Майкл резко помрачнел. Он хотел бы что-то сказать в свое оправдание, но вместо потока слов сжал челюсть и встал из-за стола, поправляя ворот своей рубашки.

Я моментально пожалел о своих последних словах. У Майкла своя боль, о которой он молчит, потому что хочет забыть. Эту страницу он больше никогда не перевернет обратно. Даже воспоминания подавляет. Я так не смогу, поскольку у меня чуть иная ситуация. Отпустить, потому что необходимо, потому что так лучше и отпустить, потому что она потерялась — эти слова отличаются.

— Дай мне хотя бы по морде, — обреченно проговорил я, глядя на друга виноватыми глазами.

— Иди к черту, — процедил он. — Поехали.

Уильям

Мы с Майклом доехали до назначенного места. Там уже активно работали криминалисты и полиция. Вспышки фотоаппаратов над мусорным баком доказывали то, что мертвая девушка все еще лежит там, и мы успели до того, как ее вытащат оттуда и отвезут в морг на экспертизу.

Я бесцеремонно растолкал любопытных зевак, которые уже столпились здесь и тихо обсуждали произошедшее, приподнял полосатую ленту, и мы с Майклом вошли на место преступления. Отдельная каста этого сборища — журналисты, которые жаждут сорвать большой куш и сделать сенсацию. Хотя новости о преступлениях в этом городе настолько заезжены, что даже из убийств маньяка сделать сенсацию несколько тяжеловато.

Когда после окончания академии меня направили на работу в Чикаго, мне захотелось взвыть, ведь понимал, насколько здесь много работы. И действительно, стоило мне перешагнуть порог отдела, не посмотрели на то, что я новенький и только после академии, а взвалили кучу нераскрытых дел. В первый же день на моем столе образовалась Пизанская башня из многочисленных папок — от самых тонких, до самых толстых, готовые вот-вот рухнуть.

Сейчас я понимаю, что эта работа мне необходима. Чем больше работы, тем меньше времени на бесконечный поток мыслей об Алисе. Эти мысли крутятся вокруг двух составляющих — ищу я ее живую или все же мертвую. Эта непрерывная карусель сводит с ума.

Мы с Майклом приблизились к мусорному баку, возле которого стоял Фостер и записывал все происходящее на бумаге. Увидев нас он пожал нам руки. Я заглянул в бак и рассмотрел подарок, брошенный нам омерзительной личностью, за которой охотятся уже четвертый год. Он начал свои преступные деяния еще задолго до того, как к работе в Чикаго присоединился я. Число его насильственных преступлений варьируется от тридцати до сорока пяти жертв. Все девушки от двадцати до двадцати пяти лет, брюнетки. Точное число жертв за ним не установлено, поскольку некоторые девушки объявлены без вести пропавшими. Те, которых довелось найти, все они лежали мертвыми и голыми в мусорных баках.

На теле данной девушки многочисленные гематомы, руки связаны, на запястьях застывшая кровь. Под вспышками фотоаппаратов и так бледное тело превращается в белый мрамор. Таким видит маньяк искусство.

— Как думаешь, почему он убивает? И вот таким образом?

Молчание прервал Фостер, который вместе со мной начал рассматривать тело погибшей молодой девушки.

— Ты прекрасно знаешь, что у каждого маньяка психические проблемы. — Я повернулся спиной к мусорному баку и закурил. — Этот наказывает тех девушек, кто отдается кому попало.

Фостер издал смешок.

— Это ты так называешь проституток?

Я выпустил дым из легких.

— Среди жертв не было проституток, болван, — мрачно ответил Майкл и тоже закурил. Я постарался одной фразой, чтобы его настроение осталось скверным на весь оставшийся день.

— Так я называю тех девушек, кто изменяет. Он сравнивает их с мусором, — сказал я, посмотрев на Фостера.

Он открыл рот и на его лице застыла догадка.

— То есть ты имеешь в виду, что когда-то в молодости ему изменила девушка и теперь он наказывает тех, кто поступает так же?

Майкл посмотрел на Фостера так, словно набил рот лимоном.

— Тебя вообще за какие достижения повысили до офицера полиции? За заполненные бумажки? — Майкл ударил рукой по папке, которую держал Фостер, и та упала на сырую землю. В эту же секунду мой друг решил покинуть место преступления и ушел за ленточную линию ограждения.

— Что это с ним сегодня? Секс с очередной не понравился? — прокомментировал поведение моего друга слегка растерянный Фостер, приподнимая свою папку и оттряхивая от прилипшей желтой листвы.

Я бросил окурок и приподнял ворот своего пальто, защищая шею от промозглого октябрьского ветра.

— Считай, что так, — только и ответил я, хлопнув его по спине, и удалился за другом.

Я сел в машину Майкла на пассажирское сидение. Он сидел на водительском и продолжал курить, сохраняя свое хмурое выражение лица. В моей груди разрасталось чувство вины.

— Чувак, прости, я не хотел напоминать тебе о… — я осекся и тихо добавил, — …о ней.

Майкл вздохнул и откинул голову назад.

— Я всегда помню о ней.

Я посмотрел на друга с сожалением и неким пониманием. Двое страдающих, отказывающиеся существовать с большим пробелом в жизни, в котором не хватает такого нужного оживляющего элемента.

— Помнишь Руби?

— Та, с которой ты был в последний раз? Она у тебя была дольше остальных предыдущих, — заметил я.

— Да. У нее просто были рыжие волосы. Я, когда смотрел на нее со спины, представлял Виви. Даже замуж панировал ее позвать.

Я усмехнулся.

— Только ради рыжих волос? Ты совсем поехавший?

— Не суди по себе.

— Отличный аргумент. Ты так и не рассказал, почему вы разошлись.

Майкл затянулся и выпустил дым, который вышел из салона через открытое окно.

— Она начала говорить про нашу семью. Часто говорить. Когда это начало давить на мое сердце, я сказал, что не хочу этого и она молча вышла из машины. Больше мы не виделись.

Я тяжело вздохнул. Сначала несколько секунд размышлял, стоит ли озвучивать ему свои мысли по этому поводу, потом подумал о том, что мне нечего терять. Пусть Майкл не услышит меня и забудет мои слова в следующую же секунду, но друг не должен молчать, он обязан хотя бы что-то сказать. Настоящий же друг выложит всю правду.

— В этом твоя проблема, Майкл. Ты не делишься своей проблемой. Уверен, любая бы из твоих девушек приняла эту ситуацию. Вивьен точно. Она любила тебя и готова была на все. Когда она все же дала слабину и призналась тебе в чувствах, ты отверг ее, хотя у тебя был шанс все рассказать ей и пусть тогда бы уже она решала, как ей быть. Ты все решил за нее. Когда она прибежала ко мне вся в слезах, у меня было два желания: рассказать ей все самому и дать тебе по морде.

Майкл оживился и посмотрел на меня удивленным взглядом.

— Она приходила к тебе после того как я…

— …после того как ты лишил ее право выбора. Она искала утешения.

Майкл сильно сжал челюсть и нахмурился. Он тут же отвернул от меня свое лицо и провел по ней ладонью. Я решил сам успокоиться и дать ему дельный совет.

— Друг, у тебя есть реальный шанс жить с любимой женщиной и жить счастливо. Ты сам уничтожаешь себя своим молчанием. Если ты скажешь, от этого никто не пострадает. Даже твое чертово эго. Современная медицина решает многое.

— Пять лет прошло, — пробубнил Майкл. — У нее наверняка семья.

— Позвони и узнаешь, как она живет. Или это сделаю я.

Майкл раздраженно фыркнул и посмотрел на меня.

— Ты решил карму себе подчистить? Свою жизнь не можешь наладить, за мою взялся?

— Моя жизнь тяжелее твоей. Она в вечных поисках и не наполнена шансами. Лишь маленькой надеждой. Ты же способен наладить свою жизнь, надо всего лишь развязать язык.

Я открыл дверь и вышел из салона автомобиля, чтобы сесть в свою. Я нагнулся, прежде чем закрыть дверцу.

— И не потерять еще больше времени, — добавил я.

Весь оставшийся день я провел в отделе. Я был рад большой работе, но мне с каждым днем все тяжелее сконцентрироваться на одном и не перекинуться на мысли об Алисе. Мой мир последние пять лет беспрерывно крутится только вокруг нее. Просыпаясь утром я мысленно задаю один и тот же вопрос: «Как она живет сейчас?». А потом поток второстепенных вопросов, вытекающих из главного: «Улыбнулась ли она утром?», «Чем питается?», «Чем занимается в данный момент времени?», «Думает ли она обо мне?»