне. Я погружаюсь в мир, где неведомы печали и горести.

Качели медленно останавливались, когда солнце уже было высоко в небе и согревал воздух, делая его душным. В Майами ночь длится всего несколько часов. Солнце быстро поглощает опустившуюся прохладу на землю, которую приносит ночь, не давая ей ни одного шанса.

Я встал напротив Алисы и склонился перед ней, опираясь ладонями о деревянное сидение качелей по обе стороны от ее бедер. Наши лица были в пару сантиметрах друг от друга. Я сократил расстояние до непозволительно критической. Алиса улыбалась и теплым взглядом изучала мое лицо. Я делал тоже самое, но вскоре не сдержался и снова задержал голодный взгляд на ее приоткрытых губах, через которые Алиса выдыхала.

Жажда невыносимая. Ее губы стали для меня желанной прохладной водой во время жары.

Я сжал челюсть и посмотрел в сторону.

— Твои туфли унесли волны.

Очевидно, что эта информация ей не нужна, но я обязан был сменить обстановку и отвлечься от ее губ. Я выпрямился, и Алиса спрыгнула с качелей.

— Они были на один вечер. С таким же успехом я могла выбросить их в мусорный бак, как ты выбросил чужую жилетку.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся я. — А Томасу выделят новую.

— Хочу, чтобы ты знал: для меня еще никто ничего подобного не делал.

Ее признание выбило весь воздух из моей груди. Я сглотнул и сделал все возможное, чтобы отогнать гребаную возникшую сентиментальность.

— Не за что, — шутливо ответил я улыбаясь.

У меня полно возможностей, тем более, когда Алиса идет ко мне навстречу, благодаря чему я убежден, что она не влепит мне пощёчину, если поцелую ее. Но меня тормозит глупая мысль, что если я захочу присвоить Алису себе, то от этого ей будет только хуже.

Алиса

Тихо пробравшись в дом около пяти утра, я собрала подолы грязного, мокрого платья, чтобы не испачкать белые полы, и на цыпочках начала обходить гостиную.

С моего лица не спадала счастливая улыбка, потому что в голове все еще в ярких красках хранились воспоминания невероятной ночи, которые мне подарил Уильям. Они прокручивались каждую секунду и питали сердце всеми гормонами счастья.

Я не желала прекращать думать о том, что устроил Уильям, чтобы пробраться в мой дом и подарить мне счастливые мгновения. Уильяму порадовать меня не столь тяжело, достаточно вывести из дома и просто говорить обо всем на свете. Но ему удалось сделать намного больше.

Поднимаясь по лестнице, я размышляла о том, зачем Уильяму помогать мне и стараться скрасить мою жизнь яркими красками. Я вижу в его глазах, что моя судьба ему небезразлична и это понимание греет мою заледеневшую душу. Но, если Уильям так трепетно относится ко мне только потому, что я вызываю жалость или потому, что он видит во мне младшую сестру, то ему лучше остановиться, иначе это сделает мне больно.

Поэтому я пыталась выпытать из него правду и понять, зачем он это делает. Ответ был притянут за уши, и я решила выждать другой момент, чтобы выведать истину. Я должна знать причину того, что толкает Уильяма на такие необычные поступки, как переодевание в официанта, только чтобы пробраться в мой дом и найти меня. Хочу понять, зачем Уильяму тратить на меня свое время. Что им движет?

Незнание и мои собственные доводы сводят меня с ума. Я могу обманывать саму себя и придумывать причины, которые заставят сердце биться быстрее и питать его жестокой надеждой.

Надежда для меня всегда жестокая, потому что вечно разбивается вдребезги, так и не исполнив моих желаний, когда я так этого хотела. Надежда всегда появлялась в моей жизни, внушала, что будет приятный итог, а после просто уничтожала. Никогда не помогала, а лишь делала больно. А если и Уильям станет моей надеждой на счастливую жизнь, светлое будущее, то я этого не вынесу. Она всегда работает против меня, будто выбрала жертву для развлечений.

Все имеет жестокость в этом мире. Даже самое светлое чувство посыпано пыльцой мрака.

Я просто хочу быть счастливой, как сегодня. И чтобы так было всегда. Но всегда есть большие преграды, которые порой настолько сильны, что я падаю духом и перестаю бороться. Потому что все идет против меня. А Уильям буквально спасательный круг, который я не желаю терять, чтобы быть способной прожить эту жизнь. Но в то же время, я не хочу тащить его за собой в непроглядную бездну.

Как же сложно, когда эгоизм теряется среди голосов совести и разума.

Я с тяжелым вздохом открыла дверь своей спальни. Позитивные мысли быстро сменились на пассивные. Сейчас я избавлюсь от потрепанного платья, постою под душем и лягу спать. Закроюсь с головой под одеялом, отключу все звуки мира и провалюсь в царство Морфея, где меня не потревожит реальность. Но в последнее время имеется лазейка, через которую она проникает в мой безмятежный сон и продолжает беспокоить меня, задавать самой себе кучу вопросов о том, как я смогу жить в дальнейшем. Это уматывает. Я даже во сне не могу отдохнуть из-за…

…я оцепенела на месте, когда увидела Джексона, рассматривающего холст в углу комнаты. Мое сердце сначала замедлило свой ход, а после стало биться с такой силой, что мне приходилось с трудом втягивать в себя воздух.

Джексон медленно повернулся ко мне в пол оборота, чтобы он мог видеть не только меня, но и продолжать бросать холодный взгляд на холст. На нем распространились краски черного, бежевого, розового и, самого главного, голубого цвета. Мне пришлось долгое время разводить его, чтобы получить точный, как реальные глаза Уильяма.

Да, я сидела в своей спальне все три дня и рисовала его портрет. Эта идея посетила меня ночью, перед сном. Я настолько загорелась желанием нарисовать Уильяма, что забыла про сон и еду. Были только я, холст, краски и образ парня перед моими глазами. Каждый изгиб его лица, каждый контур, каждую деталь я рисовала с особой сосредоточенностью. После каждого мазка кисти я все ближе была к образу Уильяма, который стоял перед моими глазами. Осталось совсем немного доработать, чтобы получить его целостный портрет и радовать себя постоянно, стоит мне войти в свою спальню и видеть лицо Уильяма в углу.

Видеть его глаза и улыбку, пусть даже заставшие на холсте, для меня огромное счастье. Стоит увидеть Уильяма, как все тяжелое, сидящее во мне, испаряется или превращается в воздушный шар. Мне с ним легко во всех смыслах и с каждым днем желание находиться рядом чаще только возрастает.

После этих мучающих меня мыслей, которые насылали печаль в сердце, я и решилась нарисовать его портрет, чтобы хотя бы таким образом облегчить свою участь. Участь, когда мне приходится быть в одиночестве со своими дурными мыслями и делать все возможное, чтобы они не поглотили мою силу и не сделали из меня душевнобольную.