Туман внизу вдруг ожил. Днём похожий на большое облако сахарной ваты, к ночи преобразился в бушующее ледяное море. Но волны этого моря формировал отнюдь не ветер и тем более не подводные течения.

Виной всему были отощавшие серые крысы, заполонившие улицу. И что самое ужасное — это звуки, которыми вдруг наполнился вечерний воздух.

Крысы пищали, визжали, кричали и рычали.

И они явно оказались раздосадованными по поводу потери столь крупной добычи. Но ведь крысы — грызуны! Они не едят людей! Так ведь?

Тем временем потрескавшаяся бетонная плита, некогда являющаяся верхней ступенькой крыльца и местом, откуда я так удачно стартовала пару минут назад, залезая к Ирочке, являла собой курильскую версию чёрного квадрата Малевича, не иначе.

За считанные секунды внизу — прямо под нами! — оказались десятки крыс, в ожидании ужина. Самые матёрые крысы с рёвом и писком выталкивалисородичей поменьше с этой плиты, не сомневаясь, что рано или поздно кто-нибудь явно рухнет вниз. Господи, да откуда они взялись-то?

Получается, если бы не Ирочка, то я бы так и полетела в это «море».

— Ой, смотрите, — воскликнула девочка, — они, когда вверх смотрят, так усиками смешно шевелят. Интересно, о чём они думают?

Я на миг даже бояться перестала. Сидеть практически ночью в тумане в двух метрах от кишащей полчищами крыс улицы и рассматривать, как у них усики дрыгают! Непостижимо!

Глава 6.2.

— Ирочка, а как ты здесь оказалась так поздно? — мне крайне важно было сейчас отвлечься от ситуации, в которой я оказалась. Почему-то компания этой девочки сейчас ни капельки меня не смущала — я не испытывала никакого страха и ужаса перед ней. Во мне скорее проснулось любопытство.

— Гуляла. Правда, я уже домой собиралась идти, но тут они и пришлось немного подождать. Вряд ли они станут здесь торчать всю ночь. К тому же папа скоро отправится меня искать, у него хоть теперь нет пистолета, но соображалка работает на все сто.

— У твоего папы был пистолет? — как бы ненароком поинтересовалась я, понимая, что так и не узнала толком ничего о родителях девочки. А вдруг, он какой-нибудь неуравновешенный псих, и опасен для общества? Кто, скажите мне, добровольно захочет поселиться в нашей глуши? Правильно! Никто!

— Был раньше. Но когда он за мной приехал, то пистолета у него уже не было. Я думаю, ему пришлось выбирать: или оружие или я. Но я очень-очень рада, что он меня выбрал. Мы когда с мамой жили, то мне временами было очень страшно. И пусть я скучаю по ней, но думаю, ей сейчас лучше, чем раньше, а мне с папой так хорошо. Он готовить умеет! Представляете? На днях такие лепёшки с сыром нажарил, я думала, у меня живот лопнет, сколько я их съела.

— Почему же он так и не приходил в класс? Я уже таких ужасов о нём напридумывала, — пробормотала я.

— Просто он знает вас, вы с ним в детстве дружили, а потом, что-то случилось здесь, и папа уехал. И если бы не я, он никогда бы сюда не вернулся. Но я рада, что мы здесь. Здесь так красиво! Я столько жизни нигде не видела.

— ЗДЕСЬ? — я чуть с козырька не навернулась от подобных рассуждений.

— Конечно! Здесь только людям плохо живётся — денег не достать. А животным здесь так хорошо. Ведь на них толком никто не охотится. А растения! Какие мне папа красивые орхидеи показывал! Таких даже в магазине не купить. А океан! Если бы я могла, то осталась бы здесь навечно. Превратилась бы в чайку и летала бы, летала… и любовалась этим раем.

Вот тебе и Ирочка!

Я слушала этого ребёнка и поражалась своей профессиональной слепоте. Как можно было принять эту девочку за ребёнка с диагнозом? Когда я стала мыслить стандартами? Ведь ещё во время учёбы я надеялась, что сумею в каждом ребёнке разглядеть в первую очередь ЧЕЛОВЕКА, а уже потом вникать в его способности и таланты. И нате. Конечно, можно оправдаться собственной усталостью, зверской занятостью и прочим, но только детям, которых я учу от этого не легче.

Так мы и сидели на небольшом козырьке, думая каждая о своём. И сколько мы бы так просидели — неизвестно, только неожиданно тишину, нарушаемую беспрерывной крысиной вознёй, нарушил рёв машины или, скорее, мотоцикла, который переполошил всё серое войско.

— Ой, а вот и папа! — обрадовалась Ирочка, вскочила на ноги и принялась звать отца.

Пришлось подниматься вслед за девочкой, чтобы посмотреть на её родителя. И когда древний и смутно знакомый мотоцикл приблизился к нашему наблюдательному пункту, я окончательно растерялась, выяснив наконец-то, кто является отцом чудо-ребёнка.

— Воронцов? — опешила я, когда водитель мотоцикла припарковался прямо под нами, не заглушив при этом двигатель и разогнав всех крыс подальше от крыльца подъезда, — это, и правда, ты?

— Я, Свет, — устало ответил старый знакомый, — давайте спускайтесь, барышни. Только быстро.

Мотоцикл Воронцова ревел на всю округу, отчего крысы не решались приближаться, а только лишь следили за нами, поблёскивая чёрными бусинами глаз.

Я спускалась вниз первой, стараясь не смотреть особо по сторонам, но всё же заметила, как одна из особо голодных животинок попыталась подобраться к нам поближе, но услышав, как мотор взревел громче, никто так и не решился попробовать нашу компанию на вкус.

— Ириш! — крикнул Воронцов, и буквально через пару секунд, довольная Ирочка ловко стекла вниз по трубе и приземлилась за спиной отца. — Свет, не тормози, млин!

Только сейчас я поняла, что стою и смотрю, как к мотоциклу со всех сторон медленно поползли крысы!

Пулей взлетела вслед за Ирочкой на заднее сидение, с облегчением осознав, что вероятность оказаться дома живой и невредимой растёт с каждой секундой.

У нашего подъезда крыс не было видно, но я не стала дожидаться высадки непрошеных пассажиров и быстро спрыгнула с мотоцикла, стоило только Сергею сбавить скорость и оказаться у заветной двери.

Усталость накатила на меня уже дома. По лестнице бежала, перепрыгивая ступеньки, а вот стоило мне зайти в квартиру, и ноги мелко задрожали, а из рук, прямо на пол, выпала сумка с тетрадями, которая вдруг оказалась неподъёмной. Перед глазами до сих пор стояло серое крысиное войско, так некстати вынырнувшее из клубов тумана.

Хотя сложно представить ситуацию, в которой подобная встреча могла быть предсказуемой, и тем более — ожидаемой.

Едва заглянув в комнату к детям и убедившись, что у них всё в порядке, пожелала спокойной ночи и ушла к себе рыдать в подушку от отчаяния и страха.

А что, если бы я не встретила Воронцовых? А если бы вместо меня с этим крысиным морем столкнулись бы дети? Что мы обнаружим в Горном, когда туман схлынет?

Я устала. Устала постоянно бояться и оглядываться.

Утром следующего дня я сидела на кухне, пила горячий кофе и с умилением смотрела на своих детей.

Сашка мыл посуду, а Анечка расположилась рядом со мной и разглядывала лежащую перед ней коробочку с семенами драгоценной лилии Глена, которые уже практически высохли и ждали, когда их упекут на время в морозилку. Наш маленький ботаник выяснил на досуге, что семенам обязательно нужно «перезимовать» иначе они не взойдут.

Сколько всего мы узнали об этом растении за последние дни!

— Анечка, — обратилась я к ребёнку, — почему ты так пристально разглядываешь эту коробочку? Ты ведь её каждый день видишь. Что-то не так?

— Нет, вроде всё нормально, — тихим голосом ответила Аня, продолжая при этом вглядываться в своё сокровище. — Просто боюсь, как бы эта сырость не навредила семенам. Я в комнате и форточку закрываю, когда мы уходим и убираю на самый верх, а всё равно боюсь, что туман просочится в квартиру и семена погибнут.

— Ань, а давай их в духовке просушим? — тут же брякнул Сашка. — А что? Вмиг высохнут. Кто знает, а вдруг они ещё и вкусные?

Перепалка, возникшая на ровном месте, позволила мне окончательно расслабиться. Отчего-то я не сказала детям о вчерашнем происшествии, объяснила только, что посёлок кишит крысами и пока выходить на улицу опасно.