– Нет. Мама. Это ты не понимаешь. Я рожу этого ребенка. И ни ты, никто другой не помешает мне.

– Мы погибли, дура. Из-за того, что ты раздвинула ноги перед первым встречным. Это ты не понимаешь… Риша… Зачем тебе младенец от алкаша нищеброда когда муж у тебя носитель шикарного генофонда? Родишь уродца…

– Мама, ты забываешься,– кривлю я губы в фирменной улыбке чертовых Половцевых. С кем поведешься…– там твой внук, или внучка.

– Там наша погибель. И Северцева твоего сотрут с лица земли, ты понимаешь это, если узнают, что этот младенец его? – шепчет мама. Нет, я не понимаю, но мне до ужаса страшно. – Ира, послушай. Половцевы мне доверяют. Давай завтра я тебя отвезу в клинику. Это нормально, что мать за дочь волнуется. Какой у тебя срок?

– Около четырех недель,– лепечу я, пытаясь понять, что задумала моя матушка.

– Прекрасно. Скажем что с первого раза удалось подсадить тебе эмбрион. Заплатим врачу, чтоб молчал. Четыре недели небольшой срок. Недоношенные дети порой рождаются достаточно крупными. Половцевы получат внука. Ира, детка…

– Ты соображаешь, что ты несешь? – ошалело спрашиваю я.– Ты же сама всегда меня учила говорить только правду.

– Я нас спасаю. Говорить правду хорошо, когда ты жив. А это состояние становится для нас роскошью, по твоей вине, – я вижу что мама на грани истерики. Всхлипывает. И этот ее ужас передается мне, крутит тошнотой. Надо разобраться. Срочно. И еще… Мне срочно, просто жизненно необходимо хотя бы услышать Северцева.

– Хорошо. Но ты мне дашь свободу передвижений, пока мы будем на «процедуре»

– Ты же не собираешься совершить глупость, дочь? Твоего мента просто уничтожат, если ты расскажешь ему…

– Не бойся, мама. Я ни за что не позволю пострадать тем, кого люблю,– обещаю я, целую ее во влажную щеку, борясь с дурнотой. Главное, чтобы она мне поверила.

– Ты его любишь?

«Больше жизни» – думаю я.

– Леша, я сама отвезу Ирину к доктору. Так ей будет спокойнее,– Лидия положила руки на плечи Половцева, замурлыкала как кошка, чувствуя как напряглись мышцы под ее ладонями.– Ну не будь букой. У нас только начинают налаживаться отношения с дочерью. Это важно.

– Кому? – ухмыльнулся Алексей. Но расслабился, откинулся на спинку дорогого кресла, перехватил женскую руку и поднес ее к губам.

– Всем, Леша. Всем.

– Охрана поедет с вами,– безапелляционность в его тоне всегда раздражала Лидию. Она едва сдержалась, чтобы не впиться ногтями в плоть этого мерзавца. Но… растянула губы в приторной улыбке, склонилась к уху любовника. А ведь она предала мужа ради него. Все бросила на кон, как в покере. Алл ин. Жила как тварь в занюханном пыльном городишке, выжидала, выживала. Леша, Леша. Умный дурак. Нет. Половцев не получит то, что по праву принадлежит ее семье. Но сейчас он ей нужен. Нужен как никогда. Времени осталось совсем мало. Проклятый Майоров все предусмотрел, кроме…

– Милый, ну куда мы денемся? Риша очень злится и напрягается. Дай ей себя свободнее почувствовать. Это залог доверия, милый. И я же буду с ней. Ты мне не доверяешь?

– Доверяю,– прохрипел мужчина. Он солгал, Лидия слишком хорошо знала своего любовника. Чересчур. Значит будет соглядатай, а это очень-очень плохо.

– Нет, милый. Так не пойдет. Я тебя как облупленного знаю,– жарко прошептала женщина.– Ришино условие – свобода. Увидит твоего нукера, взбрыкнет. Слишком много поставлено на карту, чтобы рисковать. Я заинтересована не меньше твоего. Так что…

– Ну хорошо,– простонал Половцев, когда его Лида опустилась на колени перед ним.– Ты всегда умела убеждать.

Чертова баба. Он думал, что со временем перестанет так реагировать на ее выкрутасы. Не смог. Даже молодые шлюшки не дарили ему гребаного восторга, как украденная у друга жена. Чертова баба. Ведьма.

Когда она сбежала от него двадцать лет назад, Половцев чуть не рехнулся. Но искать не стал. Даже обрадовался, что она так легко ушла с его пути. Почувствовала опасность своим женским нутром. Жалко было ее уничтожать. Девчонку, свою крестницу, Половцев даже в расчет не брал, как помеху. А оно вон как обернулось. И не напрягся, когда спустя двадцать лет на пороге появилась Лидия, не изменившаяся, все такая же красивая, словно душу продала демонам. Привет из прошлого. Призрак в белом. Удивился – да, но не сразу осознал приближение армагеддона.

И с того дня он потерял покой. Ничего. Скоро все разрешится. Он получит желаемое и… Ни Риши, ни Лидии в его дальнейших планах не было. Скорее всего это будет автомобильная авария. Это будет его жертвоприношение. Неизбежное.

– Расслабься, милый. Мы все сделаем как надо,– пропела женщина,– есть еще время.

– Да, дорогая,– прохрипел Половцев, погружаясь в тяжелое удовольствие.

*****

Холодно. Мама идет рядом к машине, поданной ко входу водителем, совсем не замечая ледяного ветра. Идет прямо, на лице ни одной морщинки. Идеальная рядом со своей неидеальной дочерью. И совсем не похоже, что она совсем недавно лечилась от страшной болезни. Слишком цветущая. Абсолютно уверенная в себе. Она такой всегда была, и я так хотела быть похожей, такой же непогрешимо-безупречной.

А теперь я не хочу. Не хочу быть идеальной. Хочу быть счастливой. А это возможно только рядом с таким же неидеальным Северцевым.

– Тебе сделали хороший нос, мама,– выдыхаю я, вместе с облачком пара.– В клинике были неплохие спецы, да? Почти не видно вмешательства.

– Риша, бывает ложь во спасение. Ты должна мне сказать спасибо, что я устроила твою судьбу. Хорошо устроила. Думаешь лучше было остаться в той дыре, в которой мы с тобой влачили существование? И сейчас все ради твоего будущего и будущего твоего ребенка. Надеюсь внук там, детка.

– В той дыре я была собой, а не Ришей. И я просила не называть меня так,– морщусь, скорее от приступа утренней тошноты, которая стала моей постоянной спутницей, нежели от дурацкой клички, той что наградил меня муж. Любимый муж. Смешно, я ведь какой-то месяц назад думала, что не переживу его измену. А теперь…

– У тебя будут морщины, если не прекратишь гримасничать. Отошли шофера, я сяду за руль,– мама говорит ровным тоном, уверенной в себе женщины.– Давненько я не лихачила. Знаешь, дочь, жить надо вовремя и с удовольствием. Запомни. Надо вкусно есть, одеваться красиво, водить шикарные машины и позволять себе безумства, пока есть возможность. И не упускать ее, эту самую возможность. Держать крепко, не гонясь за чертовой синицей. Не будь дурой, Половцевы твой билет в шикарное будущее, в котором будет все, включая власть.

Будет все, кроме счастья и любви. Все кроме самоуважения и обычной жизни.

– Да, мама, – киваю я, садясь в шикарную машину, похожую на катафалк.-Радио включи. И следи за дорогой, мама. Водишь ты даже хуже, чем устраиваешь чужую жизнь.

– Я тебя родила, так что твоя жизнь мне отнюдь не чужая. И не позволю гробить эту жизнь на нищего мента.

– Я люблю его, мама.

– Любовь – это не роскошь, а глупость. Она очень быстро превращается в рутину и ненависть. Этого твоего… За что его любить?

– Любят не за что-то,– я ее совсем не знаю, эту женщину, крутящую руль. Абсолютно. И это откровение, свалившееся мне сейчас на голову, просто придавливает меня к роскошному кожаному сиденью.

– Нет, детка. Не бывает безусловной любви. Всегда есть условия,– я вижу улыбку матери в зеркале заднего вида. Она циничная и недобрая.

– А меня ты за что любила, мама?

– Я тебя и сейчас люблю, глупышка. Поэтому и не даю тебе провалиться в пропасть.

– Ты не ответила на вопрос.

– Я не отвечаю на глупые вопросы.

– Помнишь. Давно, ты читала мне книгу про то, как исчезли все родители и дети устроили праздник непослушания?

– Да, ты болела тогда,– тон мамы теплеет.

– Я очень боялась, что ты тоже исчезнешь. Что как отец просто уйдешь навсегда. А теперь, я боюсь, что…