Толкаю тяжелую дверь и задыхаюсь от свалившейся на меня чужой жизни. В этом мире нет места, таким как я, можете снобкой меня считать. Да кем угодно. Но мне дурно. Все вокруг буквально воняет развратом что ли. Иду по длинному коридору, стараясь не дотронуться ни до чего. Нет, это точно какая-то ошибка. Скорее всего меня перепутали с кем то, а мужчина, о котором говорил капитан, просто полный тезка моего мужа.

– Вы к кому?– вырастает прямо передо мной огромный мужчина, затянутый с ног до головы в камуфляж. Лица его я не вижу. И от этого мне вдруг становится смешно.

– Мне звонил капитан Северный – глупо хихикнув, отвечаю я бойцу.– А что, сейчас в публичных домах работают капитаны полиции? И по какому праву вы меня заставили явиться в этот гадюшник?

– Северцев все объяснит. Идите за мной.

И я иду, с трудом переставляя одеревеневшие ноги. Как на голгофу. Только что без креста на плечах.

Знаете, иногда лучше просто расслабиться и плыть по течению. Получать удовольствие, так сказать. Мда.

Все пространство небольшой комнаты, куда привел меня безлицый боец занимала кровать. Бархатные портьеры, красный свет, заливающий помещение, запах пота, пачули и похоти. И в центре красотищи мой Витя, распятый на кровати. Я даже не сразу замечаю высокого широкоплечего мужчину, сидящего возле комода на уродливом кривоногом пуфе и блондинку в кожаном белье. Уставилась на мужа, развратно развалившегося на ложе, глядящего на меня расширившимися глазами и мычащего потому что кляп у него изо рта или не потрудились вынуть. А скорее всего просто заткнули по новой, чтобы не слушать угрозы сына очень крутого бизнесмена, считающего, что ему все дозволено. Он всегда был таким: грубым, нетерпимым, самоуверенным. Никому не позволял перечить или не дай бог пытаться главенствовать. Немного изменился после нашей свадьбы. Но…

– Откуда у тебя такие трусишки? О, а там что? С ремнями. Ну, рядом с тобой лежит? – спрашиваю с интересом, но боюсь, что еще немного и просто свалюсь на чертов пушистый ковер, на котором сейчас переминаюсь с ноги на ногу, как цирковая лошаденка. Взгляд не могу отвести от латексных стрингов, в которые затянуты бедра моего любимого мужа, и от его опавшего члена. Как маньячка, ей-богу.– Тебе не идут такие. И для яичек вредно. Парниковый эффект, и все такое. А эта штука не для тебя, надеюсь?

–Витя, это кто? Жена твоя? – писклявый голос отвлекает меня от созерцания краха моей жизни. – Ты же говорил, что она инвалид. Что не можешь ее бросить. Витя…

Я перевожу взгляд к источнику звука, и первое, что вижу – два золотых неразлучника, усеянных бриллиантами, болтающихся в ушах шлюхи. Она миленькая, даже хорошенькая. Нос кнопкой, губы бантом, белокурые волосы до задницы и сиськи… Это дирижабли, а не женская грудь. Как она еще не переломилась при такой тонкой талии? И кожа. Ни одной веснушки, ни чертова пятнышка. Как фарфоровая светится в красном блеклом свете.

– Точно, умственный инвалид. Господи, ты ложился со мной в постель, вернувшись вот от сюда. Трогал, целовал,– сиплю, борясь с дурнотой и омерзением. И эта женщина? Почему ты ее отсюда не забрал, это же… омерзительно.

– Витюше нравится антураж,– капризно дует губку проклятая потаскуха.– Вы же с ним не спите. Болеете. Ему надо расслабляться. Мы специально приезжаем сюда заниматься любовью.

– Сплю. То есть… Это не ваше дело. Это вообще… – господи, что я несу. Выгляжу полной дурой, даже этот Северцев смотрит на меня с жалостью.

Я потом просто теряюсь в пространстве. Больше не в силах сдерживать рвущуюся из души ярость и боль.

Прихожу в себя, болтаясь в руках огромного мужика, больше похожего на сказочного великана. В кулаке у меня зажато… Фу, что это? Парик? Так куколка не блонди?

Из горла рвется истеричный смех. Даже не смех, хохот. Я точно знаю, что будет дальше. И потому не сильно сопротивляюсь спасительной тьме, укутывающей меня в кокон блаженного беспамятства.

– Ирина Игоревна. Мать вашу,– последнее, что я слышу, обмякнув в объятиях Северцева, который разрушил мою жизнь до основания, пригласив сюда. Нет, не он виноват, конечно. Но…

Что это было? Подстава, или действительно ментовской рейд по отлову проституток? Нет, конечно, эта унылая дура не могла организовать такого. У нее бы не хватило ни духу, ни сил, ни ее рыбьего ума. Хотя, конечно, он здорово лоханулся перепутав подарки. Да и хер с ней. Эта дура, способна только месить свою гребаную глину и продавать уродливую мазню с аукционов. Нет, он ее не ненавидел. Просто не любил. Не мог видеть эти чертовы веснушки, рассеянные по ее слишком худому телу, и маленькую грудь, которую она еще больше маскировала какими-то совершенно нереальными, аляпистыми балахонами. Да и женился по указке отца, потому что старик возжелал себе в невестки эту чертову конпатую суку, закомплексованную до состояния деревяшки. Под старость лет старый заделался меценатом и страстным ценителем изящных искусств. А Ирка подавала огромные надежды, как скульптор и художник. И сама она такая была – неприступная, как статуя каменная. Девственница с замашками аристократки. Все, как папочка хотел. Проверил ее с ног до головы. Он просто из охотничьего азарта добился этой дуры. Влюбилась, как кошка. Идиотка, чертова. То ли дело Гелька. Огненная, горячая, как скаковая лошадь. Она его понимала, трахалась с отдачей. Исполняла все его прихоти. Все до единой. Виктор сглотнул липкую слюну, вспомнив гибкое тело любовницы. В паху потяжелело. Надо отвлечься. Срочно.

– Хочешь я поведу? Ты ведь не любишь ездить за рулем, тем более ночью,– ровно спросил Виктор, прервав затянувшееся тяжелое молчание, повисшее в дорогом автомобиле, который он подарил этой неблагодарной гадине на день рождения месяц назад.

– Ты прав, я не люблю ездить по ночам. А еще я не люблю вытаскивать мужа из блядских объятий, и пробки анальные не люблю,– ее голос дрожал. Риша на пределе. Только истерики ему сейчас не хватало.– Вить, почему ты так со мной? За что? Черт, у нас ведь годовщина сегодня. Подарочек ты мне селал- закачаешься. Как ты мог, Витя? – она ударила по рулю ладошками и всхлипнула.– Я отвезу тебя домой. Сама переночую в городской квартире. Семену Петровичу сам все объяснишь. Я не хочу больше копаться в этой грязи. Мне даже в одной машине сейчас с тобой тесно.

– Детка, все не так. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю. Послушай, это просто подстава, кто-то снова роет под отца. Да послушай, мать твою, – он протянул руку, чтобы стереть слезу со щеки жены, но она отшатнулась, как от пощечины. И на ее лице было написано такое отвращение, что он ослеп от ярости. Да кто она такая эта дура? Грязь с ногтей, возомнила себя великомученницей. Нищенка, которую он превратил в подобие нормальной бабы. Дал ей все, о чем может только мечтать любая провинциальная лохушка.

– Не трогай меня. Мне противно, мерзко, больно, – задохнулась. А ему захотелось реально влепить этой чертовой суке оплеуху. Смазать со всей силы по чертовой веснушчатой щеке. В голове помутилось от прилива дикого возбуждения.– Я подам на развод сама.

Блядь, только этого не хватало. Земля под ногами Виктора не просто горела. Она полыхала. Отец хотел внука. Наследника. Это было основным условием передачи всего бизнеса в руки сына. И хотел он его от любимой невестки, таким было условие.

– На развод? Правда? Ты ведь не забыла, детка, за чей счет твоя матушка сейчас лечится в Германии? Если я прерву финансовый поток? Как думаешь, через сколько тебе придется оплачивать похороны? Учти, они не будут пышными, потому что я лишу тебя всего, – хмыкнул Виктор, с удовольствием наблюдая за тем, как бледнеет лицо навязанной ему бабы. – Нет, детка, мы продолжим играть в интересную игру под названием «Счастливая семья». Я снова буду притворяться, что ты моя любовь, а ты заглядывать в мой рот, борать в свой, и рожать, гребаных внуков моему отцу. Он страшно хочет увидеть наследников.