*****

Часы тыкают в пространстве с таким грохотом, что кажется у меня в голове взрываются петарды. Весело, задорно, по-новогоднему. Я открыла глаза, уставилась в незнакомый мне потолок и …

– Умоляю, кто бы ты ни была, не шевелись. Просто полежи молча,– раздался справа от меня шелестящий хрип.

Молча? Я открыла рот, чтобы заорать, но не смогла ни звука выдавить из пересохшей до состояния наждака, глотки. Сипя, как синий кит выброшенный на берег, свалилась с чужой кровати прямо на пол, запнувшись о смятую простыню. Боль в коленях слегка меня привела в чувство. О боже… Господи… Я что… ?

– Почему я в твоих трусах? – опа, голос прорезался. Выглядела я сейчас как Пятачок из советского мультика, в натянутых на мои небогатые перси, на манер кокетливого комбинезончика, розово-цветочных семейках. Вцепилась в резинку. Боясь, что красотища не удержится на моей груди и я … Подождите, если я в трусах Северцева, то он…

– Апельсинка, ты прекрасна,– вымученно простонал проклятый мерзавец.– Так меня еще никто не спаивал. Заводная апельсинка.

– Скажи мне, пожалуйста, что у нас с тобой ничего не было,– всхлипнула я.– Ты ведь не воспользовался моим беззащитным состоянием?

– Беззащитным? – как-то странно хмыкнул Северцев, резко сел в кровати. Господи, слава богу, он в моих лосинах кислотных, а сверху на них натянуты… Это что? Это что? Это… Шикарная пара Пятачок и Супермен.

– Так не было ничего же?

– Конечно не было. Слава мне, благочестивому рыцарю, не пользующемуся тем, что пьяно плачет и само плывет в… на… не важно.

– В смысле? – выгнула я бровь, которая тут же превратилась в огромный болючий штырь, вошедший мне в глаз адской мигренью.

– Вы желали мстить, Ирина Игоревна. Плакали в тарелку с борщом, рвали кровожадно пампушки и ненавидели меня истово и трагично, за то, что я не сдавал своих целомудренных бастионов.

– Простите. Господи. Я ведь совсем… Я не умею пить. Точнее, я не пью обычно ничего, кроме вина там. Кисель люблю, компот, воду минеральную.

– Ага, я вчера заметил,– снова хмыкнул издевательски этот нахал. Мне захотелось провалиться под паркет.

– Как на мне оказались ваши трусы? Я что? Я вас…

– Пыталась принудить к совершению полового акта посредством силы и мошеннических угроз, говоря казенным языком.

Господи, я сейчас умру. От стыда, от головной боли и от… От…

– Простите меня. Я уйду сейчас. Приду немного в себя, и… Аркадий, я не знаю, что на меня нашло.

– Слушай, ты ведь не хочешь уходить? – в его голосе больше нет насмешки. Только усталость, присыпанная песком. И голова у меня начинает кружиться совсем не от похмелья. А ему идут эти чертовы лосины, обтягивающие узкие бедра и … и… Я не протрезвела еще, похоже.

– Я не могу жить в нищете. Да, я богатая, зажавшаяся стерва, без морали и принципов,– черт, я ведь говорю не то, о чем сейчас думаю. Но не рассказывать же великану, что мой уход избавит его от огромных проблем. Половцевы не бросают на ветер ни одного слова. Но и обещания свои выполняют всегда. Северцев получит новое звание, поднимется по служебной лестнице и думать забудет обо мне уже через неделю. А я? Кто я ему. Эпизод в его богатой событиями жизни. Оборзевшая тетка, бегущая от проблем.

– Ты ведь сейчас врешь, Ирка. Чем тебя так напугали твои подонки сродственнички? – он щурится, заглядывает мне прямо в душу.

– Северянин. Это бессмысленный разговор.

– Тогда снимай мои трусы,– рычит нахал. С чего я вдруг поплыла? Решила, дура, что этот злобный ядовитый варан, герой романа? Обычный яйценосец, у которого что в голове что в… Лосинах.

– Ты что задумал? – шиплю, как кошка, глядя на махину, приближающуюся ко мне.

– Отобрать мой подарок.

– Только тронь меня, я тебя… Я …

– Была охота. Ты не в моем вкусе. Даже с спьяну не позарился на твои хилые мощи. А трусы мне дороги, как память,– скалится Северцев. Он скалится, а у меня внизу живота зреет что-то разрушительно-убийственное. – У тебя же нет принципов и морали, Апельсинка.

– А у вас? – шепчу я.

– У меня есть,– его сиплый шепот сводит меня с ума. Точно. Я схожу с ума. Наверное поэтому выпускаю из пальцев чертову резинку как раз в тот момент, когда этот коварный искуситель подхватывает меня на руки. Мерзкие трусы падают на пол, как последний оплот добродетели.

– Слушай, впервые передо мной женщина из трусов выпрыгивает,– хрипит он, обжигает мою ключицу, словно клеймом каленым.– Ир, если ты снова решила мстить… Учти, мои принципы сейчас балансируют на самом краю падения.

– Дурак, – мой шепот тонет в его стоне. – Ты чего? Я же не в твоем вкусе.

– Чертовы лосины, слишком тесные.

Он и не понял, когда сошел с ума. Может быть в тот момент, когда впервые увидел эту странную рыжую женщину, у которой прямо на его глазах жизнь рушилась, словно карточный домик от порыва легкого сквозняка. Или когда увидел ее сломанную, на полу, в захвате распаленного, одуревшего придурка – ее мужа. Да и не важно все это. Она его вылечила, разбудила от долгого сна за короткие несколько дней. Сделала то, что никому не удалось за годы его безумного одиночества.

– А что дальше? – прошептала Апельсинка. Прижавшись всем телом к вытянувшемуся на кровати Северцеву.

– Дальше? Я тебя не отпущу,– улыбнулся он, запутавшись пальцами в огне ее волос. Задохнулся от болезненной тонкой иглы, впившейся зудящим страхом в его душу.

– Есть обязательства от которых нельзя убежать,– тихо прошептала Ирина, уткнулась носом в его грудь.

– А если я украду тебя?

– Укради, пожалуйста, капитан,– в ее голосе Аркадий услышал улыбку. Кровь ломанулась по венам, выжигая все мысли и страхи.– Северянин, ты ведь просто ошибаешься относительно меня. Не бывает вот так…

– Бывает. Ириш. Только так и бывает. По-другому – неправильно.

– Так только в книгах пишут. Может быть нам это все просто кажется?

Он не дал ее договорить глупости. Впился ртом в ее губы, почувствовал сладость и снова сошел с ума.

– Там телефон звонит,– простонала его женщина.

– Да и черт с ним. Пусть весь мир подождет.

– Ответь. Мне кажется это важно, – выдохнула Ирка. Его оранжевая сладкая морковка. – Предчувствие.

– Но, потом я тебя съем.

– Договорились.

Счастье сваливается на голову когда его совсем не ждешь. Когда уже отчаялся. Северцев поднялся с кровати нехотя. Взял в руку проклятый телефон, все еще раздумывая над правильностью происходящего. Глянул на дисплей, поморщился увидев кто ему звонит. Прошел в кухню. Не нужны Иришке разговоры о его работе. Он больше всего на свете хотел оградить ее от грязи. И еще он уже понимал, что счастье выстраданное, всегда идет рядом с проблемами и бедой.

– Если это не срочно, я приеду и тебя…

– Северцев, это капец как срочно,– рявкнул Петр так, что с Аркадия слетела его наносная дурашливость.– Бери руки в ноги и вали из города. Один. Без бабы. Ты слышишь? Она тебя погубит.

– Ты меня пугаешь,– ухмыльнулся капитан.– На деменцию давно проверялся? Я тебе сказал, что…

– Да хер я клал на то, что ты мне сказал,– прорычал полковник.– Сука, почему ты всегда находишь себе самых не подходящих баб?

– Еще раз назовешь Иру бабой, я тебя урою, ты понял? И бегать я не привык от проблем. Я сейчас приеду.

– Ты дурак? Слышал, что я сказал? Заляжешь на дно, пока я не разберусь. Или мне прислать ребят, чтоб они тебе мозг поставили на место?

–Пожалей бойцов. Им то зачем проблемы? Я не буду бегать всю жизнь, Петя. Это путь в пропасть. И знаешь, эта женщина стоит того, чтобы даже сдохнуть. Если я в этот раз снова струшу. Не прощу потом себе, до конца жизни. Это мой последний шанс. Да и не успею я уже. Тебя, скорее всего, слушают. А меня ждут у подъезда.

Северцев отключил телефон и выглянул в окно. Не ошибся. Пасут и видно давно уже. И Петька, дурак, подставился. Растянул губы в улыбке, больше похожей на оскал и повернулся к Ирине, застывшей словно тонкая статуэтка возле кухонной двери. Нет, ее он не потеряет. Не отдаст.