– Давно стоишь? – поинтересовался Аркадий.

– Достаточно давно,– сказала я честно.

– И как я тебе?

– Готовящий мужчина – это сексуально.

– А голодный мужчина, это как? Я между прочим на борщ рассчитывал.

– Прости, я … Но у меня есть для тебя подарок.

– О, мы на ты? Это после твоих домогательств?

– Нет, это после твоего шампуня,– парирую я.– Что готовишь?

–Сначала подарок,– фыркнул Северцев, отложил свой тесак, к которому прилипли кусочки сырой капусты и скрестил руки на груди, украшенной фартучными рюшами.– Ты же обещала, Ирина Игоревна Майорова.

– Что? – я вздрагиваю. Эту фамилию я не слышала очень давно. И надеялась, что и не услышу никогда.

– Ну, это же твоя девичья фамилия? – щурится капитан.

– Нет, я Колесникова,– выдыхаю я девичью фамилию матери, которую взяла по собственному желанию, когда получала первый паспорт. Надо же. Он удивлен что ли? Не все смог разнюхать, или не успел.– Что-то горит вроде.

– Твою мать. Пампушки,– рыкнув, Северцев бросается к плите.– Одни от тебя убытки, Апельсинка. Ну чего стоишь. Чеснок почисти что ли. И вон там ступка.

– Ступка?

– Ну да, не ступа. Не то, в чем ты летаешь. Ступка. Туда брось чеснок сало и разотри.

– Может на терке натереть?

– Ты охальница и еретичка. Чеснок для борща на терке? Да я тебя… Ты и вправду ведьма.

Слишком близко он подходит снова, теперь со спины. Что за моду взял? Я судорожно кидаю в ступку дольки чеснока и кусочки сырого сала, начинаю колотить пестиком, в надежде, что этот ненормальный испугается, что я его пришибу тяжелой толкушкой.

– Надо вот так, Апельсинка, – я в его власти, прижимается к моей спине, захватывает мои руки своими, движения мнущие. Растирающие. Воздух пахнет всеми оттенками вкусов и цветов существующих в мире. Но ведь не бывает так. Так, наверняка, пахнет запретный плод.

– Подарок,– выворачиваюсь из удушающего захвата искусителя.– Я обещала подарок.

Выравниваю дыхание, привалившись спиной к шершавой стене прихожей. Я погублю его, а он меня. Половцевы не бросают слов на ветер. Нужно просто разрубить этот гордиев узел. Стать стервозной сукой, без морали, гордости и себя и вернуться в семью. Это очень просто. И все будут счастливы. Мама здорова. У моего ребенка будет все, о чем только можно мечтать. А Северцев… Он получит наконец майора, и наконец то обретет желанное спокойствие. А я буду знать, что у моего спасителя все отлично. Что он жив, здоров. Черт, да что мне до него? Обмираю от того, как думаю об этом почти незнакомом мне мужчине. Страшно и неуместно. Не нужно и абсолютно бесперспективно.

– Вот,– через десять минут я вваливаюсь в кухню.– Это вам.

– Это что? – приподняв бровь, Северцев смотрит на подношение.– Ты клялась, что не будешь мне покупать трусы.

– Это прощальный подарок. Я возвращаюсь к мужу,– с трудом проталкиваю слова сквозь пересохшие связки.– А в них вы будете похожи на волка из «Ну, погоди». Ваши проститутки будут в восторге, я думаю. И наркоманы тоже.

– Неожиданно,– он что расстроен? Да нет, я желаемое за действительное выдаю. Выхватывает из моей руки подарок.– Я померю. И будем есть.

– А у вас водки нет? – черт, я еще и в синюю бездну начинаю валиться. Что стало с моей размеренной жизнью? Хотя, неудовлетворенные жизнью стервозные тетки, чаще всего заливают горе. Так что надо привыкать к новой реальности.

– Да, детка, ты все таки та, кто ты есть. Апельсинка, трусы бомба. Снимать не буду, пока не истлеют.

– Вы что, прямо тут будете их мерить?

Он уходит, хмыкнув как злой огр. А я семеню к исходящей паром кастрюле, в которой весело пузыриться рубиновый борщ.

Ну, как я тебе? – черт, подскакиваю от неожиданности. Он что, решил мне показать товар лицом.

– Я не думала, что будет демонстрация,– икаю я. Северцев в трусах по колено, бутылкой водки и двумя крохотными рюмочками смотрится брутально и в то же время очень комично. Прыскаю смехом. Боже, боже, боже. Он просто… Он…

– Прошу, мадам, борщ готов. Или ты прямо сегодня к своему извращуге поедешь? Даже водки не попьешь? Или может тебе девочкиного коньячку?

– До утра у меня есть время,– вымученно улыбаюсь, пытаясь не смотреть на страшного серого волка, который может меня сожрать.

Алексей Николаевич смотрел на женщину, лежащую в его кровати и ощущал глухое раздражение. Совсем не то что обычно. И абсолютно не то, что ему хотелось бы сейчас чувствовать. Она почти не изменилась внешне со временем, даже лучше стала, как выдержанное вино. Привык он к ней, или действительно чувствовал что-то большее, чем обычную гордость за то, что он все таки отнял ее у… Но вот внутри эта чертова баба изменилась. И ему это не нравилось. А скорее всего она такой и была. Единственная, кого не смогли прочесть ни он, ни Майоров.

– Что смотришь, Леша? –ухмыльнулась Лидия.– Не нравлюсь? Поди тут нашел кого-нибудь, пока я вынужденно просиживала свой немолодой зад в чертовой клинике? Посвежее, понаряднее. А, Половцев?

Она вроде шутила, но в тоне любовницы Половцев услышал угрозу. Может показалось, но обычно он никогда не ошибался.

– А ты ни разу не подумала о том, что отдала дочь за мерзавца? – хмыкнул он, поднялся с постели и пошел к барному столику. Выпить захотелось нещадно.

– Твой сын такой же как ты, Леша,– ударил в спину насмешливый голос.– Точная копия, ну может слегка модифицированная кровью дурочки Жанки. Усовершенствованная, так сказать. Более совершенная модель подонка. Мне тоже плесни на пол пальца и добавь лимон. И ты ведь знаешь, что Иришка просто вынужденная жертва. Папаша ее из огромной любви, сделал свою дочь разменной монеткой в игре. Она будет счастливой и богатой. Леша. Я все для этого делала целую свою жизнь.

– Ты не ответила на мой вопрос,– оскалился Половцев, превращаясь в того, кем он являлся на самом деле. Но ее не напугал. Увидел смешливые искры в глазах жены того, кто его уничтожит совсем скоро. Бывшей жены. Его трофея, вырванного с кровью. Его победы.

– Моя дочь очень умная девочка. Она умеет расставлять верные приоритеты. И еще, Половцев, Иришка любит твоего сына. А мы, если любим, идем до конца. Ты же знаешь. И расслабься. Все идет почти как надо.

О, да. Он знал. Лучше чем кто либо. И делапла она всю жизнь все для себя.

–Идеально,– улыбнулась Лидия, сделав глоток.– Ты знаешь мои вкусы лучше всех. И меня всю…

– Ты ведь понимаешь, Лида, что если у нас не получится, то мы всего лишимся.

– Я нет, котик мой. Риша не позволит матери нищенствовать. Я наелась бедности, когда ты Игоря подставил, Иришка помнит все, хоть и малышкой была. Пожалуюсь моей девочке, поплачусь. Она простит больную мать и поймет. А вот вы с сыном… И потеря вами концерна, который изначально не принадлежит тебе, поверь, покажется вам просто игрой в песочнице. Игорь умный, хитрый и опасный противник. Деньги в сравнении с жизнью и свободой просто фантики, дорогой.

– Тебе он тоже не принадлежит.

– Это факт. Но ты же решил не сообщать своему отпрыску… А, впрочем, это уже не важно.

Половцев искусственно улыбнулся. Расслабиться не получилось. Слишком многое стояло сейчас на кону. И зависело все от маленькой рыжей девки, которая на мать совсем не походила ни внешне, ни что самое главное внутренне. В Рише не было гнили и притворства. Зато было до черта тупой гордости и упрямства. Вся в отца. И еще этот мент…

– И мента этого ее нейтрализуйте,– поморщилась женщина, лежащая в кровати, будто прочтя его мысли.

– Витя обещал Рише, что его не тронут, если она вернется домой. Это основная причина ее согласия.

– Ты прям у нас самый честный на свете. Может и Игорьку жизнь сохранишь? Не дури, Леша, – хихикнула Лидия.– Иди ко мне, Половцев. А то скоро вернется наша принцесса крови, владелица алмазных копей. Мне снова придется начать умирать в ожидании внука. А я еще не насытилась тобой. Я скучала.